«Ничего себе мышь!» – подумал Мобуту. Эта мысль его рассмешила, и он добродушно пихнул супругу:
– Хватит дрыхнуть, корова! Лучше послушай, какую хрень я только что видел с похмелья.
Медленно, словно черная балерина из музыкальной шкатулки, женщина привстала и повернулась к нему. Громадный негр дико закричал и слетел с кровати. Он сразу понял, чьи глаза он только что видел на полу кухни.
Каби слезла с кровати и теперь медленно шла к нему, шаря по воздуху растопыренными пальцами и судорожно, толчками поворачивая лицо с окровавленными дырами глазниц, словно прислушиваясь к мраку, стараясь по звуку шагов, дыхания, а может, по стуку старающегося выскочить из груди сердца найти своего мужа.
Затрещала проводка, тусклый ночник вспыхнул и погас. Где-то рядом в темноте спальни раздался визгливый хохот женщины.
– Замолчи! Замолчи!!!
Мобуту зажал уши руками и бросился вон из комнаты, лишь бы снова ненароком не увидеть изуродованного лица чудовища, когда-то бывшего его женой, и не слышать его ужасного хохота.
Негру повезло. В кромешной, нереальной тьме, нахлынувшей со всех сторон, он сразу нашел дверь и ринулся было по коридору к выходу, подальше от этого кошмара…
И вдруг резко остановился.
«Сын! Где сын?»
В конце коридора что-то шевельнулось.
– Мальчик мой, это ты?! – хрипя и задыхаясь выдохнул негр, вглядываясь в темноту.
В дальнем конце коридора, освещаемый слабыми бликами уличных фонарей, стоял восьмилетний сын Мобуту. Лицо ребенка было в тени. Он доверительно протягивал к отцу руки и напевал:
– Он придёт, папа, он придёт. Он отомстит людям, которые убивали его детей. Он придет и заберет себе их лица…
Мобуту застонал, словно смертельно раненный медведь. Его ноги подкосились, и он тяжело сполз по стене на грязный пол коридора. Ребенок продолжал идти к нему, улыбаясь залитым кровью лицом и протягивая отцу свои собственные глаза, лежащие на крохотных ладошках.
– Внимание всем патрулям! Ферн-стрит, четыре. Соседи слышали выстрелы в доме и женские крики. Двери дома заперты изнутри. Всем патрульным машинам срочно прибыть на место преступления. Возможно, преступник вооружен. Повторяю…
«Ферн-стрит… „Улица папоротников“, дом четыре. Не тот ли это коттедж рядом с домом антикварщика? Точно, тот самый. Вот ведь проклятое место, четвертое происшествие в этом районе за неделю! Как там говорили предки: беда не приходит одна?»
Джек Томпсон включил сирену и, круто развернув автомобиль, помчался кратчайшей дорогой к месту происшествия.
Ливень хлестал как из ведра. Дворники метались по лобовому стеклу, но явно не успевали справляться со своей работой. Джек видел только размытые контуры зданий по бокам дороги, но всё же продолжал нестись вперёд с бешеной скоростью. Риск был частью его работы и одной из причин, по которой он обожал свою сумасшедшую профессию.
Каскад ледяных брызг, вылетев из-под колес его машины, с ног до головы обдал стайку длинноволосых субъектов, прячущихся от дождя под одним на всех громадным зонтом. Отборный мат и бутылки из-под колы полетели вслед уже успевшему скрыться за поворотом «форду».
– Похоже, сегодня я точно не попаду домой, – недовольно бурчал Томпсон, в нарушение всех правил обгоняя ленивые попутные машины. – Ферн-стрит. Еще немного – и ее можно будет переименовывать в «Улицу вязов»…
Дом как дом. Стандартный одноэтажный коттедж. Такой же, как и все в этом квартале с жителями среднего достатка. Чёрный силуэт на фоне чёрного неба.
С крыши коттеджа свисают щупальца оборванных проводов. Искореженная антенна напоминала чьи-то корявые, узловатые пальцы, протянутые к небу и пытающиеся поймать бледную луну.
«Похоже, молния ударила в крышу и замкнула проводку», – мелькнула мысль. Стандартный коттедж. Такой же, как и все…
Нет, не такой же. За годы работы в полиции у Томпсона выработалось особое чутье. От дома пахло человеческим страхом и смертью, которая пока ещё, возможно, не перешагнула высокого порога этого дома, но уже шлялась где-то совсем рядом.
Сержант вынул из кобуры «беретту», снял с предохранителя, дослал патрон в патронник, засунул пистолет обратно и, не застегнув кобуру, направился к коттеджу.
Старый слепой негр стоял под проливным дождем. Жестяная банка перед ним на асфальте звенела под тяжелыми дождевыми каплями, падающими в её пустое нутро.
Томпсон на секунду остановился.
«Что он делает здесь среди ночи?»
– Простудишься, отец. Уже поздно. Иди домой… и помолись за меня.
Десять долларов легли в безвольную сухую ладонь старика.
– На удачу, – прошептал Томпсон про себя.
Несколько полицейских машин стояли возле одноэтажного домика Мобуту. Блеск мигалок, вращающихся на крышах автомобилей, отражался от луж, и казалось, что из черных дыр в асфальте подмигивают людям чьи-то кроваво-красные, воспаленные глаза.
Полицейские расположились полукругом, прячась за своими автомобилями и старательно целясь в закрытую дверь коттеджа. Со стороны все это очень напоминало сцену из плохого боевика. Ночь, луна, черный силуэт дома. Вот сейчас преступник в маске откроет дверь, держа у горла грудастой блондинки кухонный нож, и потребует вертолет, дозу героина и миллион долларов наличными. Естественно, бравый шериф с мужественным морщинистым лицом немедленно начнет долгие и нудные переговоры, а молодой, не менее бравый коп, абсолютно невидимый для тупого преступника, в это время будет ползти в обход, провожаемый коровьим взглядом несчастной заложницы.
Джек поморщился. Господи, какой осел снимает подобную чушь? Хоть бы раз эти сценаристы и режиссеры из голливудских киностудий побывали на настоящем деле, посмотрели на реальную боль и кровь. Глядишь, и сняли б что-нибудь похожее на правду. Да только зарубили бы ту правду на корню критики, всю жизнь протирающие задницы в мягких креслах. Потому как настоящая полицейская работа во много раз скучнее… и страшнее самого страшного фильма ужасов.
– Ну что здесь, Билли? – спросил Джек тучного полицейского, лежащего грудью на капоте.
Тот обернулся:
– Два заложника, Джек. Жена и восьмилетний сын какого-то ниггера, который стережет вон тот здоровенный дом. Похоже, оба ранены. Ублюдок совсем рехнулся, кричит, что они слуги дьявола.
– Группу захвата, дежурную бригаду психиатров вызвали?
– Будут с минуты на минуту…
– С минуты на минуту… Нет у нас этих минут, Билли.
Томпсон вытащил из кобуры пистолет.
– Эй, Джек, – громадный полицейский положил свою лапу на плечо Томпсона. – Куда ты опять лезешь? Подожди парней из SWAT, пусть каждый делает свою работу.
– Не думаю, Билли, что наша работа сидеть за машинами и ждать, пока этот ненормальный прикончит женщину и ребенка.
– Притормози, парень, – сказал Билли. – Вижу, тебя не переубедить. Но люди уж сто лет как бронежилет изобрели, и тут тебе не Россия, чтобы голой грудью на бешеного медведя лезть. Давай-ка доставай из своего тарантаса скорлупу, помогу тебе запаковаться.
Джек посмотрел в сторону своей машины, стоявшей в конце улицы. Пять минут туда, пять обратно… И покачал головой:
– Слишком долго.
– Черт, – с чувством произнес Билли. – Тогда давай так. И не спорь! Если уж решился, то не теряй времени!
Он быстро снял с себя тяжелые кевларовые доспехи и протянул их Томпсону. Джек только ростом уступал громадному Билли, в плечах они были как родные братья, так что бронежилет товарища пришелся бы ему как раз впору.
– Слушай, Билли, ты же знаешь, что только бабка моя родилась в России, а я сам сроду там не был, – огрызнулся Томпсон, ныряя в подставленные доспехи. – Спасибо, конечно, только сам давай-ка вали отсюда подальше, за деревья. Увидит кто из начальства без броника, будет тебе на орехи.
Огромный Билли осуждающе покачал головой.
– Плохо ты обо мне думаешь, ковбой, – сказал он. – Как сам лезть под пули, так это нормально. А я должен начальства бояться? Иди, я тебя прикрою.
Томпсон не стал спорить и мягкой кошачьей походкой, удивительной для такого крупного человека, направился к дому. Сильный удар ногой в замок… Косяк, раздираемый железным языком замка, коротко вякнул – и дверь резко отскочила внутрь… Темнота коридора сыро и влажно дохнула в лицо сержанта тем самым запахом смерти, который он учуял ещё только подъезжая к дому охранника.
Сейчас этот запах витал везде – он был гуще, он лез в глаза и ноздри, скрёб по коже и по нервам, заставляя крепче сжимать шершавую рукоять пистолета. Чёрный ствол «беретты» медленно поворачивалось из стороны в сторону, как нос породистой охотничьей собаки… На запах… На почти осязаемый запах смерти…
– Папа, папочка, за что?! Помогите! – раздался детский голос откуда-то из глубины здания.
Джек осторожно пошел на крик, каждую секунду ожидая, что сумасшедший кинется на него из темноты или откроет огонь.
Скрипнула половица… Джек замер…
Тусклый свет уличного фонаря едва пробивался сквозь окно. Томпсон не мог определить, из-за какой двери кричал ребенок. Он крался вдоль стены, навострив уши, словно волк, каждую секунду ожидающий выстрела.
– Папочка, не надо! – резко и неожиданно раздалось из-за дальней двери. – Не-ет!
Выстрел хлопнул, словно вылетела пробка из бутылки шампанского. Детский крик перешел в бульканье и оборвался. Почти в ту же секунду раздался ещё один вопль, от которого у полицейского пошли мурашки по коже. Но это уже был не ребенок. Взрослый мужчина дико орал за дверью в конце коридора.
Яркий свет прорезал темноту. Вспыхнули все лампочки в доме, несмотря на перебитую проводку. Свет был настолько ярким, что Джек на секунду зажмурился.
Треснул и взорвался круглый плафон на стене. Мелкий стеклянный дождь посыпался на пол. Почти сразу следом лопнула ещё одна лампа.
«Молния? Или статическое электричество? Нет, не похоже».