Ограждение по всему периметру было оцеплено вооруженными людьми и мутантами, которые, правда, особо близко к нему не подходили. Оно и понятно, склад вроде и небольшой, а рванет – никому мало не покажется. Хотя Иван верно сказал: по идее, особенно опасаться нечего. От нефтехранилищ заправка расположена далеко, от оружейных складов тоже. Да и конструкция подземелья позволяет надеяться, что после взрыва потолок не просядет – умели строить предки…
Прямо напротив ворот улеглись два пулеметчика из обслуги, направив на запертые двери склада стволы пулеметов Калашникова образца шестьдесят первого года. Грамотно расположились, с мужицкой основательностью, даже под животы плащ-палатки подстелили, чтоб простатит не подхватить от долгого лежания на холодном бетонном полу. Короче, даже если мутанты и попробуют пойти на прорыв, шансов у них никаких. Так и полягут в дверях своего укрытия, не пройдя и трех шагов.
– Какие у них требования? – подойдя, спросил я у Ивана, который, преисполненный собственного достоинства, стоял дум великих полн, сжимая в руках «нулевый» автомат складского сохрана. И куда подевался робкий работяга из обслуги? Прям хоть памятник из него лепи герою-освободителю крепости от злых и коварных мутантов.
– Никаких, – пожал плечами Иван. – С полчаса назад высунулся один обвязанный взрывчаткой, посмотрел на нас и ушел обратно. Я так думаю, что хрен бы с ней, с этой заправкой. Мы б давно ее из пулеметов прочесали, да все-таки боязно как-то. Вдруг потолок просядет, а ребятам потом чини…
«Ишь ты как заговорил, – усмехнулся я. – Не „нам“ чини, а „ребятам“. Типа, начальству потолками заниматься не положено. Ладно».
– Не стрелять, – коротко бросил я. Но потом на всякий случай добавил: – Ион, Ррау, Грок, – вы остаетесь за старших.
Косматые нео довольно ухмыльнулись, синхронно показав острые клыки. Ион улыбаться не стал, лишь коротко кивнул, передернув затвор своего АКМ. Никто из обслуги даже не вякнул – мутантов они явно опасались, а особенно полулюдей-полугорилл, вооруженных окровавленными автоматами.
А я, поправив пояс со своими ножами, неторопливо пошел к заправке, наблюдая, как двигаются тени в двух маленьких окошках, находящихся возле двустворчатых дверей, лишь немного не дотягивающих размерами до определения «ворота».
За мной следили. И уж конечно, подстрелить могли запросто. Думаю, не только взрывчаткой, но и огнестрелом осмы запаслись изрядно, прежде чем запереться в хранилище. Но, видать, судьба у меня сегодня такая – разгуливать в одну харю там, где разумные люди отсиживаются в окопах.
Я подошел к дверям и остановился. Прошло секунд тридцать, прежде чем одна из створок приоткрылась, и в ней показалась голова осма.
Голова была сильно б/у. Кожа на лысом черепе почти бесцветная и в морщинах, клювовидные, окостеневшие губы сточены на две трети и покрыты мелкими трещинками, того и гляди рассыплются…
– Чего тебе? – проскрипел старый осм.
– Со старшим хочу поговорить, – сказал я.
– Ну я старший.
Я покачал головой.
– Ты не старший, ты старый. И решения принимаешь не ты.
– Тот, кто их принимает, скоро отправится в Край вечной войны.
– Отведи меня к нему, пока он не начал свой путь, – попросил я.
Осм покосился на мои ножи, но, видимо не сочтя их серьезным оружием, кивнул.
– Пошли. Но учти – я хоть и стар, но пока не разучился подмешивать кислоту в черное облако.
– Учту, – кивнул я, вспомнив судьбу караульного, в которого Ург плюнул своим облаком.
Внутри склада царил полумрак, едва разгоняемый несколькими лампочками, тускло светящими под потолком. Хотя рассматривать особо было и нечего.
В жуткой тесноте складского помещения колыхалась живая масса. Не всем хватило места на полу, и многие осмы жались вдоль стен – прислониться все-таки лучше, чем просто стоять. Но старик коротко рыкнул – и мутанты тут же расступились, образовав узенький коридор.
Я шел между ними, ловя лютые, полные злобы взгляды желтых глаз. От осмов несло одуряющей вонью несвежего мускуса, дерьма и мочи – нужду они были вынуждены справлять под себя. Но это сейчас не главное, будем живы – переживем. Главное, что на многих осмах были надеты пояса с заткнутыми за них динамитными шашками. Также на многих поясах я заметил подсумки, набитые гранатами. Если все это рванет и детонирует… да нет, пожалуй, ничего особенного не случится. Я, конечно, не сапер, но по прикидкам вряд ли противопехотные «эфки» смогут нанести серьезный ущерб толстенным бетонным сводам подземного города. Наверняка строители предусмотрели всевозможные нестандартные ситуации и строили гигантский комплекс с солидным запасом избыточной прочности, почему он и простоял столько времени. Другое дело, что бетонный забор от такого взрыва однозначно сложится как картонный, и от нашего воинства останутся рожки, ножки и немного паленой шерсти. Про себя я уж молчу, ибо до взрыва могу и не дожить, задохнувшись в местных ароматах.
Тем временем старик подвел меня к большой куче тряпья, на которой лежали шестеро раненых. После боя зрелище всегда жуткое и безысходное, к которому, увы, на войне привыкаешь достаточно быстро.
Крайний осм был изуродован страшнее всех. Левая рука оторвана, из-под бинтов виднеются участки тела, обожженные до черноты. Не знаю, как у этого вида с регенерацией, но человек с такими ранениями точно не жилец. И человеку проще – от нереальной боли в подобных случаях мозг просто выключается, погружая несчастного в блаженный омут беспамятства. А этот осм находился в сознании…
Одна пустая глазница раненого была обуглена и намазана какой-то зеленой дрянью. Зато второй чудом сохранившийся глаз смотрел на меня внимательно и вполне осознанно. Правда, в нем не было больше внутреннего огня, свойственного фанатикам-смертникам. Неистовое пламя сменила чернота потухшего костра, свойственная тем, кто уже видит перед собой дорогу в Край вечной войны.
– Здравствуй, Ург, – сказал я. – Я выполнил обещание и вернулся.
– Я знал… – прошептал умирающий, едва заметно шевельнув почерневшими осколками губ. – Я знал… но не думал, что так скоро… Зачем ты пришел… сюда?
– Я не воюю… с женщинами и детьми, – сказал я, проглотив «с самками и с их детенышами». Мутант, умеющий держать слово и имеющий понятие о воинской чести, в моем понимании это уже человек. – Также я не убиваю стариков и раненых, если они не пытаются убить меня, – добавил я. – Поэтому я предлагаю твоему народу долю от добычи и свободу уйти отсюда куда захочется. Если они решат вернуться в Москву, я договорюсь, чтобы их пропустили через заставу на мосту.
– Как велика доля? – встрял в беседу стоящий рядом старик, аж задрожав от возбуждения. И, тут же поняв свою ошибку, попятился под взглядом Урга.
– Хороший вопрос, – произнес я. – Если бы ты, Ург, не попытался взять все, доля была бы равной. Потому я разрешу взять твоим людям один автомат с тремя магазинами на пятерых плюс столько еды, одежды и инструментов, сколько они смогут унести на своих плечах.
– Вы утром… вывезли на бронетранспортере все, что пожелали… – нашел в себе силы усмехнуться Ург.
– Не мы поставили своих боевых товарищей перед выбором жить или умереть, – отрезал я. – Сейчас перед таким же выбором стоит твой народ. Решай, Ург.
– Ты… мне нравишься, хомо, – еле слышно прошептал мутант. – Ты смелый воин… и я буду рад сойтись с тобой в поединке в Краю вечной войны. Пусть будет так, как ты решил. Но знай… когда-нибудь они тоже вернутся, чтобы отомстить.
– Я знаю, – сказал я.
– Он будет ждать тебя там, где сказал, – с уверенностью произнес старый осм, накрывая обезображенное лицо Урга куском материи цвета хаки – похоже, разорванной гимнастеркой.
– Может быть, – сказал я. – Но думаю, что Край вечной войны – это не то место, куда он ушел. Этот край здесь, а там нет ничего. Только покой и забвение.
– Ты так думаешь потому, что война следует за тобой, – проскрипел старик. – Где ты, там и она. У тех, кто не живет войной, все по-другому.
Я не стал ввязываться в философский спор. Надо было срочно выбираться отсюда – от концентрированной вони меня уже слегка пошатывало. Такой вот я нежный и чувствительный, что выяснилось достаточно давно, еще со времен моей лихой поездки в контейнере с пищевыми отходами. Поэтому я повернулся и весьма решительно направился к выходу, готовый в случае чего пробивать себе дорогу во враждебно настроенной толпе всеми известными мне негуманными способами.
Но толпа расступилась вновь, причем проход на этот раз оказался шире раза в три. Ну да, у них же мысленный обмен. Если кто чего не расслышал, то уловил ментально.
– Ждите сигнала, – бросил я через плечо…
Я вышел наружу и наконец-то вдохнул полной грудью. Вентиляция в подземном городе работала исправно, и то хлеб. А вот то, что мне в грудь смотрели два пулеметных ствола, меня никоим образом не устраивало.
Подойдя к распахнутым воротам, я произнес:
– Вольно. И – разойтись.
Над цепью вооруженных людей и нелюдей повисла напряженная тишина. Первым нарушил молчание Иван:
– То есть как «вольно»? А те твари?
– Переговоры с «теми тварями» прошли успешно, – сказал я, – Сейчас они выйдут со склада, получат, что им причитается, и покинут территорию крепости.
– Я че-то не понял, – набычился командир обслуги, – Им по пуле причитается. Это кто решил, что их отпустить надо?
Вслед за Иваном заворчала его довольно многочисленная команда. Кто-то красноречиво передернул затвор.
Краем глаза я отметил, как напряглись те, с кем я брал крепость. Нас было меньше втрое, а обслуга поголовно успела вооружиться до зубов. Чем пахнет – понятно. И поскольку рыба гниет с головы, пованивающую голову надо рубить первой. Причем жестоко и максимально эффектно, чтоб другие поняли и больше благоухать не пытались.
Понты я не люблю. Гнилое это дело, особенно в драке. Но иногда оно надо, ибо, как сказал один великий, вся жизнь – цирк, а мы в нем актеры. Как-то так, могу ошибаться.