— Где Алистратов? — кричал порой шеф, выскакивая из своего кабинета в приемную и глядя на Вована, как на своего самого заклятого врага. — Срочно найди и привези мне Алистратова. Бегом, развалина! Одна нога здесь, другая там. — И хотя под рукой у шефа всегда имелся телефон, Неаронову приходилось бросать все и ехать в гостиницу, где уже несколько месяцев проживал имиджмейкер.
Из Марфино поступили вовсе неутешительные новости: сторонники Сердюкова разогнали немногочисленный митинг в поддержку Пантова. Когда ни одного почитателя партии предпринимателей на площади не осталось, соперники из другого лагеря пригнали поливальную машину, разлили воду и под общий смех жителей городка битых два часа терли щетками и стиральным порошком место, где проходил митинг.
— Вам, Михаил Петрович, нужно срочно отправляться в Марфино, — осмелился заметить Неаронов, положив на стол перед начальником телефонограмму.
— Надо, — не замечая перед собой помощника, упавшим голосом ответил Пантов. — И обязательно надо что-то предпринимать! Только я пока не знаю, что именно.
— А вы попросите Кантона, чтобы он привез в Марфино какую-нибудь французскую знаменитость — актера или певичку. Погуляете по улицам, выступите в клубе, глядишь, ваш рейтинг поползет вверх…
— Певичку, говоришь? — поднял глаза и, как в прежние времена, с благодарностью взглянул на своего помощника Пантов. — А что? Это идея. Я ему — икону, он мне — певичку. Взаимовыгодный обмен.
— А еще можно пригласить какого-нибудь известного политика из столицы, — стал развивать свою идею Неаронов, взбодренный тем, что смог произвести на шефа впечатление и поменять по отношению к себе гнев на милость. — Например, этого самого…
— А ты что тут делаешь? — вдруг нахмурил брови Пантов, — Тоже мне, имиджмейкер местного пошиба нашелся. Не суй свой нос, куда не просят. Разве я не тебе сказал, чтоб разыскал мне Алистратова?
— Вы же четверть часа назад разговаривали с ним по телефону и попросили приехать. Он уж, наверное, в дороге.
— Да ты что, со мной разговоры говорить собрался?! — шеф опять озверел. — Я сказал тебе — езжай за Алистратовым! Сию секунду!
В который уж раз униженный Вован, то и дело застревая в дорожных пробках и заторах, медленно продвигался в сторону гостиницы «Интурист» и строил планы о том, как отомстить Пантову за все оскорбления, которые в последние дни совсем незаслуженно сыпались в его адрес. Можно было бы сообщить куда следует о заведении госпожи Петяевой, попечителем которого является Пантов. Нет, не пройдет. С помощью своего друга, полковника Махини, Пантов выйдет сухим из воды, а вот ему, Вовке Неаронову, даже крест на могилке не поставят. Не станет же сама Виолетта Павловна закладывать своего партнера по «теневому» бизнесу, а значит, все подозрения падут на него. И этот метод мести не годился. А если накапать дочери спикера на связь депутата-предпринимателя с проституткой? Мало ли, кто из недоброжелателей Пантова мог видеть Кляксу в обществе жениха Эдиты? Об этом стоило подумать…
Вован поднялся на лифте на седьмой этаж, нашел дверь под номером 777 и негромко постучал. Никто не отвечал. Неаронов и сам не сомневался, что пока он торчал в автомобильных пробках, Алистратов уже давно добрался до кабинета Пантова. Для очистки совести Вован со всей силы трижды стукнул кулаком в дверь, и она неожиданно открылась.
В холле над диваном горело хрустальное бра. На кресле — махровый халатик и чье-то нижнее белье. Только теперь Вован услышал шум душа. Он перешагнул порог и сделал два шага вперед, замерев перед дверью ванной комнаты: неужели Алистратов проигнорировал приказ Пантова, спокойно принимал душ и не собирался никуда выезжать?
Он два раза стукнул в дверь и громко спросил:
— И как скоро у вас закончится банный день?
— Входи, входи, — послышался женский голос. — Я уже почти заканчиваю.
Вован толкнул дверь ладонью и увидел нагую девушку. Лицо у нее было в мыле, глаза зажмурены. Струи воды разметали по спине и по упругой девичьей груди длинные каштановые волосы. Фигурка, напоминающая контуры изящной скрипки Страдивари, длинные прямые ножки и…
Вован почувствовал, как у него задрожала нижняя челюсть и напряглись мускулы. Жадно глядя на отточенное тело наяды, он шагнул вперед и, не понимая, что делает, поднял девушку на руки.
— Ну что ты делаешь, Ромка! Я же вся мокрая, как курица, — не открывая глаз, засмеялась она. — Сейчас же отпусти, бесстыжий!
Но Вован, одной рукой подхватив под колени, а другой обвив спину, с силой зажав ладонью левую грудь, ни слова не говоря, понес ее к дивану. Ноги стали ватными, в коленях появилась предательская дрожь. Девчонка, интуитивно что-то почувствовав, смахнула мыло с лица и подняла длинные ресницы. Несколько секунд, приоткрыв красивый ротик, она с ужасом вглядывалась в незнакомца. А он, не выпуская ее из рук, шел к дивану в холле, сдавливая ладонью грудь.
Номер гостиницы сотрясло от оглушительного визга. Он, стараясь не причинить ей боли, аккуратно опустил на диван, зажал губы ладонью и, заикаясь, тихо попросил:
— Не кричи, хорошо?
Другая рука лихорадочно шастала по телу девчонки. Она попыталась оторвать его ладонь ото рта и позвать на помощь. Но незнакомец крепко, словно клещами, продолжал сжимать ее.
— Я же тебя просил — не кричи! — теперь уже шепотом попросил он ее и, словно вампир, потянулся к шее губами. — Я заменю тебе твоего Ромку…
Звонкая пощечина не только быстро отрезвила Вована, но и помогла вернуться на землю из мира любовных, но опасных грез. Пока он с ужасом размышлял, что произошло, девушка успела вывернуться из его объятий и накинуть на себя халатик. Она стояла около входной двери, готовая в любую секунду выскочить из номера.
— Ты кто? Откуда у тебя ключ? — спросила она и кивнула в сторону журнального столика, на котором лежал гостиничный брелок с ключом.
— Ромка дал, — стараясь собраться с мыслями и выпутаться из трудной ситуации, грозившей ему немедленным и самым жестоким наказанием, ответил Неаронов. — Я его друг.
— Друг? — стягивая на груди полы халатика и не веря ни в одно слово, переспросила девушка.
— Да, мы вместе ведем избирательную кампанию Пантова. Вам известна эта фамилия?
— Слышала, — без всякой интонации в голосе ответила девушка.
— Ну вот, видите, я же не насильник…
— А чего же руки распускаешь?
— Вы сказали из душа: «Входи». Я заглянул и обомлел. Словно затмение какое нашло.
— Затмение на него нашло! Чуть не изнасиловал!
— Я не мог бы этого сделать, — напропалую врал Вован, лишь бы выкрутиться из щекотливой ситуации, и, вспомнив, каким недугом страдает телохранитель директора центра знакомств Евнух, рубанул окончательно и бесповоротно: — Я кастрирован. На войне. Хотите покажу?
— Не надо! — испуганно отшатнулась девушка. — Лучше быстрее уходите.
Он сделал навстречу ей пару шагов, стараясь выдавить из себя слезы:
— Я даже не знаю, как вас зовут. Но искренне прошу извинения. Только умоляю вас, не говорите об этом случае Роману.
— Уходите! — она распахнула перед ним дверь.
— Я вас очень прошу…
— Уходите…
Он ехал назад и, искренне завидуя Алистратову, не мог выбросить из памяти образ нагой незнакомки. Иногда его прошибал холодный пот: как ему удалось удержаться! Ведь еще мгновение, и он бы ее… Пантов пальцем бы не пошевелил, чтобы, как это бывало в прежние времена, вызволить его из беды. Наоборот, перекрестился, если бы Вован сгинул за решеткой. Но Бог милостив, уберег от греха подальше. И теперь Вован был почти уверен: дабы не распалять воображения своего ухажера, девчонка никогда не расскажет о том, что с нею произошло.
2
Пошла уже третья неделя, а Сердюков и не думал покидать Марфино и возвращаться в город. Он был уверен, что в областном центре его никто не ждет. Ни жена, которая молчаливым приветствием только благословила его отъезд. Ни бывшая любовница, которая накануне его командировки сказалась больной и оформила бюллетень. Правда, до него дошел слух, что Леночка Пряхина снова готовится поступать в аспирантуру.
Стараясь отвлечь мысли от многочисленных проблем, которые остались в городе, Сердюков истязал себя работой. Поднимался чуть свет и разъезжал по району, ни на шаг не отпуская от себя Теляшина. По его разумению, как раз в Марфино никаких проблем и не было. Одна лишь работа.
Получив статус доверенного лица и временного помощника, Федор Игнатьевич, хотя каждый раз и жаловался на неугомонность профессора да на свою не ко времени одолевшую старческую усталость, с Сердюковым не расставался. Он видел, что у Пантелеича кошки скребут на душе, и со своей стороны пытался отвлечь его от гнетущих раздумий. Они объехали почти все местные заводики и фабрики, побывали во многих сельских хозяйствах.
Нет, Сердюков даже не думал ни о предстоящей избирательной кампании, ни о своем рейтинге, ни о сопернике. Он просто исполнял обязанности депутата, встречался с избирателями, для которых был в одном лице и генеральным прокурором, и министром труда, и министром социальной защиты, и искренне радовался, когда обнаружил, что на улицах Марфино резко уменьшилось число пьяных, праздношатающихся людей, а водники стали получать в кассах предприятия какие-то деньги. И хотя некоторые недоброжелатели судачили за его спиной, что заслуги его, Сердюкова, в открывшемся финансировании водообъектов нет никакой, он не обращал на ехидные реплики и высказывания никакого внимания. Пусть не он, пусть Пантов. Главное, что людям на пользу.
Только хитрый Теляшин, кряхтя залезая и вылезая из «уазика», на котором они колесили по избирательному округу, видел, что Сердюков мало-помалу, сам того не замечая, набирал предвыборные очки. Работницы швейной фабрики в Сосновке, которую Пантелеич поднял буквально с колен, души не чаяли в своем депутате. Еще полмесяца назад пустые пошивочные цеха могли навести уныние даже на самого безнадежного оптимиста, но с помощью Сердюкова предприятие постепенно заработало и отдел реализации готовой продукции не успевал строчить накладные для отправки товара в центр и разные районы области.