Закончилось наше чаепитие у костра на границе Полярного круга. Мы собираем вещи, торопимся домой, в пустующий поселок Чегитунь. Спускаемся с холма по узкой тропинке… Первыми резво вышагивают мои два напарника, за ними не спеша, опираясь на посох, шествует Кием. Я плетусь последним, мне не хочется уходить. Когда еще состоится свидание со знаком?
Я не иду в избушку, а сворачиваю с тропинки к снежнику. Там еще вчера я закопал в снег, и прикрыл кусками льда гуся на ужин. Увы, тайник разворован. Чайки растерзали гуся, они проследили, как я его прятал. Что ж, тогда придется на завтрак подстрелить двух чаек. Ничего в том плохого, птица как птица, если уметь ее приготовить. Надо вот только у Киема спросить эскимосский или чукотский рецепт. Он хорошо знает таинства национальной кухни. Впрочем, ни к чему все это. Рыбы в лагуне достаточно.
Поселок Чегитунь оставлен давно. Жители его переселились в Инчоун, часть на запад — в Энурмино, а кое-кто на юг, в Лорино. Дома хоть и пустые, но не сломаны. Двери аккуратно прикрыты, чтобы зимой не намело снегу. Зимой тут останавливаются охотники, когда объезжают свои участки, отдыхают, пережидают непогоду. Летом живут рыбаки да всякий проезжий экспедиционный люд вроде нас — геологи, ботаники, геодезисты, биологи. Поселок оставлен, но людям служит исправно, и люди его поддерживают, как и наш знак «Граница Полярного Круга».
Я вижу, как большая черная птица плавно планирует и садится рядом со знаком. Это ворон, он собирается чем-нибудь поживиться на месте нашей недавней чаевки.
И вдруг неожиданная мысль обжигает меня. Ворон может прожить жизнь трех поколений людей. Как знать, а вдруг этот ворон свидетель горестей и радостей трех последних поколений людей древнего стойбища, выбравших местом своей жизни Полярный круг? Сколько же ты видел, ворон? Не зря же чукчи и эскимосы поклонялись тебе и никогда не убивали, а шаманы считались потомками ворона…
Птица степенно расхаживает вокруг нашего кострища, но там все аккуратно прибрано, пустые банки засыпаны землей, поживы птице нет, и, тяжело взмахнув крылами, ворон улетает за сопку.
Если он полетит на юг, в тундру, то в десяти километрах от сопки в верховьях безымянного ручья, впадающего в Чегитунь, может найти нашу лабазную бочку. В ней ящик галет, немного сгущенки, спички, палатка, свечи, брезент. Но бочка крепко затянута проволокой, перевернута крышкой к земле, ворону с ней не совладать. Разве что медведь может похулиганить. Но место вокруг бочки мы облили соляркой. Медведи, правда, нынче пошли ученые, запахом солярки их не отпугнешь — в соседней партии один лабаз разграбили в самом начале сезона, там по рации ребята сообщили.
Вместе с вечерними сумерками с моря ползет туман. Мгла. Зажглось окно нашего домика. Скоро из трубы потянет дымок, начнем «гонять» вечерние чаи и планировать день на завтра. Встаем все рано… с первым солнцем. Утром хорошо идет голец. Он здесь особый, очень крупный, арктическое стадо. Под руководством Киема будем ловить, коптить и вялить. Будет чем угостить друзей после поля. Они такой рыбы не ели, это уж точно…
Печь поначалу дымит, не хочет разгораться, но вот пламя загудело, плита быстро накаляется докрасна, и мы незлобиво спорим, кому бежать к ручью за водой.
Дед Кием похихикивает, затем рассказывает короткую чукотскую притчу о ленивом мальчике, который с детских лет ничего не хотел делать, а когда вырос, то ни одна девушка не пошла за него замуж.
Я погашаю, что ленивый мальчик вел себя плохо, беру ведро и иду за водой.
По дороге к реке думаю о том, что пройдет немного времени, и там, в Магадане, вдали от тундры и Ледовитого побережья я часто буду вспоминать беседы с лукавым Киемом, и ребят, моих молодых помощников, и неторопливый размеренный быт поля, а чаще всего мне будет видеться знак Полярного круга моя мечта, которую удалось осуществить.
Как же случилось, что это мне удалось?
Пока что я знаю одно. Сначала надо, чтобы были высадка в Чегитуне, встречи с рыбаками и морскими охотниками, высокие скалы Инычурена и древние стойбища Уткан и Юневрлькин.
А потом надежда, что найденный каляквун — почерневший амулет из клыка белого медведя, который сто лет назад помогал чутпенскому шаману, на сей раз поможет и мне разжечь костер в промозглой сырости тумана на месте бывшего стойбища Чутпен.
Потому что иначе стоило ли тащиться по скалам в ночной дождь, когда горные козлы спокойно смотрят на тебя с вершины и ты не стреляешь в них, а только думаешь, что в конце пути надо не поскупиться и побольше наварить перловой каши, но сначала надо не заблудиться и брать в тумане ориентиром крик чаек справа. Потому что никаких дальних вершин не видно, и карта тут не поможет…
Да, многое было на пути к заветному кругу!
Чем же все-таки притягательна эта земля у Полярного круга, что всегда хочется сюда возвращаться?
Я знаю, когда оживает океан и на трассе Северного морского пути начинается большая работа, пароход, проходя мимо нашего знака, дает короткий гудок, салютуя ему, а самолет ледовой разведки, низко пролетая над льдами, качнет ему крылом. Это значит: «Пересекаю границу Полярного круга». Удачи идущим за Полярный круг.
Геодезисты Магаданского предприятия, вернувшиеся из Арктики, сообщили, что знак по-прежнему на месте, он выдержал суровый натиск зимы, и он охраняется, поддерживается неизвестными добрыми руками, как того и требуют неписаные морские традиции.
Радостно мне было. И я решил прибыть туда в этом году, в день летнего солнцестояния, чтобы отыскать на рыбалке Киема и почаевничать на старом кострище. Я знаю, мудрый старик и старый ворон все еще живут там.
Озеро нетающего льдаОтчет об одной экспедиции
Вот оно лежит перед нами, это озеро, цель мечтаний многих путешественников… Странное, жуткое место! Когда я буду писать роман о жизни на Луне, я помещу своих героев в такой кратер…
Почему-то пришла в голову мысль, что если бы наказывали отчаянием неизвестности и одиночества, то человека, всю жизнь проведшего в городе и заслужившего такое наказание, следовало бы высадить на берег Эльгыгытгына.
Все еще слышен им зов реки и ожидание удачи.
Озеро Эльгыгытгын находится на Чукотке, за Северным Полярным кругом, в юго-западной части Анадырского плоскогорья на границе двух районов — Чаунского и Анадырского.
Расположено озеро на высоте около 500 метров над уровнем моря, глубина его 170 метров, а высота окружающих сопок превышает 400 метров.
Котловина озера имеет правильную круглую форму около 17 метров в диаметре, а сама водная поверхность озера в поперечнике достигает 12 километров.
В озеро впадает множество ручьев и ручейков, а вытекает одна река — Энмываам.
Озеро Эльгыгытгын, пожалуй, самое загадочное на всем Советском Севере.
Оно и открыто-то в 1933 году, в наше время, когда открывать на земле уже нечего.
Какие только легенды не связывают с ним! Утверждают, например, что там водится некое чудовище сродни Несси, этакая чукотская Несси. Что будто иногда озеро вспучивается, встает огромным бугром, и бугор этот лопается, распространяя вокруг зловоние. Иногда озеро испускает загадочное свечение, и все живое покидает его.
До сих пор среди ученых нет твердой единой точки зрения на происхождение озера. Академик С. В. Обручев считал, что здесь взрыв вулканических газов прорвал горизонтальные покровы излившихся ранее лав и образовал в них круглый канал, и теперь на месте трубки взрыва — озеро.
Большинство же геологов и геофизиков образование озера связывают с падением метеорита. Было даже высказано предположение, что тектиты — небольшие кусочки оплавленного природного стекла, образовавшегося от удара Эльгыгытгынского метеорита, долетали до Австралии («брызги озера»), а американские ученые утверждают, что тектиты можно обнаружить в Антарктиде. Можете представить силу удара Эльгыгытгынского метеорита!
Исстари это озеро пользуется у чукчей дурной славой. Они стараются здесь не бывать, а маршруты своих оленьих стад прокладывать в стороне.
К тайнам озера можно отнести и происхождение главного обитателя его вод — гольца. По мнению ихтиологов, тут три его разновидности: обыкновенный серебристый; красноперый — весь год в брачном наряде и черный, которого наиболее смелые ученые относят к реликтам. Вес гольца колеблется от 2 до 16 килограммов. Все три стада объединяет одно — это самый громадный и самый вкусный голец на земном шаре.
Еще к двум явлениям этих мест можно отнести эпитет «самый»: тут самое крупное на Чукотке стадо диких оленей, и тут обитает самый крупный чукотский медведь.
Многие стремились побывать на этом озере, хоть краешком глаза увидеть его, но суждено это не всякому.
Спортивная часть нашей экспедиции заключалась в том, чтобы, попав на озеро Эльгыгытгын, сплавиться на резиновой лодке по единственной вытекающей из озера реке Энмываам, затем по реке Белой, в которую Энмываам впадает, и далее по реке Анадырь. Сам Анадырь для сплава не интересен, решено было по нему долго не идти, а если позволит время, добраться до озера Красного и потом моторами — до окружного центра. Неожиданностей кроме ветров, часто меняющихся и представляющих опасность для немоторных судов, тут нет.
Река же Энмываам для сплава тяжела. Высшей категории сложности — пороги, бурное течение, прижимы, отвесные скалы, подводные камни… Тундра помнит немало людей, для которых последним, что они видели в своей жизни, были воды Энмываам или скалы этой реки.
Накануне похода еще зимой, когда готовилась экспедиция, в ее состав записалось одиннадцать человек. Потом, когда заявленные участники изучили материалы предыдущих экспедиций, девять «волонтеров» нашли причины отказаться от участия, и остались только мы вдвоем с Николаем Севрюковым.