Еле слышный щелчок – и левый каблук у меня в ладони. Выковырять его содержимое – секундное дело. Еще один щелчок, и у меня на ноге снова полноценная обувка. Теперь можно так же аккуратно разогнуться, поднести руку ко рту, нажать кнопку и тихо произнести:
– Колян, ты меня слышишь?
Тишина…
– Колян, вызывает хозяин.
Тишина… В которой я расслышал слабый звук, напоминающий чавканье.
– Колян!
– Слышать, хозяин, – донеслось из брелка. – Ты не поверить, в этих местах такой еда…
– Хорош жрать, дело есть, – недипломатично прервал я восторги прожорливого таза на ножках. – Ты где?
– Секунда, хозяин, пеленгую… В два миля шестьсот двадцать три ярда…
– Понятно, до дюйма не надо. За сколько доберешься?
– Часа два, хозяин…
Припомнив, как шустро умеют шевелить ногами сервы в минуту опасности, я подкорректировал задание.
– Короче, тебе час времени. И сделаешь вот что…
Серв оказался понятливым.
– Принято, хозяин, – произнес он – и отключился. Надо же, и словечко мое перенял… Слов-паразитов обычно не замечаешь за собой до тех пор, пока кто-то не начнет их произносить в том же контексте, что и ты…
Моей кожи под ухом коснулось что-то холодное и живое, словно змея заползла под пончо и решила заночевать на моей шее. Я выбросил руку, намереваясь схватить мерзкую тварь и свернуть ей голову, но вокруг моего запястья обвилась вторая змея, притормозив рывок.
– Тихо, хомо, – прошелестел во тьме еле слышный голос, – Тихо, пока нас не перестреляла стража.
Возле меня в неверном свете костра замерло еще одно тело, накрытое пончо, из-под которого ко мне тянулись две гибкие конечности, напоминающие щупальца осьминога.
– Чего тебе, осм? – прошептал я, припоминая слова Иона: «Живут на радиоактивных помойках, жрут всякую гадость, оттого и мутируют из поколения в поколение. В основном перед Играми их и отлавливают, когда имеется недобор в игроках…» Местные парии, типа бомжей моего мира. Что ему надо?
– Ваш род не очень высокого мнения о нас, хомо, – продолжал голос, напоминающий шорох ночной листвы, потревоженной ветром. – Но вы ничего не знаете о париях этого мира. Вы привыкли судить о вещах по их внешнему облику, не догадываясь об их внутренней сущности…
Внезапно я осознал, что голос звучит у меня в голове, а не доносится извне. Осм держал меня за руки и напрямую вкачивал мне в мозги информацию о своем народе…
– «Осм» – это не сокращение от слова «осьминог». Эта аббревиатура изначально означала название программы «Оборонные специализированные мутации». В рамках этой программы создавалось множество организмов, наиболее приспособленные из которых дожили до наших дней. Практически все чудовища этого мира являются потомками тактических монстров, специально выращенных в засекреченных подземных лабораториях Москвы. Мой народ уже много лет живет в одном из таких огромных бункеров и ждет своего часа, накапливая информацию. Многие из нас годами живут на помойках, но это лишь маскировка. Так нам удобнее наблюдать за людьми. Лучший разведчик тот, кого считают неполноценным. Но на самом деле мой народ мудр, и можем мы многое. Например, общаться друг с другом телепатически, касаясь друг друга…
– Чего тебе надо? – прервал я поток чужих мыслей, от которых у меня начала ощутимо болеть голова.
– Я вижу твой план, хомо, – прошелестел осм. – И хотел бы внести в него кое-какие изменения.
– Зачем тебе это надо? – поинтересовался я.
– Мой народ уже два века ждет своего шанса. Мы не можем бездумно рисковать членами своего клана, у нас большие проблемы с репродукцией. Но сейчас мне кажется, что у нас появился такой шанс.
– Валяй, рассказывай, – поморщился я. – Только побыстрее, пока у меня мозги не лопнули от концентрированной мудрости твоего народа.
Я почувствовал волну неудовольствия, исходящую от осма. Но мутант стерпел мой непочтительный тон и продолжил:
– Шамы умеют подавлять волю своих врагов и убивать их на расстоянии. Мы же умеем управлять врагами. Но только теми, кто уже стал нашей пищей.
– Не понял…
– У моего народа внешнее пищеварение, – пояснил осм. – Вначале мы впрыскиваем свою слюну в огрызок, найденный на помойке. Или в вены врага. После чего пища медленно переваривается до тех пор, пока не становится съедобной. Но наша слюна не действует на мозг жертвы. Зато на него действует наша воля. Пока еда способна ходить, мы можем управлять ею, причем на расстоянии, не касаясь ее. Очень удобно. Ты собрался куда-нибудь, а за тобой идет твой рюкзак с продуктами.
Я невесело хмыкнул. Действительно удобно. Только какой же глубины нравственного падения достигли биоконструкторы этакого чудовища? Конечно, на войне все средства хороши, но всему же есть предел…
– Не время думать о любви к ближнему, Снайпер, – прошелестело у меня в голове. – Мы потом поговорим о том, насколько нравственно специально выращивать животных, которых вы массово убиваете для еды. Когда дело касается пищи, нравственность отступает на второй план. Если же ты решил выжить, о высоких материях вообще лучше забыть.
Тысяча руконогов! Мутант был прав. А я вот что-то расслабился после ранения… Непорядок.
– Твои предложения, – бросил я…
На обсуждение подробностей плана ушло минут двадцать. Наконец мы пришли к общему и стали ждать.
Время тянулось медленно, словно резиновое. Но я привык к ожиданию. В моей профессии это одна из главных составляющих успеха.
Наконец брелок в моей ладони ожил.
– Я в двести ярд от тебя, хозяин, – прохрипел динамик металлическим голосом Коляна. – Но тут какие-то вооруженный человеки на машинах.
– Это точно, – прошептал я. – Сможешь бросить что-нибудь, чтобы на секунду подвинуть прожектор?
– Ты хотеть сместить луч?
– Точно.
– Это запросто делать, – хмыкнул Колян. – У меня есть с собой неживой рукокрыл. Небольшой, размер как ворона. Захватил, чтоб было кого поесть в пути. Ты готовый, хозяин?
– Готов.
– Три, два, один, зеро! Йохуу!
Луч прожектора, направленный прямо на нас, резко сместился в сторону. Две тени скользнули в ночи и рванули в сторону. На земле остались лежать пончо с завернутыми в них большими пучками сухой травы. Если не приглядываться особо, то тела и тела, как спали смертники, так и спят себе, всем бы такие нервы…
Черная тень рядом со мной двигалась очень быстро, словно перетекая по земле. Ничего общего с нескладными, пришибленными существами, которых днем вели на убой бравые молодцы в камуфляжах. А вот и их голоса стали различимы в ночи:
– Чертовы мутанты! Летят на свет, мать их, как бабочки-трупоеды.
– А ты поди и обделался, воин?
– Свои штаны проверь, герой…
– Хорош брехать. Командира разбудите, будет вам и дохлый рукокрыл, и небо в алмазах…
Так. Судя по звукам, весь караул расположился в электроцикле. Остальные небось дрыхнут на земле, подложив под себя спальные коврики и завернувшись в толстые офицерские пончо. Это нам на руку.
Моего запястья коснулась рука-щупальце.
«Караул мой, как договаривались», – подумал я.
«Хорошо, – раздался тихий голос у меня в голове. – Я пойду обработаю спящих. Через две минуты можешь начинать. Удачи, Снайпер».
«Удачи, осм».
«Меня зовут Ург», – прошелестело где-то на краю моего сознания перед тем, как черная тень растворилась в ночи.
Я не хотел думать о том, что сейчас происходит со спящими солдатами заградотряда. Интересно лишь одно – что было бы, если б мы с Ургом не договорились? Думаю, все просто: сейчас бы по моим венам растекалась его слюна, превращая меня в паштет для жутких порождений человеческого военного гения. Впрочем, ухо востро надо держать по-любому. Я единственный, кто знает тайну его народа. Пока что я нужен осмам. Но вполне возможно, что, когда надобность во мне отпадет, много знающего хомо мудрый народец решит превратить в ходячий холодильник.
Две минуты. В моем случае – сто двадцать ударов сердца. Мне давно уже не нужно при отсутствии часов щупать пульс для того, чтобы отсчитать нужное количество минут, – тренированный мозг сам автоматически включает таймер. У меня всегда ровный пульс, если только я не бегу по пересеченной местности или не рублюсь врукопашную. Правда, и после этого он восстанавливается очень быстро. Наверно, это ненормально для нормального человека. Может, не зря Колян посчитал меня за робота…
Сто девятнадцать… Сто двадцать.
Я начал двигаться, вливаясь в ночные тени, становясь с ними одним целым. В прошлом меня многому научили военные специалисты, мастера бесшумной смерти. Но им было далеко до Японца, идеального убийцы, который остался в моем мире. Этот парень умел не просто красться в ночи. Он умел становиться ночью – черной, непроглядной, безжалостной. И кое-чему успел научить меня…
– Видит Великий Механик, традиции надо иногда менять. Например, не морочить голову с этой Игрой, а просто вешать мутантов на стенах. Или рубить им головы прямо на месте, а потом насаживать на палки и оставлять около заставы, пока не сгниют. Думаю, другие твари побоятся приближаться к Зоне трех заводов при виде эдаких предупреждающих знаков.
– Не зря тебя прозвали Мясником. Думаю, после такой наглядной агитации на другой стороне моста скоро начнут появляться головы наших разведчиков…
…Голоса все ближе. Вот уже различим в отблеске прожектора черный параллелепипед борта электроцикла.
Пора.
Я прыгнул с места без разбега – топот подошв по земле караул мог бы услышать. Ладони коснулись стальной оковки открытого кузова. Сальто… Неплохо для давно не практиковавшегося циркача. Мой кульбит завершился на квадратных плечах рационализатора, которому не нравились существующие традиции.
Надо отдать ему должное, среагировал он мгновенно. Присел, спружинил ногами, принимая чужой вес, но не стал пытаться сбросить неожиданного ездока. Его рука дернулась за ножом, закрепленным на плече рукоятью вниз… и тут же безвольно упала. Резкий двойной удар ребрами обеих ладоней под нижнюю челюсть – и тело Мясника начало заваливаться вперед. Сонные артерии потому так и называются, что при правильном воздействии на них мозг отключается моментально.