Поскольку Эмань из-за жёстких внутренних рамок по отношению к чужим вещам так и не смогла протянуть руки, то Аллату осторожно положила кристалл ей на голову, поэтому следующие несколько минут девушка вообще не шевелилась.
— Вообще эти кристаллы были и не наши, они упали с неба в незапамятные времена. Либо у нас тоже была небесная страна, либо когда-то из звёздной бездны прилетела комета. Но это я уже не узнаю. Да и сказать я хотела вроде не это… Не помнишь, что я хотела сказать?
Эмань нервно сглотнула, боясь шевелить головой.
— Всё началось с бессмертия и даосизма.
— Ах, да, даосизм! — Аллату почесала лоб. — Именно даосизм сделал меня счастливой, потому что в этом была его цель. Ты наверняка спросишь, как. А на самом деле достаточно просто: это учение открыло мне глаза на то, что ничто на самом деле не имеет значения. Что мне не главное сохранять вещи, пытаться спасти то, что спасти уже давно нельзя, а нужно найти гармонию в себе и с тем миром, который окружает меня сейчас. Я же говорила, что моя родина погибла, что у нас не было никакого шанса ей помочь. А потом нас осталось только две, у нас не было ничего, и мы вообще не могли возродить наш вид. То есть мы понимали, что от нас уже ничего не осталось. Ни языка, ни культуры, ни памяти, ни кристаллов, ничего. Наше время закончилось, на смену прошло что-то другое, и это нормально. Это не плохо и это не хорошо. Мы могли бы быть несчастными от того, что вымерли. Или восхититься тем, как много всего нужно узнать, как много здесь интересного, как много незнакомых людей, как много неуслышанных историй! Что-то случилось, а мы оставались. Потом нас уже не стало, и я стала оставаться одна, в то время как мир менялся. И я никогда не перестану восхищаться тем, насколько удивительна и многогранна жизнь, как она может рождаться и как умирать, и как много форм может принимать энергия. Собственно, дальше мне позволил остаться здесь цигун. Вот с тех пор я часть круговорота энергии, которую пропускаю через себя, и часть оставляю себе, чтобы иметь возможность услышать больше историй. Это и вправду чудесно!
Аллату сделала вид, что не видит, как из глаза Эмань льются слёзы. Вместо этого она указала пальцем на реку и гидроэлектростанцию на ней.
— Вот, смотри! Река течёт, река полна энергии, но она тратит её, вращая мельницу. А мельница вращает рамку между двумя магнитами, и уже магниты дают энергию нам на фонари!
— Магнитное поле, — на автомате уточнила Эмань и неожиданно хихикнула: — Кажется, я как Меркурия. Будь она здесь, посоветовала бы, как избежать скачков напряжения…
— Наверное, у неё тоже полно интересных историй, — произнесла Аллату.
Эмань украдкой вытерла рукавом слёзы и сняла с головы цепочку с кристаллом.
— Это очень дорогая памятная вещь, я не могу принять это просто так, простите.
Тут её взгляд упал на "Ролексы". Она уже долгое время не снимала их и забыла об их существовании.
— Я могу отдать кое-что взамен, хотя это не так ценно, как кристалл, способный предотвращать старение клеток.
— А что это? — Аллату с любопытством рассматривала наручные часы, которые Эмань наконец отстегнула запястья.
— Это мои часы, но они показывают время в Тайбэе, на восемь часов больше, чем в Гринвиче. Я так и не перевела их, определяла только относительную продолжительность.
— Ничего не понятно, но мне очень нравится! — Аллату с восхищением начала рассматривать "Ролексы", затем не без помощи девушки застегнула их на запястье. — Теперь я всегда буду знать, сколько времени у тебя на родине на случай, если захочу отправить звуковой сигнал твоим родителям по телефону!
Эмань робко засмеялась, немного скривив рот: повязка мешала. Эмань осторожно коснулась пальцами под оправой очков того места, где должно было быть её верхнее веко. В голове всплыли почти забытые слова Кайминшоу: отдать ценное и бесценное. Ценное — это часы, а кристалл бесценное, и энергия бесценна, и истории, и время жизни, и здоровье… Значит, нужно отдать…
Тут Аллату неожиданно стала серьёзней.
— Ты же понимаешь, что я всё это рассказала не просто так? Неважно, почему Гроза ударила именно тебя, это случайность. Но раз ты здесь, тебе надо что-то делать или не делать ничего. Ты из тех, кто любит что-то делать, значит, ты должна сделать что-то, чтобы стать счастливой. Пока ты этого не делаешь, и очень жаль.
Тут она вскочила на ноги и раскинула руки.
— Расправь крылья, феникс! У тебя целое небо для полёта! И помой волосы, у тебя такая шевелюра красивая, неудобно такую и не заплести!
Эмань включила фронтальную камеру на телефоне и впервые после той прогулки с Софи внимательно посмотрела на своё лицо — то, чего она очень боялась. Её отображение в экране всегда было мерилом её значимости.
Лицо как лицо, немытое только, а повязка настолько грязная, что стыдно такое носить. Эмань стиснула зубы и сорвала её.
Разорванное веко срослось розовой полосой. В глазу была кровавая муть, перемежающаяся сизым, но гноя не было. Эмань ожидала увидеть чёрную дыру, но, похоже, глаз всё же уцелел, хоть и потерял свою функциональность из-за пробитой роговицы и повреждённой радужки.
В целом не так страшно, но показывать людям не хочется.
— Надо бы помыться, — сказала себе Эмань.
Спустя два дня ученики, среди которых половина были свидетелями прилёта феникса со странной раненой девушкой, которой они отдали небольшую часть своей ци, шли в Дом Заклинателей и неожиданно услышали странную музыку со стороны обрыва. Мелодия была заводной, но незнакомой. Точнее, звуки были знакомыми, а вот их сочетание и шумы на фоне…
На фоне великолепного рассвета над речкой стояла неизвестная им женщина и играла на пипе. Левый глаз у неё был закрыт чёрной шёлковой лентой, перед правым было круглое стекло, грудь закрывала толстая белая полоса из неизвестной ткани, поверх было накинуто рыжее ханьфу, небрежно подобранное поясом, под ним были широкие штаны ниже колен. Такая одежда мало того, что давала довольно точное представление об изящной фигуре незнакомки и её сравнительно чистой коже, так ещё и открывала шрамы на плечах. Светлые длинные волосы заплетены во множество косичек, но возле головы они были чёрными.
Поскольку эти жители деревень и сёл не были избалованы просмотрами фильмов и мало что знали об эффектных появлениях, увиденное и услышанное привело их в полное замешательство и восторг.
А потом они узнали в ней ту девушку, которая скрывалась от их глаз месяц и не хотела отвечать на вопросы.
— Чуваки! Хотите, я вам "Crazy Train"[3] сыграю?
1. Тануки — название енотовидной собаки в Японии. Там это животное также является мифозоем, которые способны, прошу прощения за сказанное дальше, создавать разные штуки из своей мошонки. Тануки могут принимать другое обличье, к людям они лояльны и любят спиртное.
2. Если говорить простыми словами, то Эмань сообщает о том, что клетки человека не могут делиться вечно и эта одна из причин, почему мы далеки от бессмертия.
3. Песня Оззи Осборна. Однажды я услышала исполнение интро из неё на традиционном японском струнном инструменте и мне понравилось.
Глава 9. Нежеланные и неприкасаемые
Ночь, когда её привели в этот отвратительный театр, была одновременно одной из самых ужасных и лучших в жизни Меркурии.
Конечно, она испугалась всех этих странных людей, которые проглотили то, что не должно попадать в человеческий организм. Но потеря серёжки была катастрофой, поскольку являлась неуважением к одному из самых дорогих людей. Случайные события могут поддаваться контролю, а значит, такая беспечность не имеет оправдания.
Люди ходили туда-сюда, не соблюдая дистанцию, но Меркурии всё же удалось пройти в помещение, где её тогда назвали… уже не вспомнить как.
"Надо было попросить фонарик", — запоздало подумала девушка, осматривая пол.
— БИ-РЮ-ЗА!!! — неожиданно заорала Эмань снаружи.
Меркурия споткнулась в темноте и чуть не упала. Мимо неё к выходу пронёсся тот слепой резчик, который был другом Хамуцо. Просто удивительно, как он ловко здесь ориентируется…
Когда она раза три обошла своеобразный вестибюль, но ничего не нашла, то не сдалась и решила искать серёжку в зале.
На входе туда стояла та женщина с металлическими зубами и задумчиво курила трубку, прислонившись к стене. Она безразлично проводила Меркурию взглядом.
В зале теперь горел свет, часть людей, находясь между сном и явью, а то и вовсе в другой реальности, лежала на лавках, частично на лавках или под лавками. Другие сидели и очень громко разговаривали и невпопад смеялись. В углу какой-то мужчина пихал девушку-официантку об стенку. Меркурия вдохнула и начала искать ту лавочку, на которой они тогда сидели.
На сцене скромно одетая полноватая девушка мыла пол тряпкой, а тощий и более культурно одетый парень выносил довольно приличные стулья.
Серёжка не нашлась. Тогда Меркурия решила обыскать весь зал, но нашла только один выбитый зуб, пару монет, пуговицу, три бусины, пару шпилек и какой-то ключ. Ключ она решила отдать охраннику, когда будет уходить. Тем временем люди в белых масках начали расталкивать народ, говорить им, что представление закончилось и пора уходить. Меркурия решила попросить помощи у них.
— Вы не видели мою серёжку?
— Ничего не знаем! Идите домой, представление окончено, приходите на следующее!
— Мне не нужно представление, мне нужна моя серёжка, — сказала Меркурия, но её уже не слушали.
Девушка-уборщица хлопнула тряпкой о ведро и ушла за кулисы.
"Может, она видела?" — подумала Меркурия, спустилась к сцене, поднялась на её сбоку и увидела, что кулиса не одна.
"Наверное, уборщица пошла в дальнюю", — и девушка отважно потопала в кромешную темноту.
Неясно было, что это за помещение, но оно было большим, в нём точно валялось много вещей и не было видно абсолютно ничего. Меркурия кружила вокруг да около, пока не наступила в какой-то люк.
Хлоп! Крышка открылась, Меркурия провалилась, ударилась о какие-то ступеньки, ящики, затем упала, стукнувшись головой об пол, и отключилась.