– Но ты и не пренебрегаешь им, – напомнила Мики.
– Конечно же, нет. Жадность – могучая тварь с бездонным желудком. Но его наполнение давно перестало меня волновать.
Мики вернулась домой к сумеркам. У кровати Вахабы сидел одноглазый человек.
Ванго.
На мгновение Мики похолодела. Как всегда, от него воняло пивом и жиром, а глядел Ванго так, что Мики едва поборола паническое желание выскочить из комнаты и броситься наутек.
Но она сумела взять себя в руки. Знала, что Ванго скверно относится к ней. Она тоже не любила его и не хотела, чтобы он заходил в дом, в особенности сейчас. К тому же он был простолюдином, а сагам не пристало водиться с чернью. Но только он не отвернулся от Вахабы, и тот однажды при ней назвал Ванго другом.
Тогда Мики разъярилась, и с тех пор супруги не поминали Ванго в разговорах.
Теперь одноглазый убийца сидел в ее доме, у кровати Вахабы, приходилось терпеть и его вонь, и его неприязнь. Но горше всего была неуверенность. Сколько он узнал? Что собирается делать?
– Выздоравливай, – не обращая внимания на Мики, сказал Ванго. – А цепи нет. Хорошо, что тебя не убили из-за нее.
– Не говори никому, – попросил Вахаба. – Я не должен был говорить о том даже тебе.
– У твоего старого приятеля могут из-за этого возникнуть проблемы. Хотя, если простили тебе, может, пощадят и его. В конце концов, мы-то ничего не знаем о них.
Мики подошла к изголовью.
– Как ты себя чувствуешь?
– Гораздо лучше, – ответил Вахаба. – Ты была права – ничего опасного. Отлежусь.
– Пойду я, – объявил Ванго и встал.
– Я рад тому, что ты зашел.
Одноглазый вышел, не удостоив Мики и словом. Она посмотрела в окно на то, как он уходил – заросший, страшный. Затем она уселась на кровать и положила ладонь на лоб Вахабы.
– Ты выздоровеешь.
– Я думаю, все понемногу наладится, – поделился мыслью Вахаба. – Если бы не бандиты, напавшие на меня, уже бы все наладилось.
– Что ты не должен был говорить твоему Ванго?
– То, что не должен говорить ни ему, и тебе, – помрачнев, ответил Вахаба.
– Но ему ты сказал.
– Он умеет позаботиться о себе. А тебе это знание было бы слишком опасным.
– Ах, брось, – буркнула она, но знала: из Вахабы ничего больше уже не вытянуть.
Хм, золотая цепь. Вахаба украл ее из какого-то гроба, а кто-то напал и забрал. Ну и что с того? В городе живали всякие типы. Некоторые одаривали даже слуг золотыми цепями.
– Это хорошо, что тебе полегчало, – заметила Мики.
– Мики, поверь мне, теперь уже нам станет лучше. Я вылезу из долгов.
– И с какой стати мне опять в это верить? Ты что, сделался торговцем?
– На время.
– Саг, торгующий побрякушками. На тебя ведь напали из-за той золотой цепи?
– Не расспрашивай, – попросил Вахаба. – Поверь только: самое худшее уже позади.
– Я верю.
– Вот увидишь: мы еще будем счастливы вдвоем.
– Отдохни, – посоветовала Мики.
Она подумала, что даже если Вахаба и рассчитается с долгами, прежнего положения и связей ему не видать. Может, будут деньги и вернутся слуги, но все равно Вахаба будет словно прокаженный, особенно когда узнают, что он занялся торговлей – и какой.
По вечерам Мики садилась перед зеркалом и изучала свое лицо. Время бежало неотвратимо, а последние два года ускорили перемены. Даже если бы к Вахабе вернулись милость князя, друзья и уважение, это уже не имело бы и малейшего значения. Иногда Мики мучили угрызения совести, особенно по ночам, когда муж лежал рядом, в последнее время так часто пьяный… Но, боги, с нее уже хватит!
Как же он надоел ей!
– Я голоден, – сообщил Вахаба.
– Я попрошу Сан Ван Дет, чтобы принесла горячий бульон.
Мики пошла на кухню, услышала запах готовящегося мяса и овощей. Сан Ван Дет стояла у огня и добавляла приправы.
– Саг хотел бы напиться твоего отвару, – сказала Мики.
– Да, госпожа. Но бульон должен дойти. Я принесу его, когда он будет готов.
– Хорошо, я буду в его комнате.
– Да, госпожа. Господин очень радуется, когда вы с ним.
Мики снова поднялась наверх и стала в коридоре у окна, посмотрела на ночь. Снова завыл пес. От его воя бросало в дрожь, дергало нервы. Надо избавиться от псины.
Если бы не он, ночь была бы спокойной, умиротворяющей. Мики могла бы на минуту позабыть обо всем. Но пес выл. Мики видела двор и ворота, у которых по ночам уже не стоял Сим, погруженный в сумрак сад – Вахаба уже не мог позволить себе светильники по ночам.
Мики услышала шаги Сан, тихо вздохнула, вошла в комнату Вахабы, уселась рядом. Саг спал.
Через минуту в дверях появилась Сан с подносом и миской парящего бульона на ней.
– Поставь здесь, – вполголоса велела Мики и указала на прикроватный столик. – Сейчас я разбужу его. Но пусть поспит, пока остынет бульон.
– Это очень хорошо, что вы захотели посидеть рядом. Господин очень любит это.
– Сан, знаю.
– Я вернусь на кухню. Если вам чего-нибудь понадобится – только скажите.
Мики проводила Сан взглядом.
Во сне Вахаба прерывисто, неровно дышал. Пусть он и слаб сейчас, но полежит день-два и выздоровеет. Его ранили много раз, и всегда он быстро приходил в себя. Конечно, это было давно, когда Вахаба еще исполнял княжеские приказы.
Но теперь Вахаба уже не мог рассчитывать на княжескую работу и на друзей – за исключением разве что мрачного Ванго. Нет, и на Ванго он уже не мог рассчитывать. И на свою Мики – тоже. На нее уж точно ни в коем случае.
Мики вдруг расплакалась. Она плакала несколько минут. Слезы принесли облегчение, и за то Мики разозлилась на себя. Она вынула флакон с прозрачной жидкостью и осторожно уронила в бульон одну каплю.
Всего одну каплю.
Затем, ужасаясь себе, Мики осторожно закупорила и спрятала флакон.
– Ваха, просыпайся!
– Мики, – открыв глаза, сказал Вахаба, попытался улыбнуться и спросил: – Ты плакала?
– Да ничего. Тебе Сан приготовила… выпей, подкрепишься.
Спустя десять минут Мики спустилась на кухню с пустой миской в руках. Сан уже погасила огонь и закончила уборку. Из котла с бульоном шел вкусный запах.
– Он съел, – сообщила Мики. – Ты иди к нему, а я тоже что-нибудь съем.
– Хорошо, госпожа, – сказала Сан Ван Дет и пошла наверх.
Мики села за кухонный стол и уткнула лицо в ладони. Опять захотелось расплакаться. Но Мики взяла себя в руки, встала и тщательно вымыла миску, много раз сполоснула, а затем многократно вымыла руки.
После Мики снова уселась за стол и расплакалась.
Близ полуночи она заглянула к Вахабе. Сан дремала, сидя у кровати, но тотчас же пробудилась, когда зашла Мики.
– Он очень спокойно спит. Наверное, хорошо подействовал бульон, – вполголоса сообщила служанка.
Мики кивнула.
– Останься с ним сегодня. Я очень устала.
– Госпожа, хорошо, – сказала старуха.
Она была очень разочарована.
– Сан, доброй ночи, – сказала Мики.
Разбудил ее истерический старческий плач. Мики выскочила из постели в одной короткой ночной рубашке – той самой, которую так любил Вахаба, когда они с Мики еще любили друг друга. Рубашка больше открывала, чем заслоняла. Мики схватила шелковый пеньюар, но не стала надевать, оставила на спинке кресла, глубоко вдохнула и выскочила в коридор.
Полунагой она ворвалась в комнату, где лежал муж. Сан стояла на коленях у кровати, держала сага за руку и заходилась плачем. У кровати стояли еще Сим и служанка, когда-то только ухаживавшая за садом, а теперь досматривающая всю усадьбу.
Вахаба – спокойный, бесстрастный, – лежал навзничь и широко раскрытыми остекленевшими глазами глядел в потолок.
– Наш господин, – тихо произнес Сим.
Мики кинулась к мужу, обняла. Тело уже остыло и закоченело.
– Я же сказала тебе сидеть при нем и досматривать! – крикнула Мики, схватила старуху, тряхнула. – Ты же должна была сидеть подле него!
Та перестала рыдать, со страхом поглядела на сагиню.
– У меня хорошие перевязки. Я сделала наилучшим образом. И медик подтвердил.
– Ты должна была проследить за ним! – крикнула Мики и ударила старуху по лицу – один раз, два, три.
Она била наотмашь, безоглядно. По лицу старухи потекла одна струйка крови, другая, но Мики не обращала внимания. Сим осторожно, но крепко взял ее за руки, и Мики поразилась его силе.
– Госпожа, так нельзя, – тихо предупредил он.
– Убери свои лапы! – буркнула Мики, но сделала вид, что успокоилась.
Сим отпустил ее. Сан лежала у кровати Вахабы и тихо стонала, касаясь разбитых губ.
– Принеси мне одежду из спальни, – приказала Мики.
– Я схожу, – предложила другая служанка.
– Нет, пойдет Сан. Вставай!
Старуха поднялась с пола. Она выглядела скверно. Лицо опухло от плача и побоев. Из разбитого носа струилась кровь.
– Да, госпожа, – сказала Сан.
– Сим, ты – немедленно за медиком, Кари, ты пойдешь к князю и скажешь, что твой господин умер ночью. Князь наверняка пришлет своих людей, ведь Вахаба – саг и остается человеком князя.
Слуги поспешно вышли. Мики стояла у окна и смотрела на то, как они бегут через двор. Сан принесла шелковый пеньюар, набросила Мики на плечи.
– Иди вниз, – приказала ей Мики. – Я хочу побыть с ним одна.
Сан послушно вышла, сгорбившись. Мики не видела ее лица, лишь заметила, что один глаз старухи припух.
Сагиня уселась у тела мужа и заплакала.
– Мне жаль. Ты прости, а?
Она стала целовать его в холодные щеки, в открытые глаза.
– Прости, прости, прости…
Рыдая, она приникла к нему, затем встала, часто дыша, стиснула кулаки.
– Боишься? – отойдя от кровати, спросила она. – Я тоже. Мне даже подумать страшно о том, что тебя ждет. Но это единственный яд, которого не обнаружат княжеские расследователи. Ты сам виноват. Ты мог бы поступить разумней, дать убить себя в Нижних кварталах.
Вдруг ей сделалось безразлично, и она решила, что хватит уже изображать горе. Жаль, что сейчас не играет фортепиано. Мики рассмеялась и представила себе музыку. Тело Вахабы лежало в постели, раскрытые глаза застыли. Мики спокойно и радостно танцевала, уверенная в том, что никто не видит ее.