Выгрузившись, прилетевшие перетащили вещи повыше, подальше от воды. Там и палатки поставили, на все лето сделавшись соседями речного народа, как кочевые чукчи называли юкагиров, а также и русских, живших тут испокон веку и ведших свой род от казаков-первопроходцев.
— Будем мы теперь «рочгылыт», — сказал Петров. И пояснил: — «Народ противоположного берега» в переводе.
— Ладно, — согласился его помощник, студент Серега. — Какая разница, все равно тайга…
Третий — чукча, рабочий отряда Пины — уже разжег костер, сбегал на реку, поставил на огонь, новенький с блестящими боками полуведерный чайник, такой же большой котелок и сейчас возился с консервными банками. Рыбалка и охота будут потом, еще успеется, а вот подкрепиться перед обустройством не мешает — летели долго. Не так-то просто добраться сюда, на берега Росомашьей.
К вечеру лагерь был готов. Одну палатку отвели под склад, другую — попросторней — под жилье.
— Первым делом жилье, — назидательно говорил Сереге Петров, — жилье нужно и мореплавателю, и герою, и плотнику.
В третьей палатке оборудовали лабораторию. Конечно, лаборатория — громко сказано, но начальник отряда Петров любил точность, а на походные условия не обращал внимания, полагая, что большую часть своей жизни ученый так и должен жить — в тайге, а город — для камералки, для подготовки к очередному полевому сезону.
У Сереги это третий сезон. Два предыдущих он тоже провел с Петровым. И хотя тема будущего диплома еще отчетливо не прояснилась, он твердо знает, что после института работать приедет в Магадан, возможно, даже к Петрову, были бы вакансия да желание шефа.
Серега заядлый рыбак. Нехитры речные премудрости, но знать их надо. Например, чтобы лучше рыба клевала, хорошо насадку обвалять в песке. Или запастись мелкой галькой и периодически кидать камушки рядом, с поплавком — это рыбу привлекает, особенно ленка и особенно вечером. Ну и понятно, что лучше всего ловить в ручье, впадающем в реку либо в озеро.
А если увидишь гомонящих чаек над водой — торопись, там скопление рыбы. И не забывай, что в чистой воде хорошо заметен красный цвет, запасись лоскутками красными, цепляй рядом с насадкой или крючком — не прогадаешь, хариус мимо не пройдет.
Веселей всего брать щуку. Нацепил на тройник кусок мяса или рыбы и забрасывай в воду на манер донки, и не зевай. Только помни, что в жару на блесну щука не идет, она в заводях держится, в теньке. Лучше всего ее брать рано утром или перед заходом солнца по холодку.
А вот Пины (он тоже третий сезон с Петровым и Серегой) только посмеивается над теоретическими выкладками студента, и когда они вместе забрасывают удочки в одно и то же место, то у Пины по обыкновению клюет, а у Сереги — нет. И никто не может объяснить почему, даже Петров, хоть он и кандидат наук.
Серега горячится, злится, глядя на удачливого Пины, а невозмутимый Пины, пряча улыбку, покидает добычливое место. Но Сереге в этом видится подвох, он снова устраивается рядом с Пины, и опять ему не везет, и опять он злится.
Так обычно проходит их совместная рыбалка.
Петрова их рыбачьи страсти не волнуют. На рыбу он смотрит как на ихтиологический материал. Она должна быть обмерена, взвешена, выпотрошена, записала в «чешуйчатые книжки». Те экземпляры, которые не заспиртованы или не заформалинены, можно, конечно, и дальше изучать с помощью котелка или сковородки.
Хорошо вечерком у костра на берегу Росомашьей, вокруг палаток поляны иван-чая, от зарослей пижмы идет медовый запах, особенно густой перед дождем, до берегам небольшого ручейка полоски тыке-ваглынын — пахучей травы, так дикий лук называют по-местному. Летнее незакатное солнце светит нежарко, на реке собирается легкий туман, и комары не донимают. В такие минуты хочется просто молча сидеть у огня и смотреть на реку.
Давно за полночь. Пины заливает костер, и все отправляются спать, договорившись съездить завтра в гости на тот берег. Над одной из яранг виден поздний дымок — значит, не все люди в тайге, на том берегу тоже кто-то не спит, чай пьет, издалека на новых соседей поглядывает…
Бабушка Эльгинэ первой заметила «казанку» с гостями, побежала за яранги, крикнула двум единственным в этом летнем стойбище мужчинам:
— Мэ-эй!
Старик обернулся на крик, помахал посохом внуку, тот выскочил из кустов, и двое мужчин степенно по тропинке вернулись к бабушке Эльгинэ.
Старушка успокоилась и тут же принялась разжигать костер, поставила котел с мясом и чайник, угощение для гостей, а дед с внуком пошли на берег помогать приехавшим.
Старик ловко принял чалку от «казанки», подтянул лодку, привязал ее к толстому тополю, пока гости выпрыгивали на берег и разгружались.
— Этти! — поздоровался дед.
— Ии, — широко улыбнулся Петров.
— Как звать тебя? — протянул руку мальчику Серега.
— Костя, — достойно ответил тот.
— В каком классе?
— В четвертый перешел.
— А меня Сергей. А это Петров, Иван Иванович. А это Пины. А как зовут дедушку?
— Рахтугье.
Костя во все глаза с нескрываемым восторгом смотрел на Серегу. Такого человека ему за всю его пусть и небольшую жизнь видеть еще не приходилось. Вот это случай! Будет что рассказать в школе!
Дело в том, что студент Серега был огненно-рыжим, а веснушек на его лице было больше, чем гальки на берегу. Ни в тайге, ни в тундре, ни в интернате не встречал Костя таких похожих на лисицу-огневку людей. Настоящий таньгит — пришелец, русский начальник, как его описывают в сказках!
Схватив рюкзак студента, Костя первым бросился вверх по тропинке к стойбищу. Мужчины потянулись за ним.
Вышла бабушка Эльгинэ из яранги, увидела гостей, заохала, засмеялась радостно — она узнала Петрова.
Прошлой зимой летал Петров вдоль долины Росомашьей, просчитывал с вертолета лосей, залетал в гости к чукчам-оленеводам, чаевничал у них. Там и заприметила его бабушка Эльгинэ, чумработница. Много он выспрашивал у стариков да и у нее тоже про житье-бытье.
И поздней осенью побывал он в их бригаде — тогда кочевали у самой границы тайги и тундры, а Петров искал на вертолете белого медведя кочатко, медведя-людоеда.
По старому чукотскому правилу, любой белый медведь, объявившийся в тундре, подлежал уничтожению. В этом правиле есть свой резон — такой медведь нападает на людей, рушит яранги, распугивает оленьи стада. Тот, которого искал Петров, шел с мыса Биллингса, с арктического побережья. Он разгромил по дороге охотничью избушку, к счастью, в ней никого не было, и пошел далеко на юг, в тундру, где уничтожил зимний склад-ярангу. Склад охраняли двое — старик со старухой. Старик был на охоте. Старуху медведь задрал, склад разгромил.
Петров предупредил оленеводов, порасспрашивал о возможных передвижениях белого гиганта и улетел, посоветовав на прощание не отпугивать его ракетами, не ждать, когда он приблизится, а стрелять сразу же, при появлении. Ему вспомнилось объявление канадской конной полиции в Черчилле, где ему пришлось побывать на одном симпозиуме: «Полярный медведь не опасен, если полярный медведь далеко». Он рассказал пастухам об этом объявлении. Чукчи оценили юмор и обещали выполнять рекомендации Петрова.
Медведя он все-таки отыскал и убил. В желудке, у него нашли кусочки материи, и сомнений не было — тот ли это.
— Опять стрелять? Опять кочатко? — вместо приветствия засмеялась ему навстречу Эльгинэ.
Петров обнял бабушку, рад был встрече.
— Нет, нет, — сказал он. — Олень нужен, лось нужен. Бурый медведь и волк, и всех брать будем, по одному, так надо, для науки. Валюм? Понятно?
Бабушка закивала, хотя ей совсем не ясно, зачем столько зверей убивать на троих человек. А как ей объяснить про странную эпизоотию в тундре?
— …И много рыбы распотрошить придется. Самой разной, — уточнил Петров, — и птицы. Песцы тоже пригодятся, и даже лемминги. Все это звенья одной цепи, одной проблемы.
Пины переводил старику и старухе, объяснял, как умел, научные задачи отряда, но его слушали вполуха, не все понимая.
«Надо так надо, — думали, наверное, они, — пусть живут рядом, хорошие люди».
Петров вытащил из рюкзака гостинцы, предусмотрительно заготовленные на всякий случай. Косте достались кулек шоколадных конфет и две банки сгущенки, Рахтугье — пачка импортного табаку и новая трубка, Эльгинэ получила женский несессер со швейными принадлежностями. Было и еще что-то в рюкзаке, но зачем сразу все транжирить, вдруг потом кому-нибудь пригодится.
Трапезничали на свежем воздухе у костра. Петров достал из своего необъятного рюкзака две больших пачки индийского чаю — со слоном на упаковке, протянул хозяйке.
— О! — восторженно сказала она, оценив дар. Тут понимали толк в чае, хотя тундровиков почему-то снабжали только плиточным.
Пока чай заваривался, Эльгинэ выложила в небольшое деревянное корытце куски вареной оленины. Отдельно поставила плошку с солью — для гостей.
Руками есть вкуснее — это каждый знает, даже студент Серега. Тем более что вилок никто не предлагает, а нож есть у каждого — на поясе висит.
Когда Эльгинэ принесла галеты, Серега встрепенулся, вспомнил про свой рюкзак. Вернулся с двумя буханками хлеба.
— Кавкав! — обрадовался Рахтугье.
Гости нажимали на мясо, хозяева на хлеб. Видать, соскучились в тайге по хлебу, здесь его выпечь негде, разве что заменить лепешками, а кто будет лепешки есть, если они не на нерпичьем жиру?
Пины перед едой закусывал прошлогодней юколой. Это ему Рахтугье удружил. Кусочки сушеной рыбы он поджаривал на углях, запахло рыбьим жиром, Пины подмаргивал Сереге, говорил:
— Вкусна-а… Пробуй…
Серега воротил нос. Он с детства терпеть не мог рыбий жир и сейчас предпочитал тундровому деликатесу килограммовый кусок вареного мяса.
Старик неторопливо ронял слова, Пины так же лениво переводил. Трапеза не терпит суеты, как и всякое доброе дело.
Гости узнали, что пастухи откочевали на север, к океану — там меньше гнуса, оленям спокойней, там соленая морская вода — животные ее любят да и пастбища хороши. Два старика и заведующий красной ярангой Семен Данилов ушли в тайгу искать тополь для мэрэнтэ — деревянных заготовок, из которых делают широкие подбитые лосиным камусом охотничьи лыжи. Ушли они в верховья реки еще в начале лета, скоро должны при