По отрывочным записям — предоставленным самими Желтыми Платками — выходило, что приказчик Первого союза Кин Хасо некогда крупно проворовался, Фарга Орто знал об этом и шантажировал его, заставляя передавать Платкам особо выгодные заказы; также, существовал склад — ныне пустой — через который Кин и Фарга проводили «списанную» часть товара, а выручку делили пополам. Но Фарга затребовал себе большую долю, на чем и погорел…
На первый взгляд, история с его безвременной кончиной была кончена: новый пристав — назначен, заказчик — умер, наемный исполнитель найден и публично вздернут, и даже вдова, запятнавшая репутацию ложным обвинением, заплатила крупный штраф и сбежала из города…
Но: очень уж быстро после отъезда хьор-командора Саена нашлись свидетели. Убийца, неграмотный и безъязыкий, не мог ничего опровергнуть или подтвердить — махания руками и мычание за доказательства не посчитаешь.
— Ты подозреваешь командора, Мэл? — Взгляд Уво Далта был остер, как приставленная к горлу бритва. — И меня — в сговоре с командором?
Бонар сглотнул.
— Подозревать — не моя работа, Уво-гьон: я лишь собираю факты, — сказал он. — И факт в том, что тут слишком много совпадений. Пусть хьор-командор Саен — ваш ученик и уважаемый человек, но — все знают, кому он служит…
— Вот как! Присядь. — Смотритель Далт указал кончиком трости на кресло, и сам, сгорбившись, сел напротив.
Бонар растеряно подчинился; он ожидал гнева или насмешки, но не откровенности.
— Иргис Саен — не мой ученик, — сказал смотритель Далт. — Он ходил в послушниках ненамного раньше тебя и, как ты можешь помнить, был учеником Заха Орто. Мы с ним всегда… не ладили. Но я хорошо знаю Иргиса и совершенно уверен в том, что он не позволил бы выставить убийцей безъязыкого бедолагу. Даже по приказу леди Анны Нодаб; какие бы отношения командора с ней не связывали. Солнцеликому известно, насколько я не люблю этого наглеца — как раз за то, что личная честь для него всего была превыше долга и любви; а это дело для него личное… Так что, кто угодно, только не Ирг.
— Офицер, которого он оставил продолжать расследования, до сих пор в городе; и он был явно недоволен приговором, — сказал Бонар. — Я не придал этому особого значения, но…
— Зря, — перебил смотритель Далт. — Версию о причастности хьор-командора Саена можешь выбросить из головы; как и вопрос о том, кто убил Фаргу: думаю, я не ошибусь, если назову это несчастным случаем. Почему Желтые Платки не попытались выгадать себе побольше, и так легко пошли на сделку с Первым Союзом, согласившись забыть о покойнике — вот, что важно! Поговори с порученцем Иргиса: выясни, что ему известно, что он ищет… Если происходит что-то, о чем мы не знаем — лучше нам поскорее об этом узнать.
— Вам известно имя этого «несчастного случая»? — рискнул Бонар.
— Фарга заслуживал смерти — вот все, что мне известно, — сказал смотритель Далт. — Займись тем, что действительно важно.
— Есть одна деталь, — Бонар замялся: смотритель терпеть не мог, когда при нем так или иначе упоминали сектантов.
— Ну?..
— В отличие от многих, Фарга не был адептом Церкви Возрождения: он презирал их так же, как презирал Орден. — Бонар взглянул на смотрителя с опаской, но тот внимательно слушал. — Нелюдимый фанатик, уверенный, что все зло от ленности, праздности и книг — вот кем он был; и этим он многим не нравится. А у Руда Нарва есть очень преданные сторонники.
— Вот и займись… возможными связями, — кивнул смотритель. — Порученец Иргиса — что он за человек?
— Одноглазый хьор-капитан Дер Кринби. По прозвищу «Дер-Висельник», — Бонар не сдержал кривой усмешки. — Жутковатый тип; вроде, помоложе меня, а седой, как лунь… Поговаривают, командор вытащил его прямо из петли: пережег хьорхи веревку, когда уже открыли люк. Вдова приказчика Кина Хасо окатила капитана помоями — так он даже не поморщился… Командору предан; но себе на уме.
— Это хорошо, — снова кивнул Далт. — При случае пригласи его сюда; возможно, нам найдется, о чем потолковать. Отдохни до завтра, и возвращайся в Валкан. И будь осторожен, Мэл: кровь нынче падает в цене…Подожди, — задержал он уже готового выйти Бонара. — Не сомневаюсь — магистр Валб расспрашивал тебя о Рике-Собачнике. Что ты ему рассказал?
— Ничего: не хочу, чтобы парень выкинул какую-нибудь глупость. — Бонар вздохнул. — Сам он, похоже, ничего не заметил: тоже не видит дальше собственного носа. А ведь по Рику сейчас и не скажешь, что он… — За окном послышались шаги, и Бонар осекся.
— Когда я думаю обо всем этом, то сам кажусь себе слепцом, — с кривой полуулыбкой сказал Далт.
— Куда Собачник повезет детей? — помедлив, спросил Бонар. — С ними же все будет в порядке?
— Этого в наше время никто не может обещать: даже он. — Смотритель прокашлялся. — Но, думаю, с его поручительством бродяги из клана Тихого примут их, как родных. А ты помнишь Вэла Ранла, Мэл?
— Конечно. Единственный из дружков Иргиса, кому не хотелось начистить лицо.
— Вэл — старший сын Тихого, а сейчас он смотритель в Железной Бухте. И утром от него прилетел сйорт. — Уво Далт указал на неприметную бумажку на столе, но не протянул Бонару, а накрыл ладонью. — Накануне в Райнберге был терракт. Взрыв! Тушки поросят начинили порохом рудокопов. Убит лорд-канцлер Дошо, несколько райнбергских сановников и рудокопов, сам Вэл тоже был ранен… Он не пишет прямо, но, очевидно, подозревает, что во всем этом замешан Руд Нарв и Церковь Возрождения… А Вэл — далеко не дурак! И не будет просто так гонять сйортов, чтобы поплакаться мне про переломанные пальцы. Ты понимаешь, что это все может значить?
— Нас скоро окунут по уши в дерьмо — что бы это ни значило, — сказал Бонар поджидавшему его в караулке Дьяру. — Возрожденцы и Желтые платки набрали слишком много силы. А еще Далт… Он не хотел говорить мне всего; всего и не сказал — но больше, чем собирался. Плохо дело.
— Я тебе еще весной говорил: у нашего старика чахотка или что-то похуже. — Дьяр пододвинул кувшин с вином Бонару; но тот под изумленным взглядом приятеля только покачал головой:
— Кончились веселые деньки…Нужно браться за дело; иначе скоро нас всех тут порешат. Как в Икмене.
— Кого-кого, а секты рыбников-трупоедов у нас нет, — неуверенно сказал Дьяр. — Или уже есть?
— Кто знает, в чем там на самом деле было дело. — Бонар раздраженно дернул плечом.
Округ Икмен не имел общей границы с округом Нодаб, где находился Валкан, и произошедшая там два года назад резня считалась делом внутренним и вменялась в вину икменскому лорду-канцлеру Найлу Неману, взрастившему среди своих людей дикие верования и традиции: осужден лорд, за отсутствием прямых доказательств, не был, но положение его с тех пор стало еще более шатким, чем прежде. Однако некоторые — и в том числе Уво Далт — в открытую сомневались в причастности икменской знати к нападению: отдать подобный приказ было поступком не только чудовищным, но и глупым, а дураком лорд Найл Неман, достославный «Икменский хромой», не был — это признавали даже самые рьяные его ненавистники.
— Да уж: правда твоя. — Дьяр с тоской посмотрел на кувшин и отставил его в сторону. — Кончились веселые деньки.
Хьор-капитан Дер Кинби посмотрел на часы: прошло всего десять минут. Время в маленькой сапожной мастерской как будто текло иначе, чем снаружи. Медленнее, основательнее. Стены здесь производили впечатление более надежное, чем иные укрепления.
Дер в общих чертах слышал от командора историю его семьи. Шанг Саен, потомственный мастер-сапожник, никогда не покидал родной Валкан. Мать Иргиса — Камия Руффа — впервые попала на Шин с дипломатическим представительством Ирдакия; знакомство состоялось случайно, однако постепенно переросло в нечто большее… Шанг Саен все делал основательно и вместе с тем изящно; так он ухаживал и за будущей женой. Свадьбу сыграли через три года. Орден нашел в этом странном союзе свою выгоду. Камия уезжала, возвращалась и вновь уезжала, лишь единожды, после рождения сына, проведя на Шине полный год. Однажды она не вернулась: волны, поднявшиеся во время Катастрофы, разбили корабль ирдакийской дипломатической миссии о скалы между Райнбергом и Нгантой, столицей округа Икмен. К тому дню он должен был уже стоять в порту: вероятно, им задержали отплытие, но после Катастрофы уже бессмысленно — да и не у кого — было спрашивать, почему.
Невезение.
Судьба.
Позже выжившие жители побережья нашли тела…
— Шанг-гьон, вам никогда не хотелось уехать отсюда? — спросил Дер.
Он чувствовал себя неловко от того, что отец командора чинил ему обувь, но обратиться к кому-то другому было бы неверно; на это старик — а вместе с ним и Иргис — непременно бы обиделся.
— Нет, — ответил Шанг Саен, не поднимая голову от работы. — Твой командор в юности часто заводил эту шарманку, но унялся. У каждого свое дело. Вы — ходите по дорогам, я — чиню вам сапоги. А для тебя, что такое внешний мир, Дер-гьон?
Даже через стены Дер слышал городской шум: люди, птица, домашняя скотина…
А на дорогах сейчас почти не было людей. На много миль вокруг — никого: только ветер трепал траву, побитую первыми заморозками. Шуршали под ногами листья, дождевая вода — на вид чище слезы — отдавала прелью и хвоей..
Поздняя осень — лучшее время для путешествий на Шине, подумал Дер, удивительное время. Но как объяснить это оседлому?
— Сложно коротко сказать, Шанг-гьон. Мир — это мир.
— Да? — Длинная игла из хьорхи в руках старика-сапожника исчезала в коже и появлялась вновь. — Ты никогда не думал, что наш мир похож на поделку кустаря? Сшитую из обрезков, грубыми нитками: один кусок на другом, с душой, но тяп-ляп, вкривь-вкось. Так посмотреть — вроде и ничего, а эдак — взглянуть страшно. И, если дернешь — развалится.
Пораженный Дер уставился на него во все глаза.
— Не бери в голову, — Шанг Саен усмехнулся. — Это не я придумал. Стефан-гьон, добрая ему память. Все, забирай. — Старик разогнулся и протянул Деру залатанный сапог. — Послужат, как новые. Будешь свободен — заходи, поболтаем. Вдруг смогу чем помочь? Иргис не велел тебе меня втягивать; но его здесь нет. А дело надо делать.