– В Воон Дарт детьми торгуют, как сахаром, и находят для них тысячу применений. Там не бегают сироты по улицам. Если купил, то продай. Я тебе заплачу. Много.
Девочка тягала куклу за волосы и, похоже, не обращала внимания на то, что о ней говорят.
– Да, не бегают, – подтвердил Танида.
– Сколько ты дал за нее?
Танида сложил руки на столе, сплел длинные сильные пальцы с черными ногтями и склонился к Пруну.
– Там был один жонглер по имени Камхоу. Он раньше был солдатом, как и многие другие. Но не как многие другие, он был еще и полковником. Ты когда-нибудь видел полковника, выпускающего кишки напоказ? Впрочем, они такие же, как у любого дерьмовоза, и как у нас с тобой. Но то был полковник времен войны с хунг, великий человек. Он вырезал целые деревни женщин и детей. И кишки у него были героические, полковничьи, знаменитые, поэтому люди платили больше, чем за какие-нибудь другие кишки, чтобы полюбоваться зрелищем. Однако платили ненамного больше, и потому он купил на рынке девочку пяти лет, чтобы помогала в представлении. Ну, так мне рассказали, что помогала. Через два месяца она уже не млела от вида крови, а через полгода заулыбалась на представлении. После двух лет должна была встать рядом с полковником и тоже резать себя напоказ. Тогда я увидел ее впервые. Людям понравилось представление. Мне – нет.
– Не хочу я слушать твои истории, а в особенности такие, – отодвинувшись, выдавил Прун.
– Когда представление окончилось, я пошел за этим Камхоу. Понятия не имею, как подобные ему запросто ходят после всего, что вытворяют со своими телами. Он шел, а я шел за ним. Девочку он нес, потому что она не могла идти. Камхоу жил на роскошной вилле, какой мне в жизни не видать.
– А, так ты не купил ее, а украл.
– Полковник был человек без сердца.
– То есть он не погнался за тобой? – уточнил Прун.
– Нет. Он был без сердца, потому что я вытащил его через полковничью глотку. Если ты скажешь еще раз, что хочешь купить девочку, я выну сердце и тебе.
Лицо Пруна сделалось матовым от пота.
– Но ты же этого не сделаешь, – тихо сказал саг.
Они молча глядели друг на друга. Прервал молчание Прун.
– Я понимаю, девочка не продается. Но ты мог бы просто сказать, а не гнать мне про жонглеров внутренностями. Я уже говорил, что не хочу твоих рассказов. Они всегда портят мне настроение.
Он посмотрел на девочку, заглянул ей в лицо. Она сидела, стиснув зубы. Ее глаза казались мертвыми.
– Когда выйдем, можешь оставить ее здесь, – предложил Прун.
– Морициус, конечно, человек с голубиным сердцем, и его служанка Амарха – тоже. Но Сае пойдет со мной.
– Ну, у Морициуса сердце точно не голубиное. Амарху он сам выкупил у палача. Но девочка будет здесь в безопасности.
Танида молчал. Прун вздохнул.
– Ради чего ты помогаешь ей? Если бы мне кто сказал, что ты сделался опекуном, я со смеху заплевал бы тому лицо.
– Это гнев богов, – сказал Танида.
Больше он ничего не объяснил, только стискивал зубы да глядел в пустоту.
Город ничуть не изменился: все те же каменные дома вперемежку с деревянными халупами, невыносимо вонючая мостовая и люди, мимо воли поглядывающие в небо в ожидании дождя, способного хоть ненадолго смыть вонь.
Девочка ни на шаг не отступала от Таниды. Новый город не будил в ней интереса. Лишь когда проходили мимо немногочисленных деревьев, девочка касалась коры и с любопытством осматривалась. Танида подумал о том, что глаза у Сае цвета коры. Но потом его отвлек старый великан с другой стороны улицы. Старик открыто приглядывался к идущим.
– Он следит за нами, – буркнул Танида и взялся за рукоять.
– Я попросил его об этом, – заметил Прун.
Великан носил темный доспех из нашитых на кожу костяных плашек и два коротких меча. Конечно, с такими руками не требовались длинные клинки. У пояса болтался нож, на низком лбу – обруч со свастикой, знаком Бога Солнца, голова лысая. Проходящие мимо купцы и ремесленники ускоряли шаг – вдруг ненароком растопчет?
– Зачем? – осведомился Танида.
– Это Мастиф. Если кто-нибудь помешает нашей прогулке, то помешает и его прогулке.
– Понятно, – изрек Танида и сплюнул на мостовую.
Он поправил меч, посмотрел на великана, затем на Пруна.
– Если друзья убегают, надо искать других, – сообщил Прун.
Танида похолодел. Может, зря доверился Пруну? Водились они с детства, но разве можно до конца узнать человека? Прун так странно ведет себя, носит золотые цепи, водится с жуткими типами. И ведь явно имеет много денег, а откуда деньги у комедианта сомнительных талантов? И почему не пришло в голову спросить об этом… Танида обратился к нему, потому что Прун был кое-чем обязан, но можно ли еще считать его другом?
Ох, как погано. И Прун ведь так легко отыскался, вырос как из-под земли, словно сам искал старого приятеля. Ласса теперь водилась с ТанПером. А Прун? Разве можно в этом городе носить золото на груди и не знаться с ТанПером и его присными?
Задумавшийся Танида не сразу заметил опасность, не обратил внимания на идущего впереди человека в черном. Человек исчез, на его место встал другой. На него тоже не обратили внимания. А потом сменился и он.
Это старый трюк карманников: вести клиента спереди, а не следить. Танида понял, что на них хотят напасть, только когда явилось семеро вооруженных мужчин и стало ясно, что это не карманники. Прун с Мастифом сориентировались раньше.
– Награда за тебя распаляет воображение, – буркнул Прун и потянулся за мечом. – Некоторые готовы и умереть за нее.
Он спокойно улыбнулся, словно не воспринял угрозу всерьез либо уже знал про нее. У Таниды мелькнула мысль о том, что Прун сам мог срежиссировать эту засаду. Но мысль так же быстро и улетело, потому что показалась совсем уж безумной. Но озадачивало хладнокровие Пруна. Откуда оно? Правда, сейчас размышлять об этом уже не осталось времени. Те семеро подходили со всех сторон.
Испуганные прохожие разбежались по ближайшим дверям и воротам. Танида пихнул девочку в закуток между домами. По улице росли вербы, от них тянулись широкие тени.
– Оставайся тут и жди, – велел Танида.
Девочка равнодушно кивнула. Он вытянул меч и отошел от нее, глянул искоса, – заинтересуются ли те семеро девочкой? Как и следовало ожидать, ноль внимания. Интересовал их только Танида. Мастиф что-то бурчал себе под нос и крутил лысой головой, будто не мог поверить, что кто-то по своей воле вздумал задираться с ним. В его руках появились мечи.
Семерка явно не хотела проблем с великаном. Когда первый, в черном, увидел подходящего Мастифа, то крикнул и предостерег остальных.
– Невозможно глупые, – потирая лоб, пожаловался Прун. – Неужели они не видели, что Мастиф с нами?
Семерка скрылась, улица опустела. Но Прун не перестал хмуриться и выглядел испуганным.
– В чем дело? – спросил Танида – и вдруг понял сам.
Улица опустела не только из-за грозящей стычки. Семерка бандитов не испугалась Мастифа. Танида с Пруном просто не обратили внимания на сладкое пение птиц амвари и спохватились, лишь когда в ста шагах, у выхода с улицы, появилась всадница, а над ее головой танцевали оранжевые птицы. Она ехала, встревоженные птицы опустились ниже.
– Маддона, – прошептал побледневший Прун и стиснул зубы.
Они отбежали, слушая, как мелодичное пение переходит в зловещий клекот, повернулись лицом к каменной стене.
– Ребенок, – чувствуя леденящий ужас, прошептал Танида.
– Оставь, – ухватив его за рукав, прошептал Прун. – У нее своя голова на плечах, глупить не будет.
Медленный перестук копыт приблизился, всадница проехала, не замечая людей вокруг, словно их не существовало. Да они для нее и не существовали, пока были послушными. Успокоившиеся птицы снова мелодично, гипнотизирующе запели.
Никто не смел и глянуть. Даже неустрашимый Мастиф стоял рядом с Танидой и закрывал лицо руками, словно малое дитя, и бормотал молитвы. Стук копыт удалялся. Все, сейчас маддона выедет с улицы, отдалится, исчезнет.
Птицы завыли.
– Сае, – прохрипел Танида и обернулся.
Он сделал два шага и увидел ее. Она вышла из закута между домами, где ее оставил Танида, встала между ивами и с любопытством глядела на всадницу.
Он никогда не видел, что происходит, когда человек не отворачивается, а глазеет на маддону. Таниду это не интересовало. Он слышал достаточно рассказов про такие дела и знал, что есть способы умереть гораздо приятнее.
Танида попросту плевал на маддон. Его не интересовало, кто они, откуда и куда едут, почему укрываются темными плащами и прячут лица под капюшонами. Он не участвовал в пьяных спорах шепотом за столами харчевен и пивных. Таниде было наплевать на то, откуда взялась сила маддон. Но ему не было наплевать на девочку.
– Сае! – крикнул он.
Она не отреагировала, все стояла и глядела на женщину перед собой. Десятки птицы закружились над маддоной. Страшная, злая сила, способная выцарапать глаза, лишить человека носа, ушей, щек, оставить на медленную жуткую смерть. Такой была кара за дерзкий взгляд в сторону госпожи.
Амвари гавкнул, будто разъяренный пес, и кинулся, с ним еще пара. Засвистел рассекаемый телами воздух. Сае посмотрела на них, повеял ветер, зашелестели ветви ив.
Птицы атаковали очень быстро. Танида не успел и вдохнуть. Боги, это все. Несчастная Сае…
Но от легкого порыва ветра нижние ветви опали, заслонили девочку, другие ветви встали на пути у птиц, летящих, словно брошенные камни. Два амвари запутались среди листьев, твердых, словно кинжалы, пронизывающие тела. Третья птица сумела вырваться, судорожно забила крыльями, набирая высоту, закружилась над деревом.
Попавшиеся били крыльями, трепыхались, но не могли высвободиться, их душили ветви. Птицы над головой маддоны истошно заголосили. Она придержала коня, повернулась к Сае – и в этот момент к ногам девочки упали две мертвых птицы.
Танида схватился за меч, но не успел вытащить его. Тяжкая, будто гранитная плита, рука Мастифа легла на спину, охватила шею. Прун дал знак, и гигант потянул Таниду за собой.