Еще в старших классах школы я много читал по вопросам памяти, нейропсихологии, увлекался мнемотехниками и знал, что какие-то травмирующие воспоминания мозг может блокировать, словно закрывая их в сейфе. И что особенно часто это происходит у детей. Но отец только посмеялся надо мной. «Хватит выдумывать глупости, Мартин, - сказал он. – Ничего такого с тобой не было. Ты просто был слишком мал, чтобы запомнить питерскую жизнь».
Выходит, он снова обманул меня. Еще одна ложь. Одна из многих.
41.
За спиной открылась дверь. Батя сел на ступеньку рядом со мной. На нем был черный подрясник и шлепанцы на босу ногу.
- Не спится? – спросил он. – Вот и я в грозу не сплю. Выйду на крыльцо, сижу и смотрю на небо, пока не кончится.
Мы помолчали.
- Саша рассказал о твоих родителях, Мартин, - батя коснулся моей руки. – Я буду за них молиться. Как их имена? Они крещеные?
- Ольга и Камил. Оба крещеные. Только отец католик.
- За него помолюсь келейно.
И вдруг я почувствовал, что могу ему все рассказать. Иногда так бывает – как будто между тобой и другим человеком на время устанавливается какая-то связь, когда вы понимаете друг друга с полуслова. Так было, когда я рассказывал нашу семейную историю Саше. Так было, кода мы с Тамарой пили коньяк накануне похорон отца. И я совсем не удивился, когда услышал:
- Говори, Мартин, не бойся.
И я начал рассказывать. Начиная с воспоминания о грозе и заканчивая тем, что произошло между мною и Женей у речки. Когда я замолчал, гроза уже шла на убыль. Дождь едва моросил, и гром тихо ворчал где-то далеко. Пахло свежестью и мокрой травой.
Батя положил руку мне на плечо.
- Боюсь, что насчет Женьки… тут есть и моя вина.
- То есть? – не понял я. – Ты хочешь сказать, что она до сих пор тебя любит и хранит физическую верность? Тогда зачем?..
- Нет, дело не в этом. Ты не так все понял. Совсем не так.
- А как?
- Она действительно была в меня влюблена и очень надеялась вырасти и выйти за меня замуж. Сама говорила: мол, Кирилл, я ни за кого другого замуж не выйду, только за тебя.
- А ты полюбил другую?
- Понимаешь, я ведь Женьку знаю буквально с ее рождения. Мы же с Сашкой с первого класса дружили. Когда Женька родилась, мы были в третьем. В первый раз я ее увидел, когда тетю Иру, их маму, из роддома выписали. «Вот, Кирюха, тебе невеста», - так она мне сказала. Но у меня родных братьев и сестер не было, только двоюродные, да и те намного старше, и я Женьку всегда воспринимал как сестричку. Особенно когда у них умерли отец и бабушка и тетя Ира стала оставлять Женьку с Сашей.
- Кстати, где она – их мать?
- Вышла замуж и уехала с новым мужем в Канаду. Года четыре назад. Так вот я просто не воспринимал Женьку как свою возможную девушку. А тем более как потенциальную жену. Намекал ей, намекал, но она не хотела понимать. Когда я в семинарию поступил, она заявила, что хочет креститься. И Сашку уговорила. В воскресную школу ходила. Я-то понимал, дело тут не в том, что она вдруг внезапно уверовала. Просто очень надеялась стать моей матушкой. И хотела соответствовать. И она знала, что жена священника должна до свадьбы быть чистой. Как и он сам.
- Прости за нескромный вопрос, - перебил я. – Но неужели у тебя до двадцати шести лет никого не было?
- Не было. Хочешь верь, хочешь нет. Отец ушел от нас, когда мне было двенадцать. Он был актером, пользовался у женщин большим успехом и изменял матери направо и налево, причем в открытую, все об этом знали. И я еще тогда решил, что у меня будет только одна женщина – жена. С девушками встречался, но особо не торопился. Когда понимал, что это не то, осторожно отношения разрывал, не доводя до постели.
- И что, блудный, так сказать, бес не мучил?
- Ну почему же? Я что, железный дровосек? Но с этим можно справиться.
- Мда… Мне мать то же самое внушала. Но в такой императивной форме, что хотелось делать категорически наоборот. Да и не аскет я. Возможно, к сожалению.
- К сожалению, - вздохнул батя. - Но это ты должен осознать сам.
- Ладно, допустим. И что дальше с Женей?
- С Женей? В начале четвертого класса – в семинарии классы, а не курсы - я женился. Ей тогда было пятнадцать. Когда я сказал, что женюсь, она заявила, что ненавидит меня и будет ненавидеть всю жизнь. На следующий день покрасилась в черный цвет и нацепила Сашкин ошейник.
- Ага, Виктор говорил, что Женька с горя в готы подалась. А она отпиралась – мол, совсем не поэтому.
- Ну да, конечно! После этого мы не общались с ней год. Вернее, это она не хотела меня видеть. Даже на свадьбу не пришла. И в церковь за весь тот год ни разу не зашла. И приехала только, когда мне дали здесь приход. Мы с ней разговаривали, и она сказала, что любовь прошла. А вот отношение к браку и вообще интимным отношениям осталось прежнее. Только с любимым человеком и после свадьбы. Я понимаю, тебе это кажется диким, но…
- Мне это вовсе не кажется диким, - возразил я. – Под каждой крышей свои мыши. Просто если бы я знал об этом раньше…
- А как ты себе это представляешь? Я должна была носить значок с надписью «Я не сплю с парнями до свадьбы»?
Мы с батей резко обернулись. Женя в наброшенной на плечи шали сидела на лестнице, ведущей с крыльца на второй этаж.
- Здрасьте вам через окно, - недовольно сказал батя. – Какого?..
- А такого. Я тут сидела еще до того, как Мартин вышел. Сначала хотела тихонько уйти, потом подумала, может, стоит спуститься и поговорить. Пока собиралась с духом, гроза началась, потом ты появился. Побоялась, что, если уйду, вы услышите и подумаете, что я подслушивала.
- Ага, а потом перестала бояться?
- Так разговор обо мне пошел.
- Ты, может, спустишься? А то сейчас всех перебудим.
Женя подумала и спустилась к нам. Я подвинулся, но она села на перила.
- Извини, Мартин, я хотела тебе объяснить, но ты не стал слушать. Можешь считать меня дикой, отсталой дурой, но я так не хочу: перепихнулись и разбежались. Ты мне нравишься, даже очень, но я не знаю, люблю ли я тебя. Не знаю, как ты относишься ко мне. И вообще… Ты ведь уедешь домой. А я?
- Жень, я сам ничего не знаю, - вздохнул я. – Что будет с мамой? Что будет с нами со всеми? Я не могу ничего решать. Даже просто о будущем думать – не могу. Сейчас – не могу.
- Бедный ты, бедный!
Женя наклонилась и погладила меня по волосам, но тут же отдернула руку, словно сама испугалась того, что сделала.
- Почему ты мне не рассказал?
- Не знаю. Трудно об этом рассказывать.
- Может быть, поживешь здесь, пока мама не очнется? И пока этого психа не поймают? – предложил батя.
- Спасибо. Но я должен найти его сам. И должен узнать, что произошло между ним и родителями.
- Ты уверен в этом? – нахмурился батя.
- Да.
- Ну… Тогда Бог в помощь. Но учти, наверняка понять и принять то, что ты узнаешь, будет непросто. Мне так кажется. Кстати… Когда твой отец окончил институт?
- В 88-ом получил диплом. А заканчивал учиться уже в Праге.
- Моя двоюродная сестра тоже училась в первом меде. Только вот не помню, в каком году окончила – в 88-ом или в 89-ом. Могу завтра позвонить ей. Может, она знала твоего отца и сможет что-нибудь интересное сказать.
- Это было бы здорово, - обрадовался я. – По-любому надо искать маминых и папиных однокурсников.
- Ну ладно. «Гроза прошла…»
- «И ветка белых роз в окно мне дышит ароматом»[7]1, - подхватила Женя. – Пойдемте-ка спать уже.
42.
Я думал, что не засну, но провалился в сон, едва коснувшись головой подушки. И снова оказался на берегу маленькой лесной речки. И между мной и Женей произошло то, чего я так хотел и чего не случилось наяву. Яркий, красочный эротический сон. Только вот…
Только вот радости никакой мне это не принесло. Напротив – тоскливое ощущение, что все идет не так, неправильно. Сон был пропитан им, как мокрая губка водой. И дело было не в том, что «всякая тварь после соития печальна», как утверждал Аристотель. Тогда в чем? Я сидел на песке у самой воды и пытался понять, но не мог.
Проснулся я с тяжелой головой и неприятным осадком. Как будто сделал что-то такое, за что стыдно. Не остро стыдно, а вяло, но прилипчиво.
Саша с Виктором еще спали. Я вышел во двор и увидел Женю. Она стояла около умывальника спиной ко мне и расчесывала волосы. На ней были джинсовые шорты и черный топ. Утреннее солнце подчеркивало каждый изгиб ее стройной фигуры. И снова во рту пересохло, а сердце противно зачастило.
И в этот самый момент я понял смысл своего сна.
Тихо, чтобы Женя не услышала, я вернулся в дом и сел на кушетку.
Это был второй сон, который приоткрыл мне будущее. Только если первый показал мгновение реального будущего, этот показал будущее возможное. То, что наверняка произошло бы, если бы Женя меня не оттолкнула.
Меня никогда не интересовало, сколько мужчин было у девушек, с которыми я встречался. И тот фактор, насколько быстро удавалось перевести общение в горизонтальную плоскость, нисколько не влиял на мое отношение к ним. В смысле, я никогда не думал, как, например, Ванька: ага, раз легла в постель после второго, а то и первого свидания, то девица эта… ну да, именно то самое русское слово из пяти букв. Но я-то ведь и относился к ним легко: получилось – хорошо, нет – найдется другая. С Женей… С ней все было не так.
Наверно, где-то в глубине сознания мне хотелось, чтобы она была другой. Не такой доступной, как прочие. И только моей. Но желание обладать ею было таким сильным, что у слабого голоска разума не оставалось никаких шансов. И тогда он поступил по-хитрому. Взял да и подсунул мне сон, в котором все было так, как я хотел наяву. Хочешь? На, получи и распишись. Доволен?
Но было и кое-что еще.
Другие девчонки – это полбеды. Мне не хотелось, чтобы Женя была похожа на мою мать. Я понял это в тот самый момент, когда смотрел, как нежно гладят ее лучи солнца. Мама… она родила меня вне брака. А может, и не только меня. Ну и что? Я всегда знал, что родители поженились через два с лишним года после моего рождения, и меня это нисколько не смущало. И то, что мама, возможн