Эндрю взглянул в толпу. От дальней стены отделился человек, улыбнулся музыканту и вышел из бара. Эндрю вздрогнул, зажмурился и обессиленно опустился прямо на облезлые доски давно не крашенной сцены. Улыбка. Он только что видел точно такую же дьявольскую ухмылку там, в развалинах мёртвого города.
На улице громко хлопнула дверца автомобиля. Мощный, под стать хозяину, двигатель взревел бешеным мамонтом, и визг стираемых до корда покрышек возвестил время обеда.
Рикардо Мотор никогда не обедал в собственном заведении, предпочитая проехать несколько миль до центра Тихуаны, чтобы заказать свои любимые суп из тортильи и буррито не где-нибудь, а в одном из фешенебельных ресторанов города. Странная привычка для владельца собственного бара, где относительно неплохой повар по желанию хозяина может приготовить что душе угодно. Но в возрасте за пятьдесят у каждого относительно небедного дельца появляются немного странные привычки, а то и полностью съезжает крыша. А в случае, когда крыша уже давно сползла напрочь и осталась где-то во вьетнамских джунглях, странные привычки состоятельного джентльмена окружающие стараются не замечать. Особенно если это привычки Рикардо Мотора…
…Хосе ухмыльнулся собственным мыслям и вернулся к стойке. Сегодня у него было отменное настроение. Во внутреннем кармане его заляпанной жирными пятнами джинсовки лежал авиабилет в один конец с тремя зелеными пальмами и синим океаном на лицевой стороне.
В принципе, сегодня можно было вообще не идти на работу. Но рейс был на одиннадцать вечера, а Рикардо Мотор задолжал бармену десять тысяч песо. Не оставлять же их жирному борову! Так что Хосе и сегодня всё утро усердно тёр стаканы и взбивал коктейли, угодливо кивал головой на зычные окрики хозяина и посетителей, хихикая про себя и представляя, какую рожу скорчит завтра Рикардо, когда ему придется впервые за долгие годы снова самому становиться за стойку.
У Кармен классная попка,
У Кармен шикарная грудь,—
мурлыкал бармен слова дешёвого сингла, и блестящие стеклянные конусы вертелись и плясали под его толстыми пальцами, как волшебные шары в руках у жонглера. Разнообразные «Кармен» с роскошными формами проплывали перед глазами Хосе, их сменяли тугие пачки долларов, которые ждали его дома в шкафу под стопками чистого белья, плескался и мурлыкал ласковый океан, и чайки кружили над палубой его новой белоснежной яхты.
Хосе топтался на месте и, прикрыв веки, чмокал воздух полными губами. Руки его тем временем автоматически делали привычную работу, которая нисколько не мешала толстяку предаваться сладостным грезам.
«У Кармен классная попка…»
Запертая дверь бара затряслась под чьими-то неслабыми ударами. Стук гулко разнёсся по пустому помещению и резко вывел Хосе из розовой нирваны.
– Открывай, проклятый ублюдок!
Визгливый женский голос резанул по ушам, и блаженная улыбка окончательно сползла с лица бармена.
– Открывай, сволочь, или я сейчас высажу эту паршивую дверь!
Хосе порыскал глазами туда-сюда, но смыться было некуда. Ключи от чёрного хода Рикардо Мотор всегда зачем-то таскал с собой, не доверяя их никому, и бармен, втягивая голову в плечи при каждом новом ударе, обречённо поплелся к двери.
– Да не стучи ты! Иду я, иду! Дева Мария, ты уже небось подняла на ноги весь квартал!
Он отодвинул засов, и растрёпанная Молли с бешеными глазами и перекошенной от ярости физиономией огненным рыжим метеором влетела в полутёмное помещение.
– Куда ты дел мои деньги, жирный паскудник! – заорала она дурным голосом и тонкими, но на удивление сильными для такой хрупкой леди пальчиками впилась Хосе в воротник. Острые ноготки скребанули по коже не хуже кошачьих когтей, и на потной шее бармена сразу же выступила кровь.
– Эй, эй, детка, потише, – ошарашенный толстяк попятился назад, но девчонка висела на нем не хуже хорошей охотничьей псины, наконец-то выследившей ленивого домашнего медведя, сдуру решившего смыться из зверинца в лес.
– Где мои деньги?! – захлебываясь собственным истерическим криком, вопила Молли. – Твою мать! Этот слюнявый антикварщик со своей курицей… Весь Сан-Диего только и говорит об ограблении! Все газеты! Таксисты… Сколько там было?! Миллион?! Три?! Отвечай, скотина!!!
– Тише, дура! – рявкнул Хосе, с трудом приходя в себя после такой жестокой атаки.
Он с размаху залепил Молли звонкую пощечину, и девчонка, захлебнувшись очередным воплем, замерла на месте.
– Я собирался отдать тебе бабки сегодня вечером, а ты вопишь как ненормальная на всю Мексику. Ещё не все полицейские в городе слышали, что мы грабанули того придурка? Ну так давай, ори, авось услышат…
Молли смотрела на Хосе не мигая.
– У меня что, рога выросли? Ты какого хрена на меня уставилась?
– Ты… меня… ударил, – раздельно, по слогам проговорила Молли. – Ты, вонючий скунс, посмел меня ударить… Да меня никто в жизни…
Она медленно наступала на Хосе, а тот лишь пятился назад, выставив вперед ладони, пока не уперся спиной в барную стойку. Его минутная лихая удаль вдруг снова разом куда-то делась.
– Ну что ты, девочка, всё хорошо… Давай помиримся и забудем это маленькое недоразумение, – бормотал он. – Сегодня вечером пойдем ко мне, и в уютной обстановке я отдам тебе все твои деньги до последнего цента…
Но его жалкий лепет не производил на взбесившуюся фурию ни малейшего впечатления. Ещё секунда, и, скорее всего, накрашенные когти впились бы в мокрое от пота лицо бармена, но тут хлопнула входная дверь.
– Простите, я не помешал?
Высокий худой человек стоял на пороге. Длинное чёрное пальто полностью закрывало тощую фигуру, делая его похожим на персонажа очередного комикса про агентов ФБР.
– Ага, вот и второй ворюга пожаловал! Ну-ка сказывай, скотина, куда вы вдвоем удумали пристроить мою долю?
Под горячую руку Молли было лучше не попадаться, и Хосе облегченно перевел дух. Гроза, похоже, прошла стороной и сейчас готовилась обрушиться на несчастного Эндрю Мартина, которого нелёгкая принесла на работу раньше обычного.
Но человек в чёрном лишь улыбнулся:
– Я, похоже, не заслужил подобного обращения, девочка. Или я тебя чем-то обидел?
Но Молли уже всё было до фонаря.
– Ну, козлы, сейчас я вам покажу «обращение»! Сейчас вы у меня попляшете… Не подходи! – завизжала она и сунула руку в крохотную сумочку, болтавшуюся у неё на плече. – Не подходи!!!
В лоб гитариста уставился дульный срез маленького дамского револьвера. Сумочка упала на пол. Из неё вывалились пудреница, набор дешёвой косметики, несколько смятых купюр и тоненький стеклянный пузырек, в которых уличные «толкачи» продают кокаин, нещадно разбавленный кукурузным крахмалом.
– Девочка, да ты что?! Остановись, малышка!..
Остолбеневший при виде пистолета, Хосе ожил и заговорил быстро-быстро, давясь словами и проглатывая окончания:
– Кошечка, бога ради, ты сегодня малость перебрала с кокаином… Мы отдадим тебе деньги, клянусь, только опусти пистолет, хватит на сегодня…
Но даже глас Господень не мог вернуть на грешную землю девчонку, в чьей крови сейчас плескалось белое безумие, выпущенное на волю из тонкого стеклянного пузырька.
Девушка вдруг резко развернулась на сто восемьдесят градусов, и теперь ствол револьвера смотрел точно в лоб бармена.
– А ты, Хосе…
Но договорить она не успела.
Гитарист Эндрю Мартин сделал шаг, подойдя к Молли вплотную.
И тут случилось невообразимое.
Из рукава его пальто вылетела стремительная белая молния. Пистолет коротко тявкнул, выплёвывая раскаленный кусочек свинца, и выпал из руки девушки.
– Тебе не стоило так разговаривать со мной, Молли, – покачал головой гитарист. – Я ведь не сделал тебе ничего дурного.
Он говорил всё так же вежливо и тихо. И ничто бы не портило впечатления от его безупречных манер, если б не длинные, костлявые пальцы его руки, по самую ладонь всаженные в хрупкую шею девушки.
Густая алая кровь из пробитой артерии толчками текла по её груди, заливалась за отворот платья, пропитывала ткань над упругими холмами грудей. Гитарист шевельнул пальцами. Кровь полилась сильнее, и тоненький ручеек побежал по руке убийцы, заливаясь внутрь чёрного рукава. Эндрю брезгливо сморщился и стряхнул мертвое тело с руки, словно это была раздавленная гусеница.
Он повернулся к стойке. Брезгливое выражение на его лице сменила легкая блуждающая улыбка. Она растеклась по его лицу, обнажая зубы и уродуя щёки складками бледной кожи. Но только не было в ней веселья. Безумие плескалось в стеклянных глазах музыканта. Жуткий, потусторонний взгляд. И улыбка. Страшная, как сама смерть, личина средневекового Джокера со старинной игральной карты.
– Эй, Хосе, кажется, мне удалось справиться с нашей маленькой проблемой, – неторопливо проговорил Эндрю Мартин.
Но бармен не отвечал. Он сидел, прислонившись спиной к стойке и наклонившись вперед, будто разглядывая что-то на полу. Между глаз у него образовалась маленькая, аккуратная дырочка, из которой размеренно падали на вытертый тысячами ног паркет тяжёлые темно-красные капли. Рядом с трупом бармена валялась какая-то бумажка. Эндрю наклонился и поднял её.
Три зеленые пальмы на фоне голубого океана были забрызганы бурыми пятнами крови, которая расплывалась по пейзажу и, впитываясь в плотную фирменную бумагу, медленно покрывала тропическую зелень отвратительной ржавчиной смерти.
«Не кровью ли ты собрался раскрасить этот мир, музыкант?»
Человек в чёрном вдруг зашатался и схватился за голову. Из его ноздрей внезапно закапала кровь, стекая вниз и пачкая красным белоснежную концертную рубашку. Кошмарная маска сползла с его лица, уступая место гримасе неподдельной растерянности и нестерпимой боли.
Теперь это был уже совершенно другой человек. Прежний Эндрю Мартин с ужасом смотрел на два изуродованных трупа, переводя взгляд с одного тела на другое. Прошла минута, другая… Внезапно гитарист глухо застонал и, пошатываясь, вышел за дверь.