— О господи, Софи… Прости, прости, я могла убить её вертушкой, но я не смогла, я испугалась, мне так жаль и…
— Нмглно… — с великим трудом выдала Софи, шевеля остатками челюстей — губ не было.
— Ч-чего? Я…
— Номано… вё… номано…
— Но… нормально? Вс-с-сё нормально? — Эмань зарыдала.
— Вё… номано… — повторил окровавленный безглазый череп Софи с остатками мяса.
Рыдающая Эмань приобняла его, после чего осторожно легла рядом и обняла уже всю Софи.
— Сп… псп…
— Не за что, — ответила Эмань и внезапно взглянула на небо. На нём действительно были звёзды. Неужели… неужели прошло столько времени?
Внезапно слёзы закончились, рыдания прекратились, эмоции точно ушли в землю. Остался опечаленный разум. Который осознавал, что потерял друзей, что они теперь очень страдают и надо остаться с ними до конца, чтобы им было легче.
— Несмотря ни на что, ты была классным другом, Софи, пусть с тобой и сложно было потрепаться за музыку, фильмы, сериалы и сплетни про певцов и актёров. С Хамуцо, в конце концов, это тоже было сложно.
— Гму-у… — положительно ответила Софи.
— Честно, я тобой восхищаюсь. Ты замечательный воин. Ни один из нас против Хамуцо бы не выстоял, разве что Йеча, — сказала Эмань, крепче сжимая Софи, хотя из-за этого вся её одежда пропитывалась кровью, лимфой и жидким содержимым органов, а под пальцами что-то отвратительно скользило. — Хотя Йеча вот против тебя не выстоял… Ты сильная, очень сильная, у меня даже слов нет и…
— Э… ча… класс…
— Да, Йеча тоже классный. И нереально пушистый. Хочешь, я за тебя всех йематинси затискаю?
— Гу…
Вскрывшееся сердце Софи билось всё медленнее, и Эмань поняла, что наконец-то она уходит.
— Могу тебе что-нибудь спеть, чтобы тебе не было так страшно.
— У-у… — последний раз отозвалась Софи и больше не издала ни звука.
Эмань начала напевать песню "Нирваны", но забыла строчку и на ходу переключилась на "Металлику", но слова потерялись и там, и потому она тут же начала другую песню, однако и там перепутала все куплеты. Так Софи услышала аж четыре песни вместо одной, но ей было всё равно, ведь она никаких песен почти и не знала.
А Эмань продолжала лежать рядом и тихо петь, глядя на небо, пока ей не стало совсем холодно, потому что Софи уже остыла.
Неожиданно звёзды загородила пучеглазая лягушачья голова.
— Хонг Эмань! Хонг Эмань!
Эмань прищурила глаз: кто-то знакомый. Точно, это Пузырчатка.
— Чего тебе, Пузи?
— Хонг Эмань! — растянула рот Пузырчатка. — Я здесь, чтобы вас отблагодарить!
Эмань тяжело вздохнула, осознавая, как же она устала, смертельно устала жить этот день.
— Мне ничего не нужно. Ты всё равно не сможешь мне это дать.
Пузырчатка медленно моргнула.
— Нужно. Нужно попрощаться с Чан Хамуцо. А я просмотрю за вашей подругой.
Глаз Эмань распахнулся.
— Она ещё жива?!
— Чан Хамуцо ещё жи… — но Эмань уже схватила девушку-батроха за руку.
— Помоги мне встать!
Хамуцо тоже была не жилец, хоть и пострадала меньше Софи. В правой руке, вывернутой благодаря благородным усилиям Бирюзы, был дадао, причём клинок был цел. Девушка так и не отпустила его.
Все из их команды, кто остался жив и не был тяжело ранен, сидели в несколько рядов вокруг лежащего тела. Бирюза, снова в человеческом обличье, сидел за её головой и сжимал руками её виски. Он больше не улыбался.
Йечи тут уже не было, его унесли в сторону Предела в безопасное место. Но, может, оно и к лучшему, что он узнает обо всём этом спустя время.
— Хамуцо! — позвала Эмань. — Хамуцо, ты меня слышишь?
Меркурия, сидевшая в ногах, повернулась на неё.
— Она никому не отвечает. Только что-то бормочет про гармонию и Даос и дышит по методике Си Ши.
— Пытается спасти себя дыханием? — голос Эмань дрогнул.
Меркурия помотала головой. Надо отдать ей должное: она была как всегда спокойна, хотя вряд ли не понимала, что происходит.
— Мы не знаем и вряд ли узнаем. Не зови её: если она придёт в сознание, ей станет очень больно, а так ей не больно. Мне так бабушка говорила, когда мои родители умирали.
Так, не открывая глаз, не отзываясь на плачи и вздохи, понемногу ускоряя темп дыхания и делая его всё более глубоким, Хамуцо доживала свои последние минуты. Прежде, чем её сердце остановилось, она очень долго выдыхала.
— Она ушла, — констатировала Тихомира.
Эмань закрыла лицо грязными ладонями, и по руке у неё, размывая землю и кровь, потекла тонкая струйка слёз.
Неожиданно из приоткрытого рта, из ноздрей, из зияющих ран, из глаз Хамуцо начало сочиться вверх что-то золотистое и сияющее. Все удивлённо уставились на тело, никто не понимал, что это.
— Похоже на энергию ци, только… плотнее, что ли? — забормотали Пенг и Дон. Рыжая тоже подползла к месту общего собрания.
Эмань убрала ладонь от глаза и тоже смотрела, не понимая.
— Собери их, — неожиданно раздался голос Бирюзы. Точно, он же не мог видеть, что происходит с Хамуцо.
— Что? — не соображала Эмань.
— Собери эти потоки и скатай их в шар, — уточнил Бирюза.
— Л-ладно…
Эмань встала и начала медленно разгонять и направлять линии ци. Пенг и Дон тоже встали и стали ей помогать. Золотые струйки, что сочились из Хамуцо, начали тянуться вверх и собираться воедино. К ним троим присоединилась Тихомира и неожиданно Пузырчатка, которая была ученицей Аллату задолго до прибытия учениц драконов и прибыла в Эрлитоу, надеюсь найти своё место, но у неё мало что получилось, зато её наняла Си Ши. В основном ради Яшмы, которая периодически нуждалась в подпитке.
Воздушное сияющее золото всё вытекало из девушки и собиралось в каплю над ней, а Эмань и другие заклинатели всё увеличивали и уплотняли её. А Хамуцо меж тем становилась всё менее похожей на живого человека и одновременно как-то существеннее, точно возвращалась в этот мир из другой, наложившейся на него реальности.
Наконец над кончиками пальцев Эмань повисла точно миниатюрная звезда: такой же светогазовый шарик, внутри которого всё вихрилось, ныряло, всплывало и проявляло иные формы хаотичного движения. Но тем не менее поверхность шарика была идеально ровной.
— Что это? — спросила Эмань, как оказалось, одновременно со всеми.
— Золотое ядро либо же золотой шар, — ответил Бирюза. — Философский камень души, силы и мысли человека, его суть и сущность.
— Что оно делает? — со смесью страха и восхищения решилась уточнить девушка.
— Узнаете немного позже, — ответил слепец, казалось, немного раздражённо. Конечно, ведь Хамуцо была к нему добра и беспокоилась о нём, наверняка драконы тоже могут проявлять негативные эмоции.
Внезапно на ум Эмань пришла одна насущная проблема.
— Куда это деть?
Бирюза молча стянул с глаз повязку.
Все ахнули: в одной его глазнице был такой же золотой шар. Теперь Эмань убедилась, что ей не показалось, будто у дракона был глаз, когда он прилетел за Хамуцо. Кого здесь нет? А где Аллату?!
За что, небо, за что…
Руки Эмань дрожали, когда она помещала золотое ядро Хамуцо в свободную глазницу слепца.
— Теперь дело сделано. — Внезапно Бирюза улыбнулся: жутко, неестественно, острозубо и отчаянно. В ту же секунду он взмыл вверх, одновременно с ним взлетела и Яшма. Мощный поток воздуха опрокинул всех на землю, и на время вся компания потеряла ориентацию в пространстве.
Когда же Эмань, Меркурия, заклинатели и другие участники ополчения поднялись на ноги, Бирюзы и Яшмы нигде не было.
— Ой, а где Чан Хамуцо?! — испуганно квакнула Пузырчатка.
Действительно — тела Хамуцо не было. Исчезли и тела Родинки, Роу, Бровки, поверженных мечников и много кого ещё. Только что лежали, скорбно устремив невидящие глаза либо в землю, либо на небо, и вдруг их нет.
— Что мы скажем отцу Родинки? — бестолково спросила Эмань. Но многие подумали примерно о том же самом.
Как-то никто не обратил внимания, что теперь на поле никого нет, кроме них. Остатки армии Такамагахары частично были в разрушенном лагере, частично стояли вокруг своего погибшего лидера.
Сквозь гудящую темноту Йеча почувствовал, что кто-то с ним возится. С трудом разлепил глаза.
Весь замотанный в кипенно-белое, на фоне белого верха палатки щипцами и скальпелем в перчатках ковырялся Лист. Который очень быстро заметил, что пациент очнулся.
— Блядь, быстрее вырубите его!
Йече дали вдохнуть какого-то газа, и он снова погрузился в темноту.
Когда он снова очнулся, над ним уже было тёмное звёздное небо. Повернул голову вбок. Судя по пейзажу, до Предела его дотащить не успели.
С трудом поднял руку и дотронулся до живота. Всё замотано. Обе ноги тоже, но одну зафиксировали в голеностопном суставе.
— Ну чего — рад, что выжил?
Лист. Он сидел неподалёку, очень усталый.
— Ты выполз наружу? — попытался пошутить Йеча.
Тот сморщил нос и дёрнул назад ушами.
— Я весь день в наруже! Потому что вас режут как свинят! У меня от ультрафиолета вся кожа волдырями покроется!
Но потом он улыбнулся.
— Но это всё хуйня. Я-то живой и целый. Ты как? И это у меня память плохая или в Эдеме всё было как-то не так страшно?
Йеча повернул голову не небо.
— В Эдеме было неясно. Неясно, зачем мы здесь, неясно, для чего мы сражаемся. Тут же всё было хорошо видно. Поэтому всё быстро закончилось. Это как все эти годы в один день, и те, кто там умирал в течение долгих месяцев, умерли здесь за пару часов.
— И-и-и, вот как? Ну и ужас!
Йеча с трудом кашлянул. Во рту был скверный привкус.
— Не знаешь, что сейчас происходит?
Лист задумчиво поднял голову и припустил уши.
— Бои окончены, Такамагахара, скорее всего, уходит. Из ворот Эрлитоу выходил какой-то помпезный отряд, там что-то решилось. Я хотел было подойти, но мне притащили раненых. А вообще я видел розовую шапку Эмань, так что, я думаю, за нас словечко замолвили.