К его руке шла тоненькая трубка от капельницы на стойке. На этой же стойке стоял ещё один флакон, и ещё одна такая же трубка уходила в противоположную сторону. Эндрю проследил её взглядом…
Он был не один в палате. Трубка вела к худенькой руке с накрашенными ноготками. Рядом с койкой Эндрю стояла другая, такая же, на которой лежала белокурая обладательница тоненькой ручки. Дешёвый лак на ногтях облупился, потрескался и частично слез. Эндрю представил, как в эту почти детскую руку вонзается толстая стальная игла капельницы, и ему стало нехорошо.
«Да, дожили. Бедняжку из-за тесноты и нищеты положили в одну палату с чокнутым наркоманом-самоубийцей», – подумал Эндрю и горько усмехнулся собственным мыслям.
Девушка спала. Роскошные светлые волосы разметались по плечам, носик заострился, искусанные, распухшие губы неестественно ярко выделялись на бледном лице.
– Билли…
Эндрю снова приподнялся. Может, послышалось?
– Билл, – прошептала девушка снова.
Эндрю выдернул иглу из вены, поморщился, зажал ватным тампоном ранку и спустил ноги с койки. Это далось ему нелегко. Измученное ломками и принудительными кровопусканиями тело плохо слушалось своего хозяина. Пошатываясь и держась за тумбочку, он подошел к соседней кровати:
– Вам плохо? Я позову медсестру…
Голубые глаза открылись, девушка взглянула на парня.
– Кто вы? – спросила она безучастно.
– Я Эндрю… Эндрю Мартин… ваш сосед по палате… Вы кого-то звали? Кажется, Билла, если мне не послышалось…
При упоминании этого имени глаза небесного цвета тут же наполнились слезами. Они соскальзывали по щекам на белую подушку. Девушка плакала молча, не мигая и не всхлипывая, словно манекен, из глаз которого по непонятным причинам полилась вода. Это было воистину жуткое зрелище.
– Ну что вы, – Эндрю присел на край кровати, – не плачьте. Всё в прошлом, теперь всё будет хорошо…
О том, что там было в прошлом у девушки, Эндрю не имел ни малейшего представления. Но слова о том, что «всё будет хорошо», прозвучали твердо и уверенно. Девушка повернулась и, уткнувшись носом в подушку, разревелась теперь уже по-настоящему, как плачут все нормальные девчонки на земле, со всхлипами и навзрыд.
Врачиха, тряся мощными формами, вбежала в комнату.
– Ах ты, грязный ублюдок! – заорала она с порога. – Что ты сделал с девочкой, чёртов извращенец?
Эндрю захлопал глазами, не зная что ответить.
– Не надо, – Нэнси оторвала лицо от подушки, – он не сделал мне ничего дурного. Он просто хотел…
– Знаю я, чего хотят эти недоноски! Они хотят всего, много и сразу, а потом режут себе вены, чуть жизнь даст пинка под зад. Он точно не тронул тебя?
– Нет, честное слово…
– Ну ладно. Если что – зови, я его сразу на место поставлю, – сказала врачиха, закрывая за собой дверь.
Эндрю повернулся к девушке. Дорожки от слез на бледных щеках уже успели высохнуть, но в бездонных глазах все ещё плескалось невысказанное, невыплаканное горе. Сам себе удивляясь, Эндрю взял её за руку:
– Не плачь, девочка, теперь действительно всё будет хорошо.
Впервые за много дней ему захотелось жить. Хотя бы ради того, чтобы по этим нежным щекам больше никогда не лились слезы.
Они поженились через три месяца в маленькой церквушке неподалеку от лечебницы. Полицейский и врачиха были свидетелями на свадьбе.
– Ну, что я говорил! А ты не хотела класть их в одну палату, – сказал полицейский, улыбаясь во весь рот.
– Прикрой свою пасть, – ответила врачиха. – Тебе было просто лень везти её в городскую больницу. Ты был готов положить девочку в клетку с гориллой, лишь бы лишний раз не растрясти свою жирную задницу.
Полицейский тяжело вздохнул, скользнув взглядом по глубокому декольте на мощной груди врачихи.
– Нет, все-таки чертовски интересно, сможет ли хоть один мужик на свете справиться с настоящей латиноамериканкой? – еле слышно пробурчал он себе под нос.
Нелегко начинать все сначала. Тем более с репутацией психа и наркомана.
Эндрю дождался сигнала светофора и перешел улицу. Подойдя к автомату для продажи газет, он засунул в щель монету и вытащил свежий номер…
– Вот дерьмо! – пробормотал музыкант.
Он держал в руках не свежий номер «El Economista», а какую-то новую газету. На первой странице красовалась перекошенная рожа с лишним глазом, грубо намалеванным на лбу.
– Ну что ж, в следующий раз будешь смотреть, что покупаешь, – вздохнул Эндрю и раскрыл газету, особенно ни на что не надеясь.
Удивительно, но под рекламой конца света, занимавшей целую страницу, имелось маленькое объявление, заинтересовавшее Эндрю.
«Требуется лабух, который может забацать, чтоб пробрало». И адрес. И всё.
Эндрю напряг память. «Лабух, забацать»… Что-то такое было. Там, в детстве, в другой жизни. Похожими словами перебрасывались подростки в его родном пригороде, старательно косящие под гангстеров.
– Так-так… Ага, точно!
Память не подвела. Несмотря на усердие докторов и санитаров с дубинками, в голове еще кое-что осталось. Помимо «лабуха» отчетливо вспомнились «атас», «фомка» и «фараоны».
– Сходить, что ли? – задумчиво протянул он, глядя на бородатого проповедника апокалипсиса с рекламы над объявлением.
Проповеднику было наплевать. Он тянул костлявые руки к грозовому небу, на котором был напечатан телефон его фирмы, – видимо, по этому телефону предусматривалось тот самый апокалипсис заказывать всем желающим на дом с доставкой и установкой. К тому же нарисованный проповедник на риторические вопросы не реагировал.
– Схожу, – решил Эндрю.
Он оторвал объявление вместе с ногами проповедника, выбросил остальное в урну и зашагал к автобусной остановке.
…Пивной бар байкеров, в котором требовалось «забацать», имел незатейливое название «У Рикардо Мотора». Это было потрёпанное здание с неоновой вывеской, горящей исключительно по своему желанию, и парковкой для мотоциклов, которая занимала места в три раза больше, чем, собственно, само заведение. Рикардо Агирре по прозвищу Мотор, хозяин бара, был на голову выше любого из своих посетителей, имел бицепс в двадцать дюймов в обхвате и кулаки каждый размером с пивную кружку. Кулаки эти довольно часто использовались для успокоения перепивших или недопивших байкеров и других клиентов заведения, своим непотребным поведением покушающихся на представления хозяина о порядке и хороших манерах. Прямо на подходе к бару Эндрю имел счастье лицезреть Рикардо в процессе применения своих кулаков, широко известных в узких кругах любителей пива и скорости.
– Пошел вон, пьяная тварь!
Звериный рык хозяина бара был слышен за квартал. Дверь бара распахнулась. На улицу вылетел длинноволосый байкер в кожаной куртке со множеством застежек и молний. Пролетев пару футов, мужик шлепнулся на брюхо, икнул – и захрапел. Эндрю остановился, присмотрелся. Н-да, интересный штрих, характеризующий местные нравы: обтянутую вытертой кожей задницу бедолаги украшал вызывающий лозунг: «Поиметь – так королеву», который сейчас перечеркивал внушительный след от подошвы.
Переступив через патлатого специалиста по королевам, Эндрю нерешительно направился ко входу в бар. В проеме двери маячил Рикардо, похожий на рекламу к японскому фильму «Годзилла», которую какой-то шутник вставил в слишком тесную раму.
– Ты кто, мужик? – хмуро спросил хозяин бара, переведя взгляд со спящего клиента на Эндрю. Кулаки Рикардо медленно трансформировались в ладони, которые он брезгливо вытер об штаны. – Сразу видать, что ты не из байкеров. Так что вали отсюда, у нас наливают только за наличные.
Те, кто знал Рикардо Агирре достаточно хорошо, отметили бы, что это была одна из самых длинных фраз, которую хозяин бара произнес за последние лет пять-шесть, а может и десять. Его лексический запас ограничивался словами короткими и емкими, в основном матерными, хотя все его сослуживцы считали, что для пятидесятидвухлетнего морского пехотинца в отставке, который в молодости пробыл в плену у вьетконговцев два с лишним года, а под старость решил вернуться на родину, Рикардо был ещё весьма разговорчивым малым.
– Да вообще-то я по поводу работы, – робко сказал Эндрю.
– Бармен?
– Гитарист.
– Лабух, – уточнил Рикардо.
Эндрю кивнул.
– Угу. Что играешь?
– Всё.
– Пятьсот песо за вечер.
Прежде чем прийти в бар «Мотора», Эндрю навел справки у местных алкашей.
– А что же ваш нынешний гитарист? Я слышал, он неплохой музыкант. Может, мы бы смогли работать вдвоём?..
– Тебе повезло! Два лабуха мне не по карману, но старый больше здесь не работает, – сказал Рикардо и указал пальцем на спящее тело. – Как чувствовал, дал объявление заранее. А будешь, как и он, лезть к девочкам и без моего ведома торговать зельем…
– Проблем не будет, я женат. А с «дурью» у меня свои счеты, – быстро сказал Эндрю, подняв руки вверх, словно хозяин бара угрожал ему пистолетом.
Рикардо, тяжелый и мощный, словно причудливая помесь американского «Абрамса М-1» и доисторического бронтозавра, отошел в сторону. Перед Эндрю предстал во всей его красе обычный бар, каких полным-полно по всей Мексике, население которой любит приложиться к бутылке с текилой до сиесты, после сиесты и во время сиесты.
Гитарист невольно поморщился. Он уже успел привыкнуть к роскошным залам, свету и солидной публике. А это заведение отличалось от тех ночных клубов, что Эндрю привык посещать в Сентро, примерно как лощеный щёголь с бульвара Агуакалиенте в костюме от Гуччи отличается от нищего бродяги с окраин Тихуаны.
Хотя, с другой стороны, мысль о том, что, уходя отсюда вечером, ему не придется возвращаться в сопровождении какой-нибудь великовозрастной, сексуально озабоченной леди, радовала его. Он представлял, как вернется в пускай маленькую, но уютную квартиру к молодой, красивой и любящей жене, представлял её теплые руки, улыбку, глаза, в которых всегда плещется бездонное море искренней, настоящей любви… Чёрт возьми, ради этого можно вспомнить о том, что начинал он именно в таких заведениях, и не задирать по привычке свой когда-то возомнивший себя аристократическим нос, а попробовать начать всё сначала.