Большой талант Карен Аванесян,
И нос побольше, чем у всех армян.
Шагнул, как в омут, к жизни новой,
В Театр эстрады прямиком.
Он в кулинарном приготовил
Для всех нас «Ужин с дураком».
За Крым Обама санкции включил,
Чтоб нас как следует прижать.
В ответ наш Путин пригласил
Обаму в Крым… позагорать.
В свою работу по уши влюблён,
Всё делает, чтобы остаться в вечности.
В своём обычном гуманизме он
Порой доходит до бесчеловечности.
Всегда они у молодежи на ура!
Всё назовут своими именами.
Как будто бы у них всё выросло вчера.
Спешат всем этим поделиться с нами.
Она терпеть не может пьес читать,
Старается завлиту все их сплавить.
Когда-то хорошо могла играть
И даже, не читая, пьесы ставить.
Мы по ТВ не отстаём от мира,
Любой канал от лучших мастеров.
На НТВ поставили Шекспира,
А получилось снова про ментов.
Льву ЛещенкоПоздравление
Дорогой Лев Валерьянович, Лёва, Лёвушка. Знаю тебя давно, но ничего плохого о тебе сказать не могу.
А хорошего – много.
Познакомились мы с тобой в 1979 году, в какой-то гастрольной поездке. Как-то мы сразу приглянулись друг другу. В хорошем смысле этого слова. Тогда другой смысл был ещё не в моде. Это сейчас у нас мужчин, любящих женщин, на эстраде сексуальное меньшинство. У меня вообще складывается впечатление, что сейчас на эстраде любят женщин только двое: ты и я.
А тогда, в 1979-м, ты приметил меня, тебе понравилось, как я выступаю, а дальше мы три года ездили с тобой на гастроли. Астрахань, Грозный, но главное – Сочи. Каждый раз на твоих концертах зал «Фестивальный» был полон битком.
Ты давал там сольники под аккомпанемент ансамбля «Мелодия». Какие это были ребята! Красавцы, в чёрных смокингах. Лучшие музыканты страны гордились тем, что аккомпанировали тебе.
Особенно мне запомнился Лёша Зубов, читавший в антракте французские и английские книжки. Он мечтал жениться на иностранке и свалить за рубеж. Наконец нашёл учительницу из американского посольства. Водил её по кабакам, по театрам. Наконец расписались. Наутро она сказала Лёше, что ей так здесь нравится, что она хочет получить гражданство СССР. Тогда Лёша пару раз пообедал с ней в столовой, и они быстро уехали в Америку.
С тех сочинских лет осталась у меня запись в трудовой книжке, что я – артист Театра песни Льва Лещенко.
Счастливое было время. Мы были молоды, ты был – суперзвездой, тебя всюду приглашали, и всюду ты брал меня с собой.
Даже когда в Астрахани ты поехал на тоню, где показывали трехметровую белугу, я тоже был рядом. И с тобой, и с белугой.
Правда, там, на тоне, не было фортепьяно и вообще никаких инструментов, поэтому перед рыбаками выступал я один, а ты в это время в соседней комнате ел столовой ложкой чёрную икру паюсную. Но ты меня не забыл, оставил мне шар этого паюса. Он у меня по сей день хранится в холодильнике, как память о тебе.
А каких только людей я не встречал в твоём окружении! Помнишь, был такой у тебя знакомый, Борис Левин. Его потом посадили за то, что он продал иностранцу скифское золото. Потом он, понятно, вышел и сейчас стал ресторатором.
Однажды у лифта моего дома ко мне подошёл человек и спросил:
– Ты меня не узнаёшь?
– Нет, – говорю.
– Ну как же, в Сочи, Лёву Лещенко помнишь?
– Лёву помню.
– Ну вот. А приятеля его, Борю Левина, помнишь?
Я говорю:
– Борю Левина отлично помню, а ты кто такой?
Он говорит:
– Я и есть Боря Левин.
Но это всё ерунда, главное, как ты пел. Я до сих пор помню и напеваю весь твой репертуар: «Родительский дом», «Прощай», «У той реки». А особенно мне тогда нравилась песня «Зеркало» моего друга Михаила Танича и «врага» всех гаишников Антонова.
Какие же прекрасные тогда были песни! Сегодня, конечно, есть песни, которые можно послушать, но почти нет песен, которые можно петь.
Успех у тебя был феноменальный. А как ты был хорош собой! Красавец! Думаю, не было тогда на нашей эстраде певца обаятельней тебя.
Не зря в тебя влюбилась самая красивая девушка сразу двух стран – Венгрии и СССР, а заодно и всех остальных стран Варшавского договора, – твоя жена Ира.
А не влюбиться в тебя было невозможно. Я помню эту очередь поклонниц после концерта. А ты, мокрый от работы, не уходил в артистическую до тех пор, пока не раздал всем автографы.
Мы и в Москве с тобой выступали, а однажды ты даже заставил своего директора отдать деньги, которые он «забыл» мне заплатить за концерт. Тогда ещё он не был женат на известной певице, которая сейчас замужем за моим другом, известным пародистом.
У нас теперь с твоим бывшим директором прекрасные отношения, и только благодаря тому, что ты «помог» ему расстаться с моими деньгами.
Лёва, последние годы мы с тобой видимся редко, но это не меняет моего отношения к тебе.
Я по сей день считаю тебя самым приличным человеком на нашей эстраде. Ты никогда не лез в начальники, никогда ни перед кем не заискивал, ты всегда хорошо делал своё дело и всегда уважительно относился к окружающим. За что тебя и любят все эти окружающие.
Да и власть по достоинству оценила тебя. Теперь ты полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», а значит, можешь получать пенсию не только за себя, но ещё и за того парня, а может, и ещё за двоих парней.
Что тебе осталось? Только получить звание Героя России. Но даже если ты его не получишь, ты для нас, твоих друзей, давно уже герой.
Ты не просто народный, ты – всенародный.
У тебя, Лёва, только один недостаток. Ты так и не научился говорить «нет». А надо уметь отказываться. Тогда тебе не придётся абсолютно простуженному летать на концерты и появится у тебя шанс дожить до лет твоего отца, а там, глядишь, за доброту твою Господь добавит тебе до ста! Чего я тебе искренне и желаю.
Мой Райкин
С детства обожал Аркадия Исааковича Райкина. Собирал пластиночки с его миниатюрами. Ходил на все его новые программы, знал всех его авторов. В двадцать лет мы с моим другом Володькой разучили его миниатюру «Телефонный разговор» и с успехом исполняли её в компаниях.
Миниатюра была жутко смешная, вся была основана на плохой телефонной слышимости. Кстати, совершенно спокойно можно её исполнять и сегодня, и тоже будет смешно.
В XIX веке писатель Достоевский сказал: «Все мы вышли из гоголевской «Шинели».
В XX веке все мы, юмористы, вышли из концертного костюма А. Райкина. Одевался он, кстати, безупречно. Всегда в специально для него пошитом, хорошо сидящем на нём костюме. С шикарным галстуком. Ну вот кто сегодня на эстраде так одевается, по классике? А певицы, так те просто сегодня могут в трусах и лифчике на эстраду выскочить.
А какой он был красивый! Обычно юмористы страшненькие. Вспомните Фернанделя, Де Фюнеса и наших «красавцев». Мы как-то привыкли, что юморист должен быть с дефектом: или чрезмерно толстый, как Моргунов, или косоглазый, как Крамаров.
А Райкин был идеально красив, женщины его обожали. Мне кажется, что он их тоже. Но об этом я могу только догадываться.
Первое приближение к Райкину было, когда я поступал в Литературный институт. Я показал свои рассказики мастеру – Льву Кассилю. Он прочитал их и сказал:
– Зачем вам учиться в Литературном институте? Тут юмору не учат. Хотите, я покажу ваши рассказы Аркадию Исааковичу?
А они с Кассилем дружили.
– Нет, – сказал я.
Я-то знал, что мои несовершенные монологи Райкину точно не подойдут.
Потом, в 1966 году, Райкин был председателем жюри на фестивале студенческих театров. Начальство категорически не хотело давать первое место самому острому спектаклю моего родного МАИ «Снежный ком, или Выеденное яйцо». Райкин грудью встал на защиту этого спектакля. Нашли компромисс. Дали премии сразу пяти коллективам.
После этого фестиваля Райкин пригласил Марка Розовского на постановку своего спектакля.
Каждая премьера Райкина была событием. Причём с непредсказуемым исходом. После одного из спектаклей, в результате «партийного» разговора с завотделом ЦК, Райкин слёг с инфарктом…
Он всё время экспериментировал. То у него в театре выступал бард Александр Дольский, то целый коллектив пантомимы под управлением Гри Гура. А однажды всю программу ему написал один-единственный автор (тогда это случилось впервые), Александр Хазин. Программа называлась «Волшебники живут рядом». «Партия учит нас, что газы при нагревании расширяются».
Чем не сегодняшняя фраза?
Кстати, от Райкина много осталось слов и словечек. До сих пор все говорят слово «авоська». А ведь это слово из райкинской миниатюры.
Он был, конечно же, гениальным актёром. Есть какие-то нюансы, которые мог придумать только он. Была у Райкина когда-то миниатюра про бюрократа. Райкин-бюрократ сидел на лавке, рядом с ним сидел человек, который жаловался Райкину на бюрократов. Райкин сидел в кепке, надвинутой на глаза. Время от времени он приподнимал козырёк кепки, и было понятно, что и там, под кепкой, глаза у Райкина были открыты. Это создавало совершенно невероятный эффект.
Иногда, когда в конце номера не было крепкой репризы, Райкин создавал её своими актёрскими средствами: начинал пыхтеть, издавать какие-то смешные звуки – в общем, накачивать смех. Когда он начинал эти свои действия, мы, профессионалы, понимали – репризы в конце не будет. Но смеха он всё равно добьётся.