На следующий день концерт Эндрю Мартина поместили в вечернюю трансляцию. Гитарист заснул в объятиях своей благодетельницы, а наутро проснулся знаменитым. Кто бы думал – никому не известный самоучка из подворотни играл во многом лучше профессиональных исполнителей!
Сразу появились весьма серьезные предложения от владельцев других отелей по поводу концертов и даже контракт на запись собственного диска. И конечно, новые женщины. Его девчонка, пробившая ему дорогу к известности, видимо, что-то заподозрила и как-то спросила его:
– Это правда, что ты спишь с другими бабами?
Он ничего не ответил, лишь нахмурился и чуть ниже опустил голову, не прекращая перебирать звенящие струны.
– Ишь ты, гляди-ка! У нашего девственника помимо нового имени вырос еще и член!
Она подошла и ударила его по щеке. На лице гитариста тут же багрово налились четыре длинные полосы от пальцев.
Музыкант не спеша отложил гитару, встал и ударил её кулаком в грудь. Девчонка отлетела к стене и медленно сползла по ней, не отрывая от него изумленного взгляда.
– Никогда не смей меня бить, – спокойно произнес он. – Это – закон! Меня и так слишком много били.
Он снова сел на свое место и взялся за инструмент.
Девчонка медленно приходила в себя.
– Так-так, Андрес, – пробормотала она. – Или нет, извини. Эндрю Мартин. Стало быть, у девственника кроме члена выросли еще и клыки… И теперь он устанавливает в моем доме свои законы. Ну смотри, парень…
Она медленно встала на ноги. Её качнуло в сторону, и она была вынуждена опереться на стену, чтобы не упасть.
– Ну что ж, смотри, музыкант, – повторила она. – Теперь тебе придется одному плавать в этом дерьме. Но учти, чтобы выжить в шоу-бизнесе, мало будет одних зубов и члена… А теперь пошел вон, щенок, чтобы духу твоего здесь не было.
Он криво усмехнулся, встал, зачехлил гитару и, не оборачиваясь, вышел за дверь. Через несколько месяцев он случайно узнал, что та девчонка погибла в автокатастрофе. Эндрю не пришел на похороны. Он был слишком занят.
Он играл. Но теперь он играл в больших залах с совершенно другой публикой. Только другой ли? Да, у этих мужчин с сытыми глазами были дорогие костюмы, их сопровождали дорогие женщины и на концерты они приезжали в дорогих автомобилях. Но шампанским по пять тысяч песо за бутылку они нажирались до поросячьего состояния так же, как последний грузчик из пригорода нажирается кактусовой водкой. На его концертах они лазили потными ладонями под юбки своим ослепительно-красивым любовницам и блевали на натёртые до блеска паркетные полы перед его сценой.
Но он играл. И очень часто играл он, закрыв глаза. А после концерта нюхал кокаин или хлестал прямо из горлышка теперь уже очень дорогое американское виски. Бесспорно, его имя очень скоро было бы в списках хитов рядом с именами звезд мексиканского шоу-бизнеса, если б только в конце концов эти пагубные привычки не довели его до реанимации.
Случилось это в тот день, когда ему стукнуло двадцать лет.
Наркотики или выпивка до концерта? Боже упаси! Никогда! Он бы просто не выдержал напряжения. Да и как смешивать два абсолютно несовместимых кайфа? Каждое выступление, каждая секунда, когда он держал в руках инструмент, были взлетом фантазии, шедевром настоящего таланта, которые так редко рождаются в наше слишком прагматичное время. Он уже научился не смотреть вниз, в зал. Он научился презирать свою публику и весь этот грязный, лицемерный мир. Но если на сцене он мог просто закрыть глаза, то единственной защитой от назойливой жизни вне сцены стали виски и наркотики.
Той жаркой, осенней ночью он довольно неплохо отыграл концерт в одном из многочисленных клубов Зоны Рио, а после отправился домой в сопровождении очередной богатой дамы преклонного возраста, желающей доказать самой себе, что она ещё на что-то годится.
Эндрю откупорил бутылку виски. На часах была половина третьего. Отхлебнув прямо из горлышка, он с неприязнью покосился на свою некрасивую спутницу, которая к тому времени была уже изрядно пьяна и морщинистыми руками пыталась расстегнуть его рубашку. Её слишком сильно накрашенные губы приблизились к его лицу… и тут Эндрю почувствовал неприятный запах. Нет, у неё ни в коем случае не пахло изо рта. Да и те духи, что она использовала, его вполне устраивали. Просто от неё веяло столь ненавистным ему запахом старости, который никакой даже самый дорогой парфюм не мог вытравить. Ему осточертел этот запах. Ему осточертело всё. Продюсеры с нестандартной сексуальной ориентацией, вначале сулящие миллионные контракты, а затем пытающиеся затащить его в постель. Их стареющие жены, которые расточают комплименты в адрес его музыки, ни черта в ней не понимая, и при этом пытаются получить от него то, чем не могут вдоволь насладиться с мужьями. Навязчивые поклонники, достающие его всегда и везде. Папарацци, норовящие подловить его в туалете или в постели…
За свою короткую жизнь «звезды» Эндрю успел усвоить, что поп-музыка на пятьдесят процентов состоит из денег и рекламы, на сорок восемь из секса, наркотиков и выпивки и лишь оставшиеся два процента делят между собой ноты и мастерство исполнения. Ему было больно сознавать это. Мысли о том, что секс с престарелыми матронами является непременным атрибутом его карьеры (благо, хоть «голубые» особо не приставали после того, как история с Толстой Мэгги получила огласку), грызли его каждую секунду, и попытки заглушить нарастающую депрессию при помощи виски и наркотиков медленно сводили его в могилу.
И, вот уже в который раз за последнее время разозлившись на весь мир, Эндрю грубо оттолкнул престарелую даму и шагнул к сейфу, где хранил наркотики – верное средство от плохого настроения…
Внезапно он покачнулся и сжал ладонями виски. Голова раскололась от адской боли, из носа хлынула кровь, желудок задергался в спазмах, словно пытаясь выскочить наружу, всё тело стало корчиться в судорогах. Он схватился за живот, и остатки не переваренного ужина напополам с виски хлынули на дорогой ковер. Глаза его закатились, и, захлебываясь в слюне, крови и желудочном соке, он упал на стеклянный журнальный столик, который разбился под его весом и осколками распорол и новый восьмисотдолларовый костюм Эндрю, и живот его хозяина.
Престарелая дама, рассматривающая в тот момент в громадном зеркале собственную силиконовую грудь с неестественно для ее возраста торчащими кверху сосками, не сразу сообразила, в чем дело. С полминуты она в растерянности хлопала приклеенными ресницами и топталась около распростертого на полу тела, потом быстренько оделась, схватила сумочку и выскочила из квартиры, оставив Эндрю на залитом блевотиной и кровью полу.
Она не позвонила ни в полицию, ни в скорую помощь. Как она могла?! На следующий же день на первых полосах газет могло оказаться её имя. «Пятидесятидвухлетняя Мария Хосе, жена известного продюсера, найдена в постели с молодым музыкантом» или «Карьера! Вот так она делается!». Нет, позволить себе такое респектабельная леди просто не могла…
Эндрю умер бы от передозировки героина или от потери крови, а может, от того и от другого вместе, если бы, по счастливой случайности, его сосед не решил бы проехаться по бульвару Авенида Революсьон, поглазеть на уличных проституток. Увидев распахнутую дверь соседней квартиры и заподозрив что-то неладное, он сообщил консьержу. И уже через несколько минут машина реанимации с воем уносила в ночь бесчувственное тело музыканта.
Голова страшно гудела и раскалывалась, словно сто тысяч маленьких, шустрых бесенят пытались растащить мозг на сувениры.
Тук-тук-тук-тук…
Крохотные железные молоточки бесовских отродий колотили в виски, в зубные нервы, во внутреннюю часть глазных яблок, в упорно не желающие открываться веки. «Да, господин Агилар… Да, господин Агилар», – чей-то тусклый женский голос еле слышно пробивался сквозь этот дьявольский грохот.
– Пять кубиков, – сказала медсестра и ввела в капельницу очередную дозу какого-то снадобья. – Похоже, он приходит в себя.
– Спасибо, Хуанита.
– Да, господин Агилар.
Бесенята со своими инструментами уползли куда-то внутрь мозга и потихоньку утихомирились.
Эндрю с трудом открыл глаза.
Белые стены, белые накрахмаленные простыни, восковое лицо медсестры и худощавый врач с мясистым носом и большими очками на нем, делавшими доктора похожим на дядю Скруджа из американского мультфильма.
– Где я? – простонал Эндрю.
– В клинике доктора Родриго Агилара, мистер Мартин, – с неприкрытым сарказмом прокрякал худощавый док. – Кстати, вам крупно повезло. Минутой позже – и бюро ритуальных услуг приобрело бы ещё одного клиента. Вас вовремя привезли. Проникающее ранение брюшной полости, острая потеря крови, алкоголь с героином… Словом, добро пожаловать с того света.
Медсестра бросила на доктора осуждающий взгляд. Но, видимо, у того были свои представления о деонтологии, особенно по отношению к богатым наркоманам.
– Сколько я здесь провалялся?
– Пошла вторая неделя, мистер Мартин.
– Святые небеса! Мои контракты…
Эндрю сжал ладонями голову, зажмурился и картинно упал на подушку. Доктор поджал губы, прищурился и скривился так, будто его кто-то попытался накормить лошадиным навозом. Видимо, за долгие годы практики в своей супердорогой клинике жеманство и причуды звездных пациентов осточертели ему хуже горькой редьки.
– Док, когда вы меня отпустите из вашего склепа? – простонал гитарист.
Врач дёрнул плечами:
– Живот мы вам заштопали, крови поднакачали, а на будущее очень рекомендую соразмерять дозы той гадости, которую вы в себя пихаете. Второй раз может не повезти…
Эндрю оторвал взгляд от плафона на потолке:
– Спасибо, док, у меня уже была мамочка, которая читала мне лекции по правилам хорошего тона…
Маленькие бесенята снова принялись долбить многострадальную голову.
– У меня череп раскалывается, док. Сделайте что-нибудь…
– Это элементарная ломка, мистер Мартин, – док важно поправил очки. – В последнее время медицина очень рекомендует комплексную программу лечения метадоном. Не желаете попробовать?