— Тебе, конечно, виднее, — стараясь казаться равнодушным, сказал Теляшин, передернул плечами и принялся за уху.
Леночка, накинув кофту, молча поднялась и направилась к озеру, на ртутной поверхности которого отражались яркие, но холодные звезды. Теляшин перевел взгляд на ее силуэт, который четко вырисовывался на фоне мерцающей дальними планетами воды, и с грустью произнес:
— Раскричался, как истеричка, и девушку обидел.
— Может быть, это и к лучшему, — понуро ответил Сердюков.
— Эх, Пантелеич! Она ведь в тебе, как и мы, настоящего мужика видит, на которого в трудную минуту всегда положиться можно, защиту найти. А ты как дите малое — я хочу, я хочу…
— Кто это «мы»? — неожиданно серьезно спросил Сердюков.
— Кто-кто? Рабочие-водники. Ты думаешь, что все Марфино — это те, кто на площади водку дармовую глушит и Пантова превозносит? Ошибаешься. Я тебе здесь неспроста пикник устроил, а по поручению, так сказать, своих друзей-единомышленников. Мы ведь тоже не дураки и понимаем, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках. Небось и спаивают народ на его же денежки. Так? Или я не прав?
— Ты прав, Федор Игнатьевич. Предвыборная кампания в поддержку Пантова проводится на средства банка «Интерресурс». Давай выпьем, что ли? Как-то не с руки в такую чудесную ночь вести деловой разговор на трезвую голову.
— Вот это по-нашему. Давно бы так. — Теляшин двумя пальцами взял стакан за донышко, приподнял его, предлагая чокнуться. — И много наших денег уже пропито?
— Порядочно. Ине только ваших. Полтора миллиарда заработного фонда водников перешли на счета «Интерресурса». Половина ушла на создание правоохранительного фонда. Другая половина, как мне кажется, вообще растворится.
— Как это — растворится?
— Очень просто. У мошенников есть такая практика — переводить деньги на заграничные счета и потом объявлять себя банкротами.
— Но если это известно, то нужно брать преступников за жабры! Президента банка, того же Пантова, наконец… За такие деньги их ведь до конца жизни можно упрятать за решетку!
— Если бы все было так просто, они давно бы уже сидели, — вздохнул Сердюков и бросил взгляд на озеро, где стояла Пряхина. — Но тут, как мне кажется, круговая порука. Кто выбрал банк для перечисления в него заработной платы? Губернатор. Кто председатель правоохранительного фонда, на расчетный счет которого была сброшена часть денег? Начальник областного Управления внутренних дел. Вот и попробуй их обвинить в воровстве. Да и такой парадокс получается: чем больше сумма похищенных денег, тем сложнее что-либо доказать. Понятно?
— В общих чертах. Тут без ста грамм не разберешься. Поднимай свой стакан. — Теляшин выпил и, крякнув от удовольствия, посмотрел в глаза Сердюкову. — Одно я понял, Виктор: никак тебе нельзя выходить из депутатов. Нас ведь тогда вообще до нитки оберут. Да и приватизация водобъектов ни к чему хорошему не приведет.
— Не в самой приватизации дело, Федор Игнатьевич, а в том, как она будет проводиться и в чьи руки попадут водообъекты. Будет рачительный хозяин — рабочие от этого только выиграют. А если всеми водными ресурсами области завладеют временщики — те, кто стремится быстрее нажить капитал, то может оказаться парализованной вся областная промышленность. Дел-то: взвинтить цены на воду — и тогда остановятся многие предприятия. Это уже будет настоящая беда.
— Вот поэтому, пока мы в тебя верим, нельзя тебе расставаться с депутатским мандатом.
Сердюков улыбнулся:
— Но ты ведь сам полчаса назад говорил, что я проиграю Пантову. Вон сколько народу митингует на площади за его кандидатуру.
— Будешь, извини за оскорбление, дураком — проиграешь. А на площади, поверь мне, далеко не весь народ. Там — всего лишь любители халявы. А остальные тебя поддержат. Трудновато будет, но я за это головой ручаюсь. — Теляшин подбросил несколько поленьев в костер. — Ну, зови свою невесту, а то у воды она совсем замерзнет.
Но Леночку звать не пришлось: она уже направлялась к костру, и Сердюков издалека заметил, что она улыбается.
— Ухи хочешь? — спросил Теляшин, доверху наполняя миску.
— И водки хочу ужасно! — ответила Лена, присаживаясь на куртку, заботливо расстеленную на траве Сердюковым.
— Ишь ты, водки ей! — добродушно заворчал Теляшин, подавая миску. — Я тебе, молодуха, в горнице молочка парного оставил. Утром сама попьешь и жениха своего угостишь. Уж, помню, вы это дело больно любите.
Теляшин поднялся с полена, на котором сидел, скинул с себя телогрейку и бросил к ногам Сердюкова:
— Через час совсем прохладно станет, так накинешь на барышню. А я пошел. Мне, старику, перед работой немного вздремнуть требуется. Дверь летней кухоньки не заперта, так что не стучите.
Они смотрели ему вслед. Старый водник, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно исчезал в ночных сумерках. Когда фигура Теляшина совсем растворилась в темноте, Сердюков виновато произнес:
— Прости меня, Лена, за слабость. Нервы совсем расшатались.
Она одарила его нежной улыбкой:
— Мы же не роботы, а люди. А человек без слабостей — не человек. Ничего страшного не произошло, и ты сам во всем разобрался.
— Разве во всем?
— Мне кажется — да. Иначе бы я тебя не любила.
— Тогда давай выпьем за нас. Вернемся из командировки, и я подам на развод. — Он подкинул в руке спелый помидор, который намеревался порезать на кусочки, но, поймав, на мгновение задумался.
…Когда с рассветом они вернулись в летнюю кухню, которую Теляшин каждый раз любезно предоставлял в их распоряжение, рядом с банкой молока лежала записка: «Виктор Пантелеевич, хочу попросить, чтобы сегодня к концу смены вы пришли на встречу с рабочими нашей насосной станции и рассказали то, о чем мы с вами говорили ночью у костра “по пьяной лавочке”».
— А наш Теляшин — старик не без юмора, — сказал Сердюков и протянул записку Лене, которая в это время разливала молоко по кружкам.
5
То, что элита криминального мира разделилась на две большие группы, сейчас для Агейко уже не было секретом. К первым он по-прежнему относил бандюг и грабителей, воров и жуликов всех мастей, словом, сторонников традиционных «гангстерских» методов добывания денег. Ко вторым, теперь уже соблюдавшим букву закона, причислял всех, кому надоели игры в «казаков-разбойников» и кто, как Бурмистров и Пантов, легализовали свои деньги и теперь наживали капиталы официальным путем. Агейко понимал, что старые как мир криминальные промыслы, которыми в свое время увлекались банкир и депутат, не только не приносили былых доходов, но и стали, как говорится, источником непрекращающегося «геморроя» со стороны властей. Но в то, что Бурмистров и Пантов совсем перестали нарушать закон, журналисту верилось с трудом. Это подтверждали и документы, попавшие к нему из неофициальных источников.
Впрочем, с теневой деятельностью бывшего сводника и сутенера было все ясно. По имеющейся у Агейко информации, Пантов, выбившись в депутаты, не отошел от любимого и доходного дела. И если сам лично не принимал участия в торговле «наташками» за границу, то уж непременно нашел себе достойного заместителя, который, судя по всему, и продолжал развивать теневой бизнес под негласным контролем депутата.
На прошлой неделе Агейко познакомился с молодой женщиной, совсем недавно вернувшейся в город из Турции. Она сама пришла к нему в редакцию и рассказала о том, как «купилась» на рекламное объявление, опубликованное на страницах их газеты.
Агейко нашел старую газету с телефоном агентства, в которое обратилась девушка, набрал номер. Трубку поднял мужчина и, не скрывая удивления, ответил, что никакой фирмы по трудоустройству здесь никогда не было, а попали они в частную квартиру. Все, что могла вспомнить обманутая и пострадавшая, так это молодого парня, который готовил ей документы для отправки за границу: «Спокойный такой, молчаливый. Со шрамом на правой мочке уха и с наколкой “ВДВ” на левой руке».
Агейко записал рассказ женщины на диктофон и спрятал кассету в сейф, надеясь в скором времени всерьез заняться этой темой и разыскать криминальную фирму. Кое-какие наметки по этой проблеме у него уже были, и рано или поздно, но ниточка непременно приведет его к порогу фирмы-призрака.
К тому же Агейко давно присматривался к центру знакомств, которым командовала эффектная и не потерявшая былой привлекательности дама — Виолетта Павловна Петяева, когда-то занимавшая должность старшего преподавателя психологии в педагогическом институте. Его коллеги-журналисты бывали в центре знакомств, в газете регулярно выходили заметки о проблемах семьи и брака, решение которых взяла на свою ответственность фирма Петяевой. Но даже неопытные корреспонденты удивлялись, как может процветать этот центр, если в его списках одни женщины и полное отсутствие мужчин? Уж не созданием ли лесбиянских семей занимались там?
Нет, Агейко нисколько не сомневался, что при удобном случае персонал центра и вправду помогал одиноким женщинам и мужчинам найти свое счастье. Но это была не самая главная статья доходов. Он был уверен, что центр не только имеет отношение к торговле «наташками», но и оказывает услуги «агентства по проведению досуга и деловых мероприятий». Например, днем девушек с ногами от подбородка приглашали для антуража на различные фуршеты и презентации, а ночью их клиентами становились преуспевающие бизнесмены, банкиры и даже известные политики. Поэтому, по мнению Агейко, финансовое процветание центра объяснялось очень просто: это раньше не заплатить девушке по вызову считалось чуть ли не доблестью, теперь же это был признак дурного тона или же отсутствия денег. Цены колебались от трехсот до тысячи долларов «за голову», а что такое тысяча баксов для «делового человека»?
«Интересно, а сам Пантов пользуется услугами девиц бесплатно или за деньги?» — подумал Агейко и улыбнулся. Как ни хотелось ему поскорее узнать ответ на этот вопрос, пока еще было не время. Он уж и так крепко прошелся в своей статье по депутатам и, в частности, по Пантову. Теперь оставалось дождаться официального ответа, а затем уж дать следующий залп с новыми фактами. Агейко знал, что через пару-тройку дней пресс-служба сочинит какое-нибудь нелепое заявление для простаков, обвинив журналиста в том, что он порочит высокий авторитет народных избранников. На большее у этих пресс-прихлебателей, как казалось Агейко, просто не хватит серого вещества.