— Тогда строй еще один, — засмеялся Павлов.
Юлия потрошила рыбу:
— Худые какие… уже отметались… Плохая рыба…
— На уху сгодится. Все лучше банок.
— Тсс, — зашипел Сергей, — гуси!
Все, как по команде, присели.
Небольшая группа крупных птиц, тяжело махая крылами, опустилась, к подножию сопки и скрылась в тундровом кочкарнике.
— Какие гуси? — засмеялся Павлов. — Это же канадские журавли. Сам ты гусь…
— Репчатый? — спросила Юлия.
— Лапчатый, — поправил ее Сергей. — Если гусь, то лапчатый. А если журавль… то пусть его Павлов добудет. Тем более, у него есть из чего…
— Я вегетарианец, — отказался Павлов. — Ем только тушенку. К тому же патроны надо беречь на всякий непредвиденный случай.
— Скажи уж «слабо», чего там… Защитник природы!
— Да ну их! — отмахнулся Павлов. — Как-то наш завхоз двух застрелил. Тощие, сплошные жилы. Даже с рисом невкусные. Рыба лучше. Правда, Юлия?
— Правда. Птицу надо уметь приготовить. Хоть гуся, хоть чайку. Про журавля я уж и не говорю… Мы только ворона не стреляем. У нас он священный. А у вас есть священная птица?
— Сергей, есть у русских священная птица? — спросил Павлов.
— Нет, — ответил тот. — Мы ж христиане, не язычники. Нет.
— Вот, — сказал Павлов, — нет. — И вздохнул, будто теперь из-за этого всю жизнь переживать будет.
На самом-то деле думал он совсем о другом. Вспомнил, как в прошлом году у реки недалеко от их палатки приземлились два кулика. Осторожно выполз из палатки Павлов и жахнул из двух стволов. Зачем, ведь еды было вдоволь?
Он подобрал мертвого кулика, маленькое бездыханное тельце. Второй улетел. Но спустя некоторое время вернулся, летал вокруг палатки и над ручьем, чивикал, звал, и казалось Павлову: плакала птица.
Маленькая пташка, а столько горя и безысходности было в ее крике! Павлов сидел у палатки мрачный, да и другим геологам было не по себе, такой тоскливый получился тогда вечер…
Никто его не укорял, но с тех пор не может он стрелять по живому, все ему плач той птахи чудится…
И вовсе не потому, что столь уж сентиментален Павлов, надо — и лося завалит, но это если надо, если ребята с голодухи мучиться будут, не ханжа он вовсе, но крик кулика до сих пор у него в ушах, и, как вспомнит об этом Павлов, — темнеет его лицо.
В это время с ручья вернулась Юлия. Она распотрошила и вымыла рыбу, а теперь принесла букет травы — цветы с пожухлыми синими бутонами.
— Вот, — протянула она Павлову, — тыке-ваглынын, пахучая трава по-нашему.
— А-а, — узнал он, — дикий лук!
— Его по ручью много… Если рыбу в него завернуть, до утра не испортится. И есть можно с печеной рыбой.
— Давайте все наедимся лука с рыбой! — восторженно предложил Сергей. — Целоваться на ночь никто не намерен?
— Никто, — сказал Павлов. — Ешьте лук смело. Но до ужина еще далеко, еще и не обедали. С ухой этот лук тоже смотрится. Так что давайте я примусь за обед, уху я никому не доверяю.
Он принялся колдовать над котелком и сетовать, что нет нужных специй, но его уже не слышали. В ожидании обеда Сергей забрался в палатку, а Юлия побрела в тундру собирать грибы.
«Взять пробы воды, — думал Павлов, — собрать гербарий, минералогические образцы у меня есть, надо только дополнить коллекцию… описание и определение четких границ «райского уголка». В общем, завтра ребят можно отпускать. Сегодня хорошо помаршрутить и завтра… А к морю пойду через перевал… Там вроде бы должна обнаружиться зона контакта, если верить старым отчетам…»
Он ворожил над ухой и думал о том, что неплохо бы тут пионерский лагерь организовать. Правда, тогда придется расстаться с мечтой о заповеднике. А если палаточный городок? И высадка с моря? Чтобы дорог не строить и ничего не портить… Многие дети в Селе никогда деревьев в своей жизни не видели. А тут вот — все есть: и ягоды, и рыба, и горячие озера, купайся, как в Черном море. И цветы, и птицы со зверьем, и коренья.
Он вспомнил, как однажды в эскимосском селе Сиреники побывал в школе на выставке детского рисунка. Удивили его рисунки третьеклассницы Лены Аяки. Она рисовала ярангу и рядом березу, вездеход и рядом березу, оленей рядом с березами, очень старательно рисовала березу, которой никогда не видела в тундре. Учительница объяснила Павлову, что Лена отличница учебы, впервые в жизни выезжала на материк, в Россию, в пионерлагерь, и ее так удивили белые деревья, что она все время вспоминает их и рисует, чтобы не забыть… Вот почему морж у Лены лежит на берегу под березой…
А в этих местах есть березы, не такие, правда, как на материке, но и не бетула, не карликовая, а обычная тонкая метра под два березка. Вот они первыми желтеют осенью… такие красивые…
Неожиданно он засмеялся.
— Ты чего хихикаешь? — Сергей вылез из палатки. — Каверзу готовишь?
— Да так… Петьке-то моему скоро пять будет, а березы и не видел. Совсем я тут очукотился…
— При чем тут береза? Увидит, какие его годы. Тебя что, на материк потянуло?
— Да нет… Скажу моей Марине: в сентябре на юг поедем… чего ждать. В сентябре хорошо, не так жарко. Отпуска много накопилось… А то пойдет малыш в школу — в сентябре никуда не поедешь.
— Зачем? — спросил Сергей. — Сейчас навигация, всего и у нас полно, все витамины. А там в сентябре дожди…
— Да, конечно, — согласился Павлов. — Дожди. Только там другие дожди. На юг поедем, ни дождей там не будет, ни снега. Знаю я там одно местечко — нет дождей, есть сухое вино, из бочки, и шашлыки…
— Этого добра и здесь хватает. Примитивно ты, старый, о юге мыслишь.
— Я как все, — отмахнулся Павлов, — мне больше от юга ничего и не надо. Сесть бы в поезд и смотреть в окно под стук колес. Никакого кина нет лучше. Смотри в окно… вот и все. И жизнь проносится мимо…
— Пейзаж проносится мимо, Павлов… пейзаж. Не кокетничай.
Сергей понимал настроение Павлова. Конечно, давно человек без отпуска, немного устал. Да и тундра у него не для экзотики — для работы. Хорошо еще, что не отучился удивляться и радоваться природе.
Пять лет назад, помнит Сергей, Марина Павлова лежала в роддоме, ожидала Петьку. Родила благополучно, но врачи настаивали на особом питании, на «живых» витаминах. А где взять фрукты-овощи на Чукотке в середине лета?
Но тут в порт заглянуло зверобойное суденышко с «наукой» на борту. У Павлова там оказался знакомый. Поделился он с ним своими заботами, а тот своими запасами — последний мешок моркови взял у артельщика и вдвоем с матросом приволок на берег в квартиру Павлова.
Морковь была старая, подгнившая. Они вчетвером принялись ее чистить, вырезать гниль, «глазки», червоточины. В итоге каждая морковка превратилась в произведение абстрактной скульптуры, а всего из мешка получилось пять-семь килограммов, не больше.
Вымыли морковь, и понес ее Павлов в роддом.
— Вот, — сказал он сестре, — витамины. Передайте роженице.
— Какой? — спросила сестра. — У нас их две…
— Вот им и передайте, — сказал Павлов. — На двоих.
Сейчас, конечно, со снабжением лучше, размышляет Сергей. Навигация почти круглый год. Ананасы и бананы на свиноферму возят: не успевают продать, слишком быстро портятся они в здешнем климате. Но все равно дети должны греться на солнышке подольше — вот и вся тоска Павлова.
«Завтра нам возвращаться, а он останется один. Ему еще за перевал, — думает Сергей. — А там кругаля до Села, и все по тундре…»
Было тихо. Дым от костра тянулся в небо. Птицы сразу улетели от места, где поставили люди палатки. Вдалеке еле-еле прослушивался крик чаек, значит, где-то рядом море.
Павлов знал где. Это известные ему места.
…Юлия вынырнула неожиданно, из-за холма. Она бежала, прижимая к груди сумку, набитую, как показалось Павлову, травой, а вовсе не грибами.
Она бросила сумку у костра, повалилась на землю и, тяжело дыша, прошептала:
— Скорее! Там… медведи…
— Ну и что? — охладил ее Павлов. — Что случилось-то?
— Ни-че-го, — тяжело дыша, выговаривала Юлия. — Ничего… Они купаются там… Идемте скорее!
— Ну это другое дело! Сережа, торопись.
— А мы там зачем? — спросил осторожный Сергей. — Пусть себе купаются. Может, у них банный день?..
— Да? Послушай, неужели все редакторы такие трусы? — засмеялся Павлов.
— Все! — твердо сказал Сергей и принялся собираться.
К горячему озеру они подошли через полчаса. Парило. Испарения висели над водоемом плотно, как туман. В тишине явственно слышался плеск, как будто ходила рыба или шла весельная лодка.
— Там… — прошептала Юлия и показала рукой на противоположный берег.
Медведица и медвежонок, накупавшись до одурения, вылезли на берег, отряхивались, пыхтели. Затем мамаша легла под куст, прямо на берегу. Малыш теребил ее, пытался играть, но она толкнула его мордой, потом добавила лапой, и он снова плюхнулся в воду. В воде он не суетился, поплескался немного и направился к мелководью. Медведица встала, пошла за ним по ручью. Так и шли они, шлепая по воде, пока не скрылись за сопкой.
За всем этим Сергей и Павлов следили не дыша.
— Вот бы снять скрытой камерой, — вздохнул Сергей.
— Они не просто купались, — сказала Юлия, — они лечились. Эти воды лечебные, я знаю. Тут иногда наши каюры собакам лапки греют. И сами всегда купаются. Энкаугье говорил: от костей помогает.
— Как от костей? От ревматизма, что ль? — спросил Павлов.
— Не знаю. Может, и так.
— Нам бы тоже не мешало принять ванну. А коль все здоровы, то для профилактики. Согласен, Сергей?
— Я не против. Как Юля?
— Я тоже. Только не с вами, а вон в том бассейне. Чтоб вы не смотрели, — засмеялась она.
— Нам смотреть нельзя, а медведям можно?
— Медведи туда не придут, — сказал Павлов. — Они омовение закончили. Давайте искупаемся, нагуляем аппетит перед обедом, а после примемся за гербарий, пробы воды и камня. Идет?
Юлия пошла к соседнему озерцу.
Мужчины не спеша раздевались.
Толстоватый рыхлый Сергей ежился на свежем ветерке и все не решался полезть в воду.