– Давно не виделись, – выдавила она и облизнула внезапно пересохшие губы.
Прун, длинноволосый, в светлом плаще, казался человеком добрым и деликатным. Может, он таким и остался в глубине души.
Прун не стал ожидать, пока она соберется с мыслями.
– Моя новость неприятна для нас обоих. Он хочет встретиться с тобой.
– Кто?
– Не делай вид, что не знаешь. Все знают. Один болван даже следит за мной. Наверное, он думает, что так выйдет на след.
– Да, знаю, – вздохнув, согласилась Ласа и шевельнула ладонью, расписанной цветами по последней моде, коснулась губ кроваво-алым ногтем.
– Я пытался ему отсоветовать.
– А чего хочет Танида?
– Он не сказал. Если откажешь ему во встрече, я пойму. Он, наверное, нет.
Ласса кивнула, скривилась. Какой же у него гадкий взгляд!
– Давние дела. От них одни воспоминания, да и тем грош цена. Напрасно он вернулся.
Прун перестал навещать ее уже три года назад, сразу после бегства Таниды, когда Ласса захотела прибиться к обожателям и приспешникам ТанПера. Она издалека с удовольствием наблюдала за тем, как люди, с которыми она пила вино вечерами, неторопливо и неумолимо уничтожают оставшегося в одиночестве хозяина театра, загоняют в крайнюю нужду. Хотя порой, думая о Пруне, Ласса жалела его. Правда, думала редко. Разве что время от времени с теплотой вспоминала о том, как вместе с Танидой хохотала до слез над шутками и ужимками Пруна. Эх, жалкий фигляр. Но потом пошли другие слухи, и Ласса перестала жалеть его. А затем слухи сменились страхом, и Ласса поблагодарила богов за то, что совершенно порвала с Пруном. Увы, бегство Таниды столкнуло и Лассу, и Пруна в ту же пропасть, хотя Ласса и делала вид, что не оказалась там вместе с ним.
– Ты чего так уставился? – спросила она.
– Да вот думаю, можно тебе верить или нет.
– Мне никогда нельзя верить, – с облегчением призналась Ласса и добавила теперь уже по-настоящему
холодно и спокойно: – Пусть придет вечером. Я отправлю слуг, оставлю лишь несколько самых верных.
– Я ему скажу, – деликатно кивнув, пообещал Прун. – Но я хочу предупредить тебя: он сюда зайдет живым и здоровым и таким же выйдет. Надеюсь, ты поняла меня?
– Разумное предупреждение, – согласилась она и с внезапной злостью выпалила: – А у тебя-то какие на него планы? Он знает про то, что ты уже не прежний? Он знает про то, кто ты сейчас?
– А кто я сейчас? – ласково спросил Прун.
Когда он вышел из Велфенера, из-за угла соседнего дома вынырнул тот, кто пытался следить за Пруном. Недотепа напоминал то ли возницу, то ли помощника кузнеца, но, конечно же, не был ни тем ни другим. А чуть дальше Прун заметил старого Мастифа, переходящего улицу.
Прун решил заняться незадачливым шпиком. Прун знал его и его самоуверенность. Одутловатый кучерявый болван, возомнивший себя ловким и проворным. Заманить его ничего не стоит. А в северных кварталах улочки узкие и пустые, крик вязнет в них, будто камень, брошенный в грязь. А там уж старый Мастиф сделает нужное. Если что, поможет и сам Прун. Хотя вряд ли ему самому придется пачкать руки.
Девочка играла с маленькой куклой из тряпочек и шнурка. Истертая, грязная кукла изображала старуху с зелеными волосами, переплетенными, словно ветви дерева. Когда Танида повстречался с Сае, у нее уже была эта кукла. Девочка разыгрывала сценки, понятные только ей одной. Обычно она что-то шептала кукле, а Танида не мог разобрать слов. Танида понял, что девочка так успокаивает и занимает себя, и, хотя он предпочел бы нормальные девчачьи слезы и капризы, смирился и привык. Что ж, пусть хоть так.
Видя, как Сае улыбается и морщит курносый нос, Танида смеялся, потому что радовался ее радости. А Сае украдкой поглядывала на него и улыбалась чуть свободнее. Его голос дико метался между каменными стенами, отражался от промазанного бычьей кровью потолка, почерневшего от времени. Девочкам нельзя жить в таких местах. Но ведь и Танида не был настоящим опекуном. Быть может, потому так редко улыбалась Сае.
Но самое главное то, что Ласса все еще в городе. Может, с ее помощью все и решится. Ведь она могла давно уехать, вернуться к родным. Она сбежала от них с Танидой, оставив в горе и отчаянии. Если бы она уехала, это значило бы, что весь риск – зря.
Но Ласса осталась в городе и жила в особняке. Как она добыла его? Убежав, Танида оставил ее в снятом у ТанПера жилище без денег и будущего. У нее осталась лишь ее красота. Хотя что за глупость! Вместе с красотой осталась и сноровка. На самом деле осталось все нужное. Но все-таки откуда особняк? Спрашивать Пруна не хотелось. Танида не был уверен в том, что хочет узнать ответ.
За дверями зашуршали, постучали. Танида встал со стула, взял с кровати меч в ножнах, но не вынул клинок.
– Кто там?
– Служанка, Амарха.
Такой неприятный, гнусавый голос.
– Я принесла суп для малышки.
– Это откуда? – спросил Танида и выдернул меч из ножен.
Другой рукой Танида потянулся к кинжалу, но вспомнил, что продал его, чтобы достать четыре сребреника для платы нищим за проход. Танида не заказывал суп. Он кивнул девочке – мол, спрячься в угол.
– Морициус сказал принести вам.
Морициус был хозяином этой лютой норы. Прун доверял Морициусу. Но Танида не мог заставить себя довериться корчмарю.
– Зайди, но медленно, – разрешил Танида.
Дверь открылась очень неторопливо, от легких подталкиваний. Танида увидел лицо женщины. Служанка вошла, затем остановилась, заметив меч. В руках она держала миску с жижей, от которой валил пар. По комнате разлился запах вареного мяса.
– Суп, – буркнула служанка.
Танида отошел на два шага. Амарха поставила оловянную миску на стол, положила рядом деревянную ложку и, не спуская глаз с клинка, попятилась к дверям, замкнула их за собой и очень быстро сбежала вниз по лестнице.
Танида выглянул за дверь – никого.
– Проголодалась? – спросил он у девочки.
Она кивнула, уселась за стол и взялась за ложку.
– Подожди, – беспокоясь, предупредил он.
Конечно, вряд ли кому придет в голову отравить ребенка, но лучше уж убедиться.
Танида повесил меч на спинку стула, раскрыл кожаный мешочек, достал кусок бурой коры, отщипнул краешек и бросил в суп. Кора понемногу растворялась.
– Ешь, – разрешил Танида.
Сае ела жадно. Танида сидел напротив и смотрел. Баба на торжище в Сантрадзе убедила в том, что поношенная льняная блуза – лучшая дорожная одежда для ребенка. Теперь рукава почти окунались в суп. Танида тоже проголодался. Если уж Морициус такой добродетельный, мог бы принести поесть и взрослому. Суп вкусно пах мясом и травами.
Девочка съела половину, затем решительно отодвинула миску и протянула ложку Таниде.
– Нет, суп для тебя, – указал Танида.
Сае будто не услышала, все так же протягивала ложку.
– Ешь. Тебе нужно, ты в последнее время жила впроголодь.
Девочка сунула ложку в миску, а ту отодвинула, докуда хватило рук. На лице Сае не осталось и тени улыбки. Танида не то чтобы хорошо узнал девочку, но это выражение уже научился различать. Сае больше не съест ни капли.
У дверей снова зашуршали. Танида посмотрел в сторону входа, руку положил на рукоять.
– Господин, я принесла для тебя жаркое. Можно войти? – спросила из-за двери Амарха.
Она поставила на стол полумиску, источавшую пар, с большой порцией ягнячьего окорока, натертого чесноком и лежавшего в каше.
Амарха с удивлением глянула на опорожненную наполовину миску супа. Сае тут же пододвинула миску к себе и принялась доедать.
Прун явился после полудня, причем ближе к вечеру. Девочка сидела за столом и играла с зеленоволосой куклой, и при виде гостя пересела на кровать.
– Вы что-нибудь ели? – осведомился Прун.
– Морициус позаботился о нас. Ты виделся с Лассой?
– Ты встретишься с ней вечером. Я провожу.
Танида ощерился в усмешке. Усмешка получилась дырявая, – год назад в портовом кабаке Танида потерял в драке два зуба. Он не помнил, за что дрался и с кем. В голове остались только красные фонари. Человек, которого выгнали, лишили своего места и дела, ввязывается в драки по любому поводу.
– Будешь охранять меня?
– Именно, – подтвердил Прун.
– А обычно я охранял тебя, – задумчиво произнес Танида.
Разговор не клеился. Танида был рассеян, отвечал невпопад. Наконец он спросил:
– А что за карьеру сделала Ласса?
– Она организует балы для князя, сагов, купцов и вообще для любого горожанина, который может себе позволить.
Танида помнил, как она любила балы, как прыгала от радости, когда он брал ее с собой в те времена, когда их жизнь была сплошным праздником. Тогда Танида был в дружине ТанПера. Танида с Лассой пили и танцевали до упаду, а после возвращались домой и любили друг друга. Ласса с азартом и восторгом твердила о том, что вот это и есть настоящая жизнь. Еще Ласса твердила о том, что безумно любит Таниду и не может без него. Он тоже говорил так – временами, когда был в настроении лгать.
– Благородное занятие, – заметил Танида.
– Ты же понимаешь, что это значит. Она теперь в кругу людей, вынесших тебе приговор.
– Приговор вынес один человек, остальные лишь поддержали. Я попрошу Лассу о единственном одолжении.
– И она одолжит?
– Почему бы нет? – сказал Танида.
– Чего ты хочешь от нее?
– А ты изменился, – вздохнув, констатировал Танида. – Когда-то элегантный и тактичный господин Прун. Элегантным ты остался. И даже, я бы сказал, сделался элегантней. Но вот с тактичностью…
– Я хочу знать, что за дело.
– Обычное, житейское. Оно вряд ли кого-либо разозлит.
– Это ты о ней? – Прун указал на девочку. – Откуда ты взял ее? Твоя?
– Нет. Я над ней, можно сказать, опекун.
– А, – произнес Прун и сощурился.
– Я забрал ее с Воон Дарт. Там до нее никому не было дела.
– Так просто и забрал? С Воон Дарт? Оттуда просто так не забирают детей. Ты купил ее.
– Нет, – заверил Танида.