Закон Ордена — страница 43 из 69

– Отчего же люди возвращаются? Это заклятие? – спросил Кестель.

– Нет. Они просто возвращаются, – иногда через много лет. Иные проживают целую жизнь, чтобы понять, чего хотят на самом деле, – и возвращаются: усталые, разочарованные, смирившиеся с уготованным судьбой. Они садятся за стол, как и ты. Иногда тоже хотят поговорить со мной.

– И умирают?

– Умирают во сне, – подтвердил невольник.

– Ты убиваешь их.

Лицо невольника дрогнула, он отвернулся, будто Кестель сказал неприличное. Может, и сказал. Есть вещи, о которых не пристало напоминать, пусть они очевидны, как восход и закат солнца, или волны, ударяющие о скалистые берега, или то, что в Багровой корчме нужно платить, а на дворе колодец, который никто и не пытается спрятать.

– Ты прав, – тихо ответил корчмарь и покачал головой. – Но у нас не самое плохое место. Люди возвращаются, потому что тут чисто, хорошая еда, в камине горит огонь, а напитки исполняют мечты.

– Глупости ты говоришь.

– Может, да – а может, и нет. Ты не представляешь, насколько люди ценят, пусть и единственную, ночь, когда исполняются желания. А может, у тебя просто нет достаточно красивой мечты.

Кестель долго всматривался в покрытое рунами лицо, затем сказал:

– Но я же вернулся.

– Да, вернулся.

Кестель поднес кружку к губам. Пиво было холодным, ароматным. В камине потрескивал огонь. И правда, здесь было чисто, спокойно. А смерть приходила во сне, – в самом красивом сне, который мог увидеть человек.

Тот человек, который сумел заснуть.

– Ты оставил их в прошлый раз, – сказал невольник и положил на стол две серебряные монеты.

Кестель помнил, что оставлял их грязными и потускнелыми. Теперь они сверкали.

– Ты вычистил их? – с удивлением спросил Кестель.

Корчмарь с сожалением посмотрел на монеты. Наверное, он посвятил много времени и усилий тому, чтобы высвободить скрытое в них.

– Но зачем?

– Они красивые, – ответил невольник.

– Так забирай, если нравятся.

– Не могу, – сказал он и подвинул монеты к Кестелю.

Тот поддался искушению: взял, посмотрел вблизи. Да, невольник постарался на славу.

– Потом заберешь их, – крутя монеты в пальцах, пообещал Кестель.

– Колодец – он жадный.

С тех пор как Парс сказал про Багровую корчму, Кестель мимо воли снова и снова вспоминал про колодец. И теперь Кестель машинально тряхнул головой, будто пытался вытряхнуть из головы воспоминание.

– Но ты можешь кое-что купить у меня за них, – предложил невольник.

– Что же?

– Мучение. Ты можешь умереть не слишком быстро.

– Да к дьяволу тебя, – вздрогнув, буркнул Кестель и спрятал монеты в карман.

Да уж, лучше пить в одиночестве.

Со стороны прохода в гостиные комнаты донесся звук шагов. Оба собеседника глянули туда. По лестнице медленно сходила молодая женщина. Волосы мокрые, словно только что из ванной, опухшие глаза. Она глянула на Кестеля, уселась за застланный скатертью стол.

Невольник открыл бутылку и налил девушке вина.


Корчмарь давно ушел, а Кестель все смотрел на то, как девушка сидит, словно окаменев, бессмысленно уставившись на бокал. Багряное вино, хрусталь… красиво. А девушка выглядела все так же невзрачно: прежнее серое платье и серые же сапоги из крашеной кожи. Влажные густые волосы спадали на плечи, заслоняли шрам.

А он вообще есть, этот шрам?

Кестель взял свой кувшин и кружку, пересел за стол девушки. Та посмотрела на Кестеля без особого удивления. Она выглядела в точности такой, какой он помнил ее: некрасивая, невысокая, без украшений, которые обычно так любят женщины. Хотя, наверное, раньше она любила украшения.

– Это не самое лучшее место для того, чтобы заводить знакомства, – тихо сказала она.

Он кивнул, налил пива в бокал и выпил. Девушка глядела, будто загипнотизированная, на то, как Кестель пьет.

– Мне кажется, это замечательное вино, – указав на свой бокал, заметила она. – Но когда я хочу взять бокал, не слушается рука.

– Но вы же сюда пришли. Ноги послушались вас.

Она криво улыбнулась, и это была самая безрадостная из виденных Кестелем улыбок.

– Вы можете сидеть тут сколько захотите, если, конечно, не будете донимать разговорами и если вы

не из ОвнТховн. Я ненавижу ОвнТховн. Я никогда не была там, но ненавижу этот город.

– А вы меня не узнали?

Она сделала вид, что присмотрелась.

– Нет.

– Это странно.

– Мы уже встречались?

– Боюсь, что да, – заметил Кестель.

– Что-то не припомню.

– Может, оно и к лучшему.

– А вы не скажете, откуда я вас могу знать? – спросила девушка.

– Вы же не хотели разговаривать.

– Но мы уже разговариваем.

Невольник подошел к камину, подбросил дров и ушел.

– Вы мне скажете, зачем сюда пришли?

– А какое вам дело?

– Если вы уж тут, то скоро уже не будет иметь значения, рассказали вы мне или нет, – заметил Кестель.

Она протянула руку к бокалу и тут же отдернула ее.

– Мне в особенности нечего рассказывать. Я потеряла всех тех, кого любила. Я одна, у меня нет никого и ничего. Я брожу по лесам и зову, и никто не откликается. Я лишь чувствую то, что во тьме притаился ужас. И больше ничего. Печально, правда?

– Вы бродите по лесам безоружная? – осведомился Кестель.

– Ох, я оставила оружие в комнате наверху. Вчера я дважды чуть не пустила его в ход, потому что и в Арголане, и в ОвнТховн на меня выдали ордера. Их уже отменили, но часть ловчих еще не в курсе. Знаете, мне было не на что жить. Потому и появились те ордера.

– Вы избегли Арены – и пришли сюда, – констатировал Кестель. – Вам по-прежнему не на что жить?

– У меня есть пятьдесят серебряных. Мне их дал хозяин каравана, освободивший меня. Он сначала меня поймал, а потом выкупил и отпустил. Я не понимаю зачем.

– Он вас освободил, а вы пришли в Багровую корчму?

Она не ответила, всмотрелась в свой бокал. Кестель понял, что она понемногу успокаивается и принимает решение.

– Я хочу, чтобы вы жили, – сказал он.

Она вздрогнула, коснулась рукой лица.

– Почему? Какое вам до меня дело?

– У меня есть к вам дело, и я хочу, чтобы вы жили.

– И где же мы встречались? – спросила она.

– В Живых лабиринтах.

– Я никогда не была там, – покачав головой, сказала девушка.

– Вы уверены?

– Да, уверена. И я не помню вас.

– А я вас видел в караване Туута. Он держал вас в фургоне вместе с прочими женщинами.

Теперь девушка по-настоящему всмотрелась в лицо Кестеля.

– Да, может быть. Помню, я обратила внимание на вас. Вы мне напомнили кое-кого.

– Кого же?

– Того, кем вы не можете быть.

– Тем, кого вы встречали в Живых лабиринтах? – спросил Кестель.

Девушка подалась вперед, посмотрела ему в глаза и отчеканила:

– Я никогда не была в Живых лабиринтах.

– Ваттерфаль, – сказал Кестель.

– Ваттерфаль, – тихо повторила она. – Да, я оттуда.

Они молча глядели друг на друга.

– …В Лабиринтах я не была. Но мне привиделся сон о них.

– Вы помните этот сон?

– Плохо. Я тебя совсем не узнала. Не вспомнила твое лицо.

– А теперь вы уже поняли, кто я?

В ее глазах Кестель увидел, что она вспомнила и узнала.

– Да, я поняла. Ты – убийца.


Она сидела, напряженно выпрямившись, и казалась бледней прежнего.

– Я оставила оружие наверху, – глухо произнесла она. – Но против тебя оружие не слишком бы помогло.

– Но ты же и так пришла сюда умереть. Какая разница, как именно?

– Я не хочу умирать, – сказала она, и теперь ее голос прозвучал очень искренне.

– Но ведь минуту назад ты хотела, и так сильно, что пришла в Багровую корчму и заказала вино.

– И не смогла сделать ничего больше. Я хочу уйти отсюда.

– И ты думаешь, что я тебе позволю? Ты же сама назвала меня убийцей.

– Но тот сон…

– Ах, тот сон, – сказал Кестель.

Корчмарь принес миску с горячим мясом, пахнущим травами, поставил на стол.

– Если бы она захотела уйти, что бы ты сделал? – спросил Кестель.

Руны задрожали. Лицо раба ожило, но затем снова помертвело.

– Она вернется, – сказал он. – Все возвращаются.

Когда он ушел, Кестель посмотрел на девушку. Одежда таких знакомых расцветок: тусклая, блеклая серость гор. Иногда люди, носившие такой цвет, приходили в мимолетных снах и молчали так страшно, как умеют молчать только мертвые.

– Зачем ты сделал это? Зачем убил всех?

– А вы зачем убили меня? – устало спросил Кестель, предчувствующий возвращение кошмара. – Я хотел всего лишь отыскать малую часть головоломки. А вы так безжалостно обошлись со мной.

– Не следовало приходить. Наши вожди боялись чужаков и подозревали каждого. Они считали, что имеют для этого веские поводы.

– Я хотел лишь забрать эту малую часть. Я не мог и представить того, что получится.

– Ты пришел за мной? – глядя на него, спросила девушка.

– Нет. Я не знал, что ты окажешься здесь.

– Тогда зачем?

– А ты зачем? – усмехнувшись, сказал Кестель.

– Так ты – остаться?

– Да.

– А они?

– Они сделают свое.

– А потом ты – свое, – произнесла девушка.

Она задрожала.

– Не всегда бывает так, как тогда, – заметил он.

Она не поверила, но Кестель не намеревался ее убеждать. Тем сильней она захотела уйти отсюда. Кестель спас ее, выкупил серебром. А теперь предстояло выкупить кровью.

Умереть.

Кестелю захотелось, чтобы девушка поскорей ушла.

– И что ты сейчас будешь делать? Куда пойдешь?

– Не знаю. Мне некуда идти.

Кестель не надеялся на правду и не получил ее. Хотя… может, это и правда, по-своему?

– Я вернусь туда, откуда пришла, – добавила девушка.

– В горы?

– Да, я их знаю, хоть там и не осталось никого из тех, кого я знала.

– Иди куда угодно, лишь бы не оставаться тут, – посоветовал Кестель.

– Куда угодно? Я могу. «Где угодно» – хорошее место для такой, как я. Для той, у кого никого нет.