— Это тебе мой должок. За Париж, за Ниццу, за свадебное платье…
Хватаясь за перила, она устремилась вниз.
…Просыпаясь, она снова и снова вспоминала тот голос: «Приезжайте. Третьей будете». Где-то она уже слышала этот голос. Где? Ах, да — в казино. Пантов пригласил ее в казино. Она была в прекрасном вечернем платье, и они встретили Агейко. А потом началась драка, и помощник Пантова, норовя ударить носком ботинка свалившегося Агейко в живот, негромко поучал его тем же хрипловатым голосом: «Получай, падла, получай!»
Видимо, Пантов изменил не только ей, но и преданному псу из окружения, которым любил покичиться. Иначе тот не набрался бы храбрости позвонить ей и предупредить о похождениях патрона. Какой стыд! Как ловко ее обвели вокруг пальца! Но разве не сама она поддалась обману и соблазну — дорогие вещи из бутиков, поездка за рубеж. Ведь он никогда не любил ее. Ее просто купили, как покупают высокооплачиваемую проститутку. Купили… Ее? Или расположение отца, спикера?
Она снова потянулась к бутылке и, не поднимаясь, допила водку до дна. Нет, так просто она его не оставит! Надругательств над собой не позволит.
Эдита потянула к себе телефон и дрожащим пальцем кое-как набрала номер.
— Приемная депутата Пантова.
Тот же голос — «Третьей будете…»
— Ты-то мне и нужен.
Трубка молчала. Абонент, видимо, догадался, с кем разговаривает.
— Если не хочешь неприятностей, мы должны встретиться.
— Чем могу быть полезен? — наконец раздалось на другом конце провода.
— Во-первых, мне нужна эта сучка.
— Через час я заеду за вами.
«Восьмерка» стояла за калиткой с открытой передней дверью. Но Эдита села на заднее сиденье. Какая ирония: помощник Пантова может стать ее партнером по мести.
— А тебе-то он чем насолил?
— Насолил… — неопределенно ответил Вован и, положив руки на баранку, опустил на них голову.
— Ты поможешь мне?
— Что вы собираетесь делать?
— Я хочу убить его.
Вован с усмешкой вздохнул:
— Хотеть-то не вредно, но кто ж вам это позволит! Идет избирательная кампания, он постоянно у всех на виду. Да и мне за решетку не хочется. — Он вдруг повернулся и, как показалось Эдите, с сомнением посмотрел на нее: — А может, проучить девчонку? Она ему очень дорога.
— Где она? — решительно спросила Эдита.
Он посмотрел на часы:
— В данное время в аэропорту.
— Поехали.
Она оставалась в салоне, пока Вован почти бегом помчался в здание аэровокзала. Через десять минут, держа возлюбленную шефа за руку, он вернулся к машине. Девушка шла покорно, не сопротивляясь. Но, увидев Эдиту, насторожилась.
— Садись, — приказал Вован и открыл переднюю дверь.
— Но ты ведь сказал, что со мной хочет поговорить Виолетта Павловна! — она попыталась освободить руку от цепкой хватки Вована.
Но он, не желая тратить времени на уговоры, оглянулся по сторонам и что было силы толкнул ее на сиденье. От неожиданности Клякса потеряла равновесие и ударилась головой об угол дверцы.
— Он будет ее искать? — задала один-единственный вопрос Эдита, когда они возвращались обратно в город.
— Это будет тяжелым ударом для него, — Вован усмехнулся. Он знал, что Пантов теперь уже никогда не вспомнит о Кляксе. Для него она пройденный этап. Но он, Вован, не забудет, каким унижениям подвергся из-за этой проститутки. А Эдита? Пусть тешит себя иллюзиями, что отомстила Пантову. — Но вам нечего бояться. Искать ее никто не будет. Залетная бабочка в списках нашего города не значится.
Они подъехали к даче, и Вован, взвалив на себя так и не пришедшую в сознание Кляксу, понес ее в дальний угол сада, где размещался старый глубокий погреб. Вот уже несколько лет никто в него не спускался.
Эдита прошла к бару и достала очередную бутылку. Сделала несколько глотков и медленно опустилась на пол.
4
Так и не дозвонившись домой, Хоттабыч спустился к автостоянке. Он успокаивал себя тем, что Эдита все-таки пришла в чувство и теперь вместе с Филькой где-то в саду.
Длинный черный лимузин Егеря уже поджидал его. Водитель учтиво раскрыл перед ним дверцу, и Хоттабыч опустился в удобное кресло.
— Я бы мог поехать и на своей машине, — не подавая руки губернатору, сказал он.
— За четыре часа, пока будем добираться до Марфино, обсудим ряд наболевших проблем. — Егерь старался держаться дружелюбно.
— И первая — о снятии с должности начальника областного Управления внутренних дел, — категорично сказал Хоттабыч.
Губернатор сделал вид, что не услышал слов спикера. Впрочем, как бы он ни противился, а с полковником Махиней надо было что-то решать. Если раньше Егерь никогда бы не позволил дать его в обиду, то после событий в Марфино уже был не в силах защитить его. Стихийная операция по разгону митинга, которую санкционировал и которой лично командовал Махиня, обернулась серьезной проблемой. Полтора десятка демонстрантов оказались на больничных койках, у одного — серьезное ранение, несовместимое с жизнью. В их чцсле был и председатель профсоюза марфинских водников Федор Теляшин. Егерь понимал, что теперь даже поддерживающие его политику депутаты не простят, если он будет настаивать на сохранении за провинившимся полковником высокой должности. Мало того, в отместку еще и проголосуют против закона о приватизации. Что ж, тогда он первым принесет в жертву полковника — поставит вопрос о снятии Махини с должности. Может, это даже и выход. Выгодная сделка. Наверняка губернаторская «бескомпромиссность» найдет отклик у многих депутатов и привлечет сторонников.
— Да, Махиня заслуживает сурового наказания, — наконец сказал Егерь и добавил: — Хотя он еще относительно молод, но придется отправлять на пенсию.
— Не на пенсию, а за решетку, — пришел в негодование Хоттабыч.
— Господь с тобой, Серафимыч! Разве он хотел, чтобы дело обернулось трагедией? В крайнем случае, судить надо тех подлецов, кто лишил человека жизни.
— Они всего лишь исполнители. Ни убавить, ни прибавить. Но судят не только убийц, но и заказчиков. Так вот, в данном случае Махиня, отдавая приказ дубасить народ, выступал самым настоящим заказчиком. Но под руд его нужно отдавать не только за это.
— Что же он, грешный, еще успел натворить? — удивился Егерь.
— Он казнокрад, как и банкир Бурмистров.
Губернатор откровенно рассмеялся.
— Александр Серафимович, ты хоть сам-то веришь в то, что говоришь?
— Не будьте так наивны, Николай Яковлевич. Кстати, вы никогда не интересовались прошлым Бурмистрова?
— Махиня, по моей просьбе, собрал на него досье. По анкетам все чисто. Закончил финансовую академию, занимался коммерцией, затем зарегистрировал и открыл банк…
— Махиня готовил досье на Бурмистрова! — засмеялся спикер. — Это же надо: вор в погонах на вора в законе характеристику пишет. Да Махиня готов был целовать пятки Бурмистрову, потому что и своим благосостоянием, и высокой должностью обязан только ему.
— Александр Серафимович, у тебя с головой все в порядке? — губернатор не скрывал обиды. — О каком воре в законе ты говоришь!
— О Лехе Докучає, который несколько лет назад погиб в автокатастрофе и через некоторое время, словно Феникс, возродился в образе банкира Дениса Карловича Бурмистрова.
Губернатор, оцепенев от услышанного, с ужасом смотрел на Хоттабыча.
Лимузин на высокой скорости проскочил мимо огромного щита с надписью: «Добро пожаловать в Марфино», затем запетлял по безлюдным улицам и через несколько минут подкатил к зданию районного Управления внутренних дел. У входа стояли около десятка милиционеров, облаченных в каски и бронежилеты.
Егерь выбрался из машины и, с остервенением хлопнув дверцей, зашагал ко входу. Милиционеры с видом нашкодивших мальчишек, почтительно расступились. Хоттабыч с трудом поспевал за губернатором. Они поднялись на второй этаж, где размешался кабинет начальника управления. Кресло хозяина кабинета занимал Махиня.
— Что, мля, отличился, сукин сын! — Не удосужившись поздороваться с присутствующими и нисколько их не смущаясь, губернатор сразу обрушился на полковника. — Ну что голову-то опустил! Расскажи нам со спикером, как ходил в атаку на безоружных людей! Похвались своими победами…
Полковник, побагровев, поднялся и, как послушный солдат, вытянулся в струнку. Губернатор, наградив его презрительным взглядом, повернулся вдруг к Хоттабычу:
— А что, Александр Серафимович, может, представим нашего героя к награде? Выпишем ему на первый случай медаль «За отвагу»? Или сразу к ордену представим…
Хоттабыч засунул руки в карманы и, ничего не ответив на саркастическое предложение губернатора, подошел к окну.
— Единственное, что я могу для тебя сделать, — спикер снова услышал за спиной голос слегка успокоившегося губернатора, — так это принять заявление об уходе по собственному желанию.
Хоттабыч отвернулся от окна и, приблизившись к Махине, негромко произнес:
— А я буду требовать санкции прокурора на ваш арест.
— За что, Александр Серафимович? — полковник теперь уже и не думал скрывать испуг.
Хоттабыч не успел ответить. Неожиданно появившийся в кабинете Сердюков с порога заявил:
— За неквалифицированные действия, которые привели к жертвам и многочисленным травмам среди населения.
— Насколько меня информировали, погиб только один демонстрант, — вмешался в разговор губернатор.
— Я только что из клиники. Полчаса назад от потери крови скончался еще один.
— Председатель профсоюза? Теляшин? — не скрывая волнения, спросил Хоттабыч.
— Федор Игнатьевич пока в реанимации. Еще полтора десятка человек доставлены в клинику с травмами различной степени тяжести, — ответил Сердюков и грустно добавил: — С хорошим же настроением люди пойдут на избирательные участки…
Губернатор не спеша подошел к Махине и развел руками:
— Извини, полковник, вот теперь я не могу принять от тебя даже заявление по собственному желанию…