– А теперь?
– Прошло слишком много времени. Многое произошло. Давай оставим в покое наши чувства. Они больше не важны.
– А что же важно?
– Закон Ордена, – отрезала Кладия.
«Глупый же ты». И смех Йонни в памяти. Ведь в том смехе совсем не было злорадства, только беззаботное веселье того, кого все это вовсе не волновало.
Ладонь Кестеля легла на рукоять меча. Кестелю было скверно. Прикосновение обвитой ремнями слоновой кости приносило хоть какое, да облегчение. Рукоять – она надежная, хорошо знакомая.
– Да успокойся ты, – посоветовала Кладия.
– Это все, что ты хочешь мне сказать?
– Тебе это ничего не даст. Меч против моей магии… сам знаешь. Мы только потеряем те часы, которые у нас еще остались… которые у нас могут быть…
– Те часы, – повторил Кестель.
– Мы можем отправиться в спальню и освежить воспоминания.
– Шлюха.
– Ведь ты же столько всего сделал только потому, что любишь меня!
– Я любил тебя минуту назад, – сказал Кестель. – Но прошло слишком много времени.
– Ах так…
Она подошла, протянула руку.
– Пойдем.
Наконец-то он ощутил нежный запах ее духов. Кестель захотел притронуться к ладони. Меч, уже покинувший ножны, лязгнул о каменный пол. Кестель не понял, по своей воле выпустил его или это была магия.
Ладонь Кестеля встретила пустоту. Кладии не было рядом. Она сидела под деревом в дне пути от башни, под опекой разозленной магистрессы Мариссы, и лишь часть существа Кладии покинула тело и пришла в подвал башни.
Кладия ничего не могла предложить Кестелю.
Да и не хотела.
Но ее магия уже мертво вцепилась в него.
Глава 31
До башни они добрались только ближе к вечеру следующего дня, взяв коней у квартирующего в Воон Дарт отряда Ама. Кестеля застали так, как Кладия-Офелла оставила его предыдущей ночью: лежащего без памяти ничком в подвале.
– Скоро очнется, – определила Офелла. – Я дам ему поспать еще немного.
Она пошарила под накидкой. Аталоэ присела подле Кестеля, перевернула его на спину. Лицо того было спокойным, на щеке – след от слезы. Аталоэ быстро стерла его, чтобы не заметили сестры.
– Я дам ему поспать немного дольше, – прошептала Аталоэ и, прежде чем ее успели остановить, выхватила нож и трижды всадила в сердце Кестелю.
Из его рта вырвался краткий вздох, тело вздрогнуло и застыло.
Аталоэ встала и, не глядя на тело, вытерла окровавленное лезвие о сапог.
– Его следовало отдать в руки старших сестер, – ледяным тоном сообщила Марисса.
– Да что он там знал! Напрасная трата времени.
– Старшие сестры хотели бы решить сами.
Аталоэ Мастерия Этаэ спрятала нож и с вызовом глянула на товарок. Марисса посмотрела Аталоэ в глаза и в конце концов заставила потупиться. Офелла задумчиво повертела в ладонях флакон с золотистой жидкостью, затем спрятала его под плащ.
Аталоэ присела у стены, уперлась в нее спиной, закрыла глаза и задышала спокойно, ожидая следующего шага Мариссы. Было слышно, как та встала над телом. Аталоэ почти слышала и то, как Марисса выбирает самые ядовитые, хлесткие слова – но они так и не прозвучали.
А вместо них прозвучало ласковое и насмешливое:
– Любовь моя, а его раны затягиваются.
Аталоэ открыла глаза. Офелла сидела на корточках у тела и вливала в губы золотистое снадобье. Капли спешили в рот будто живые.
Офелла посмотрела на медальон, сорвала с шеи, открыла и несколько минут глядела на запечатленное лицо – свое лицо. Затем Офелла равнодушно закрыла медальон и, похоже, задумалась о чем-то, не связанном с ним.
– Ведь поганая же кончина, – сказала Аталоэ. – Меня мало что трогает, но когда подумаю о том, что его ожидает, – мурашки по спине. В аду и то легче.
– Сестра, похоже, ты стала слишком уж впечатлительной, – заметила освежившаяся после путешествия Офелла Мастерия Диама и качнула рубиновым вином в бокале.
Бокал стоял и перед Алией, но она не коснулась его. Сестры сидели в небольшой комнате посреди башни. Оттуда открывался самый лучший вид. Марисса оперлась о подоконник и глядела на сожженную землю внизу.
– Это, по-твоему, впечатлительность? – усомнилась Аталоэ. – Четвертованный будет без конца умирать, возвращаться к жизни, приходить в себя и снова терять сознание. Представишь, и чуть ли не самой больно.
– Да, слишком уж впечатлительной, – подтвердила Офелла.
– Нет. Но всему есть предел.
Офелла надула красные от вина губы.
– И где этот предел? Не расклеивайся, а то снова пошлют учиться.
Магистресса Аталоэ тряхнула пышными волосами. Она не считала, что расклеивается. Напротив, она поразмыслила, решила, и теперь хотела заручиться поддержкой сестер.
– Мы не станем поступать так, как планировали раньше, – сильно и уверенно объявила она. – Пусть потеряет сознание и не ощущает ничего.
– Но закон Ордена…
– На этот раз не будем следовать его букве.
Офелла с интересом глянула на Аталоэ. И Мариссе разговор вдруг стал интересней пейзажа за окном.
– Опять? – изрекла она, скривившись почти с презрением.
– Зачем? – спросила Офелла и, не дожидаясь ответа, раздраженно добавила: – Ну если тебе уж так хочется…
– А тебе не хочется?
– Я служу Ордену и хотела бы поступать согласно закону. Думаешь, остальные магистрессы согласятся?
– Мы переубедим их.
– То есть мне тоже придется переубеждать? – осведомилась Офелла.
Аталоэ цокнула языком, посмотрела на Мариссу.
– А мне до того какое дело? – буркнула та.
– То есть ты не против.
– То есть, Аталоэ, у тебя должок. Хотя я тебя совсем не понимаю.
– Его нужно перенести в лес, – переходя до практических деталей предстоящего, объявила Офелла. – Подземелья – наихудшее место для Магии крон. Никто не должен помешать нам. Потому вызовем птиц.
Аталоэ Мастерия Этаэ оставила товарок и пошла по лестнице на самый верх башни. Идти пришлось долго, но подъем не раздражал. Аталоэ любила башни, а эта была одной из самых высоких во владениях Ордена.
Аталоэ встала на вершине и посмотрела вниз, на принадлежащий ей мир, и ощутила ошеломляющее торжество обладания, которое дарит высота.
А потом Аталоэ запела, вызывая птиц.
– Алия, к дьяволу, да сними этот капюшон! Ты нарядилась маддоной, чтобы меня напугать?
Женщина в черном откинула капюшон, открыла большие задумчивые глаза и безукоризненную кожу,
за исключением трех ровных деликатных – будто поцарапал кот – шрамиков на правой щеке.
– Если хочешь, можешь посмотреть на меня.
Кестель чувствовал себя сонным и отупелым. Он поднял голову, чтобы ощутить хоть что-нибудь, пусть и боль в глазах от солнца. И тогда он увидел их.
Птицы амвари. Они сидели на деревьях, усыпали ветви оранжевым блеском. Кестель никогда не видел столько сразу. Он потупился, глянул на сидящую рядом женщину.
– Алия? – прошептал он.
– Да?
Только теперь Кестель понял, до чего же она спокойна и уверена – совсем не та Алия, которую он привел на Арену.
– Ты ведь не просто нарядилась…
– Нет, – подтвердила она. – Я наряжалась раньше.
Кестель все никак не мог привыкнуть к ее равнодушному, безмятежному спокойствию.
– Значит, вот какие лица кроются под капюшонами.
Она кивнула.
– Знаешь, а ты была права. Ты не никакая.
Он хотел встать, но тело отказалось повиноваться. Он поднял руки – но они спустя мгновение бессильно упали.
– Алия…
– Мое имя не Алия. То имя я взяла ради задания. Теперь это имя не нужно. Моя настоящее имя… впрочем, для тебя это уже не важно.
– Да, не важно.
– Это хорошо. Только для тебя я навсегда останусь Алией.
– Отчего они, ну эти птицы, не кидаются на меня?
Снова та же безмятежная улыбка.
– Потому что я не хочу.
– А где Кладия?
– Офелла Мастерия Диама неподалеку, – медленно выговорила Алия. – Она не хочет говорить с тобой. Кладии уже нет. И никогда не было.
Кестеля кольнуло в сердце – чуть-чуть, мимолетом. Он был слишком сонным и отупелым для боли.
– Не бойся. Ты не будешь мучиться. Ты попросту заснешь и уже не проснешься.
– Но меня, наверное, по-прежнему нельзя убить, – упрямо возразил он, но слова выходили блеклые, невыразительные.
– Так либо иначе убить можно всякого. Тебя четвертует Магия крон. Но, как я сказала, ты ничего не почувствуешь.
Она склонилась над ним, он посмотрел ей в глаза.
– У вас свои законы, да, – прошептал он. – Меня ожидает судьба горше смерти.
– Мы решили поступить иначе, – сказала она, и в ее глазах на мгновение вспыхнула радость.
– Ведь это она не захотела, чтобы я мучился?
Она с минуту молчала.
– …Да. По ее желанию мы поступаем с тобой вопреки закону.
Голос Алии такой мягкий, усыпляющий. Кестель уплывал в дрему.
– Семь сестер Ама заберут твои останки, и каждая отправится в свой замок. Там останки уложат в крипты и замуруют. Когда мы убьем подарившего тебе бессмертие колдуна либо когда угаснут оставшиеся в тебе от мозаики остатки магии, ты умрешь по-настоящему. Но, поверь мне, ты этого уже не заметишь. Кестель, засыпай.
Он посмотрел вверх, за птиц, на кроны самых высоких деревьев. Их ветви трепал ветер. Кестель хотел бы ощутить его, но ниже, у земли, воздух оставался неподвижным.
Кестель не понимал того, что происходит с ним, отчего уплывает сознание. Он лишь ощутил нечто гаснущее внутри.
Алия наклонилась и поцеловала его в губы.
– Так уж вышло, – сказала она.
Спустя три дня, в сумерках, в лесу собрались магистрессы Ама. Кестель все время оставался без сознания. Аталоэ оставалась при нем и позаботилась о том, чтобы он не просыпался. Офеллу вызвали по делам Ордена, и она уехала раньше.
Приехало много магистресс. Аталоэ переговорила с каждой по очереди, те кивали, иногда спрашивали, но, в общем и целом, охотно верили в приготовленные для них объяснения. Просьба показалась необычной,