— Я с вами не согласен, Александр Серафимович. Так представительные органы власти сами подпадут под влияние уголовных и мафиозных авторитетов. Если уже не попали. Возьмем хотя бы Бурмистрова. Он же купил некоторых ваших коллег, Пантова в том числе. Они проводят нужные ему законы, а он гребет деньги лопатой в свой карман, прикрываясь заботами о страждущих! Теперь вот добивается приватизации водообъектов, и опять же взятками и подкупами…
— И все-же не руби с плеча. Зарабатывать много и быстро — не самое плохое желание. Но Бурмистрову надо дать понять, что он должен придерживаться цивилизованных методов в предпринимательстве. Пока я жив и занимаю кресло спикера, никакого закона о приватизации водообъектов не будет. Не все депутаты еще забыли о чести. А что касается фонда, то мы создадим комиссию, покопаемся в бумагах и, я думаю, расставим все по местам. И льготы снимем, и налогами обложим.
— Значит, мне выкидывать этот компромат к чертовой матери?
— Зачем же? Держи Бурмистрова на поводке, не давай ему спать спокойно. У тебя же тем для статей и репортажей — пруд пруди. Правоохранительный фонд можешь по косточкам разнести — комиссии будет подмога. Узнай, куда девается зарплата для водников…
— А вы не знаете? Да на предвыборную кампанию кандидатов от предпринимательской партии.
— Отличная тема! Словом, Юра, тряси банкира. И я тебе при случае кое-какими материалами помогу. Но про уголовное прошлое Бурмистрова забудь. По крайней мере — на ближайшее время. Ляпнешь лишнего — себя же под смертельную угрозу и подставишь. Он не простит.
— Волков бояться — в лес не ходить… Кстати, Пантова тронуть разрешаете? — спросил он с подковыркой.
— А что ты меня спрашиваешь? Есть фактура — долбай.
— Так он же в родственники к вам набивается…
— Знаешь что, Агейко, не сыпь мне соль на рану. Ты сам-то пробовал объясниться?
— С кем, с Пантовым?
— Дурак! С Эдитой…
— Пробовал, Александр Серафимович. Как об стену горох. Да я понимаю — сам во всем виноват. Вот и расплачиваюсь за дуроломство.
— Ну я здесь тебе не помощник. Мое дело сторона. Звони, Юра. Всегда к твоим услугам.
Он нажал кнопку на трубке и бросил ее на пухлые папки с отчетами и сметами. Садиться за стол больше не хотелось.
3
Сердюкову снился длинный странный сон. Во сне он оказался алкашом-безработным. Даже проснувшись, Сердюков никак не мог избавиться от ощущения реальности происходившего. Он брел по улицам города, мучаясь с похмелья, и почему-то оказался около ликероводочного завода. У проходной висело объявление: «Требуются грузчики. Оплата сдельная». В отделе кадров Сердюков мечтал лишь об одном — заполнить анкету, выйти на работу и опохмелиться. Его приняли, и жизнь стала похожа на сказку.
Проснувшись, он рассказал о своем сне Леночке, которая уже сидела перед зеркалом. Она лишь нежно улыбнулась в ответ и попросила побыстрее одеться. День обещал быть насыщенным и напряженным: они планировали посетить насосные станции, пройти вдоль водопровода, поговорить с рабочими.
Сердюков бросил взгляд на будильник: с минуты на минуту появится Теляшин. Он одним прыжком, как в молодости, вскочил с кровати, еще благоухающей Леночкиными духами, и прикоснулся губами к мочке уха девушки. Он даже успел выпить большую кружку молока, прежде чем в дверь постучал Федор Игнатьевич.
Старый водник выглядел озабоченным. Достав из кармана областную газету, Теляшин молча протянул ее Сердюкову.
Заметка на первой странице называлась «Забавы депутата». Он пробежал ее за полминуты. Сон начинал сбываться.
Сердюков швырнул газету на стол и посмотрел на Леночку.
— Тебе нужно первым же поездом вернуться в город. Так будет лучше.
— Что случилось?
Сердюков кивнул на газету:
— Там все написано. Теперь уже про наш командировочный роман.
Она брезгливо взяла газету двумя пальцами, нахмурив брови, прочитала заметку.
Теляшин молча сидел на табуретке около порога, зажав в зубах изжеванный мундштук угасшей папиросы.
— Одного не понимаю: если о наших отношениях все известно, то почему я должна уезжать? Наоборот, мы должны быть вместе. Пусть знают, что это не интрижка…
— Будь мы оба свободны, — перебил ее Сердюков. — А так это похоже на вызов окружающим. Совсем, мол, обнаглел: дома — жена, здесь — любовница. И ни хрена не боится! Лихо живется избранникам на чужие денежки, тогда как рабочим жрать нечего.
— Не разговаривай со мной в таком тоне, Виктор! — вдруг сорвалась девушка. — Подумаешь — скверную заметку опубликовали! Укус комариный, а ты и запаниковал. Это мне надо бояться. Потому что я — никто. Ноль без палочки. Пустое место. Ты-то в депутатах останешься, а вот мне придется искать другое место. Чтобы впредь не порочить твое честное имя.
— Ты что, Леночка…
— А то, что ты не обо мне подумал, не о наших отношениях, а о сохранении своего депутатского имиджа. Имидж тебе дороже меня. В думе ты ничего не боялся, а здесь, в Марфино, вдруг забеспокоился о репутации. Разве не так?
Он не ожидал от нее такого напора, не думал, что она умеет ударить словом. Но не мог с ней не согласиться.
— Извини, Лена. Я и вправду немного разнервничался. Можешь оставаться. — Он помолчал и уже совсем неуверенно добавил: — Хотя было бы лучше уехать.
— Вам, Леночка, действительно надо уехать, — вдруг негромко сказал Теляшин, чиркнув спичкой и в который раз подкурил папиросу. — Марфино — большая деревня. Это в городе всем до лампочки, кто как одет, с кем любится-целуется. А здесь всем до всего есть дело. Целый год потом будут судачить и распускать слухи. Лучше не давать пищу для кривотолков. Виктор — человек хороший. Единственный, кто может помочь нам, водникам. И ему обязательно нужно остаться депутатом. А сплетни сослужат ему дурную службу.
Лена внимательно слушала Теляшина. Старик вздохнул, словно извиняясь за свое вмешательство, снова чиркнул спичкой.
— Наверное, вы правы, Федор Игнатьевич, — почти неслышно произнесла она и потянула из-под кровати дорожную сумку.
Сердюков молча следил, как девушка торопливо укладывает вещи. Он видел, что обида все еще не прошла, и невольно подумал, что интриги и сплетни могут убить даже самый благополучный роман.
— Нам пора, Пантелеич, — виновато бросив взгляд на будильник, сказал Теляшин. — На первой водонасосной станции нас уже ждут.
Сердюков, казалось, не слышал Теляшина.
— Тебя проводить? — спросил он, когда молния на сумке с визгом была застегнута.
— Не стоит, Виктор. Нас могут увидеть по дороге на вокзал. Прятаться так уж прятаться.
Он хотел поцеловать ее на прощание, но Леночка уклонилась.
— Потом, Виктор. Потом. Вернешься — будет белка, будет и свисток.
Она первой вышла из летней кухоньки, где их приютил хозяин.
…К концу дня Сердюков с Теляшиным еле волочили ноги. Они побывали на трех водонасосных станциях и сейчас направлялись к четвертой, которая располагалась за границами Марфино. Но Сердюков, как оказалось, был не первым гостем, посетившим водообъекты за последние сутки. Сопровождавший их рабочий, давний товарищ Теляшина, рассказал, что они точь-в-точь следуют по маршруту француза Пьера Кантона, еще вчера на шикарном джипе объехавшего предприятия.
Как доложили Сердюкову, Кантона обещал, что в случае приватизации все станции будут модернизированы, бригадиры пройдут стажировку во Франции, а новые хозяева тут же найдут средства для улучшения жилищно-бытовых условий в поселке. Что же касается зарплаты, тут француз улыбнулся и заверил, что выдавать ее будут вовремя, а по желанию даже в валюте.
Сам Сердюков не любил раздавать обещания направо и налево, хотя среди остроумных кандидатов этот метод назывался «хождением в народ». Он вникал в проблему, обещал помочь, но никогда не гарантировал успеха.
И теперь по выражению глаз водников Сердюков мог догадаться, что была бы возможность — большинство из них в день выборов опустили бы свои бюллетени за кандидатуру самого Кантона, хотя тот, расписывая им грядущие прелести новой жизни, просил поддержать кандидатуру Пантова.
В Марфино они вернулись за полночь. Теляшин поплелся домой готовить ужин, а Сердюков, превозмогая усталость, все-таки решил заскочить на телефонный узел и дозвониться до города. Ему хотелось услышать голос Леночки, узнать, как она добралась.
Помощница словно ждала его звонка.
— Это ты, Виктор? — сразу спросила она, подняв трубку.
— Я, — ответил он и почему-то замолчал, забыв о том, о чем хотел спросить.
— А я приехала только два часа назад, — чтобы занять паузу, сказала девушка.
С тех пор как они расстались, прошло больше половины суток. Леночка давно должна была быть дома.
— Как два часа назад? — предчувствуя неладное и вспоминая утренний сон, встревожился Сердюков.
— Я опоздала на утренний поезд и пешком отправилась в соседний поселок на автобусную станцию.
— Ты ехала автобусом?
— Нет. На попутке. Теперь угадай с кем?
Сердюков ощутил, как отчаянно забилось сердце. Он уже знал, что француз покинул Марфино утром.
— С Кантона? — спросил он, втайне надеясь, что ошибается.
— Ты умница, Виктор, — ласково ответила Лена, но ему показалось, что в ее голосе нет былой нежности. — Приедешь, я тебе все расскажу. Мы с ним о многом успели поговорить. И о тебе в том числе.
4
Денис Карлович Бурмистров отказался от встречи с Агейко. После телефонного разговора он решил, что никаких очных ставок не будет. Дипломатично сославшись на занятость, он попросил, чтобы журналист оставил у секретаря заготовленные для интервью вопросы. И теперь листок с грифом областной газеты и двумя десятками, как показалось Бурмистрову, совершенно глупых вопросов лежал у него на столе.
Он взял листок в руки, прочитал первые строки: «Чем вы увлекались в детстве?», «Какой вуз вы окончили?», «Ваша первая предпринимательская удача?», «Как вы стали бизнесменом?», «Были ли у вас примеры для подражания?», «Имеет ли право банкир быть жестоким?»…