Михаил появился в медпункте рано утром — его девушка уже была на работе. Впрочем, и работы-то никакой пока не было; только два похмельных прапорщика, новички здесь, в Февральске. Они только что закончили школу прапорщиков и с реалиями местного быта еще не освоились.
С такими клиентами Дробязко справлялась быстро; несмотря на то, что те клянчили хотя бы по пятьдесят граммов спирта на опохмел, медсестра была непоколебима. Стакан воды из-под крана с разведенной лимонной кислотой и ватка с нашатырем каждому — и прапорщикам предстояло возвращение к гарнизонной жизни.
Каратаев скромно сидел в углу, дожидаясь, его мощная фигура многократно отражалась в стеклянных шкафчиках с лекарствами и препаратами. У него был вид человека, долго обдумывавшего что-то очень и очень важное и лишь теперь принявшего решение…
Когда прапорщики, испуганно посмотрев на визитера, торопливо ушли, Михаил поднялся со стула, откашлялся и произнес:
— Таня, я давно хотел тебе сказать…
Девушка вздрогнула — наверняка она догадывалась о теме предстоящего разговора.
— Что, Миша? — спросила она, и ее глаза при этом говорили: "Смелей, смелей…"
— Таня, — по заалевшим щекам и блеску глаз Михаил понял, что она обо всем догадывается. — Таня, а ты Пелевина читала? Классная вещь — "Омон Ра"! — голос его окреп. — Короче говоря, я хочу… — Михаил сглотнул неожиданно набежавшую слюну. — Я тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей… женой, — наконец-то закончил он.
Сказал — и точно тяжелый груз с него свалился. Вдруг подумалось: "Многое я умею, но чтобы такое… Что поделать — в наше время «альфовцы» делают признания в любви, как водопроводчики…"
Впрочем, Каратаев зря корил себя: ведь признание в любви было у него первым.
Таня скромно опустила глаза, всем своим видом показывая, как долго она этого признания ждала.
— Я-люблю-тебя-и-хочу-чтобы-ты-стала-моей-женой, — повторил Каратаев. Язык превратился в сухой комок наждачной бумаги.
Таня по-прежнему молчала, осознавая. Она опустила голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. Наверное, скажи он теперь еще что-нибудь — и по щекам потекут слезы радости и нежданного счастья.
Внезапно бывшего спецназовца охватила решимость — в жизни ему приходилось штурмовать разного рода преграды, но с такой он сталкивался впервые; куда там Кандагар, куда там укрепления недобитых сомосовцев в латиноамериканских пампасах, куда там непроходимые джунгли Анголы!
"Неужели она мне откажет, неужели не любит, а только делала вид?" — встревоженно закрутилось в голове.
Подойдя к девушке, он решительно взял ее за руку и спросил:
— Таня, Таня… — Кровь стучала в висках, мысли путались. — Таня, ты меня любишь?
Та наконец подняла на него глаза — слезы блестели на щеках, как драгоценные жемчужины, как утренняя роса на юном листке майского ландыша.
— Я согласна, Миша… — пробормотала она и вновь потупила взор.
И, уже не в силах себя сдержать, бросилась ему на шею…
Через полчаса они, обнявшись и держа друг друга за руки, сидели на диванчике в Таниной комнате — жених смотрел на невесту с нескрываемым обожанием.
Настроение было праздничное — и не только из-за близких праздников…
— Мишенька, я ведь так страдала, я думала, что ты меня совсем-совсем не любишь, — лепетала она. — Почему ты не сказал мне этого раньше?
Каратаев с трудом подавил в себе тяжелый безотчетный вздох.
— А я думал, что ты меня не любишь…
— А почему?
— Да так, думал, что ты видишь во мне только друга, — серьезно произнес Михаил. — И не больше.
— А мне казалось, что это ты видишь во мне только друга… Миша, а когда мы поженимся? — тихо и ласково спросила Дробязко, изнывая от предвкушения тихих семейных радостей.
— А когда ты хочешь? Хоть завтра, — с подкупающей прямотой предложил жених. — А хочешь еще лучше — прямо сегодня?
— Как?..
— Ну, пойдем в поселковый Совет и подадим заявление по полной форме. — Каратаев был настроен очень и очень решительно. — Представляешь, сколько на нашу голову хлопот? Открытки пригласительные надо послать, квартиру мою подготовить — не приведу же я тебя в зимовье! Насчет кафе договориться, и все такое.
— И у меня ничего не готово, — голос Тани внезапно стал немного печальным. — Ни фаты, ни платья… Откуда я могла представить, что ты сделаешь мне предложение именно сегодня?
— Я же не виноват, — Михаил заметно смутился. — Ну, если ты против…
— Нет-нет-нет, что ты, — запротестовала Таня и, наморщив лобик, произнесла немного невпопад: — И кого в подружки взять — даже не знаю.
— Только не свою сестру, — насупился бывший спецназовец.
— Но хоть пригласить-то ее можно?
— Приглашай… Представляю, что там будет, — поджав губы, пробормотал Каратаев. — Напьется, к мужикам будет приставать. Я-то своих друзей по Афгану, Никарагуа да Анголе предупрежу, и они наверняка прибудут.
— А чем ты заниматься будешь? — Несмотря на близкое счастье, Таня, как всякая дальневосточная девушка, недолго парила в небесах и быстро спустилась на землю. — Нам-то здесь жить…
— Не бойся, что-что, а денег я всегда заработаю, — твердо, по-мужски ответил жених, — я ведь охотник не самый худший в здешних краях. Да, кстати, я тебе подарок приготовил…
— А какой? — Таня возбужденно затеребила кружевную салфетку, покрывавшую телевизор.
— А секрет, — в тон ей ответил таежный охотник. — Вот придет Новый год — от Деда Мороза и получишь…
Таня отпустила салфетку и неожиданно, безо всякой, казалось, логической связи спросила:
— А дети у нас будут? — и густо покраснела.
— А то! — воскликнул жених и добавил очень серьезно: — Трое или четверо… Вообще я считаю, чем больше, тем лучше, — убежденно продолжил он. — Конечно же, все сыновья. Я их много чему научу: будут самыми сильными, самыми смелыми и самыми красивыми — в тебя.
— А я бы хотела девочек, — возразила невеста, — девочки — они ведь такие нежные, послушные, добрые, хозяйственные…
— Тяжело с ними в наше время, — вставил Михаил и сразу вспомнил старшую сестру невесты.
— Нет, девочек, — нарочито-капризно возразила невеста.
— Ладно, у нас еще все впереди, — уклончиво закончил диспут Михаил и, чтобы побыстрей закрыть тему, включил телевизор.
По хабаровскому каналу как раз передавали местные новости. Сперва диктор рассказал о недавнем визите в край высокопоставленного чиновника из Москвы, затем — об очередной забастовке шахтеров, затем — об открытии очередного совместного предприятия, затем — о стрельбе в центре Хабаровска. Она была связана, по мнению журналистов, с этим самым предприятием.
— А теперь — специальное сообщение краевого Управления внутренних дел. — Диктор, молодой импозантный мужчина, поправив щегольские очки, взял в руки лист бумаги. — Двадцать третьего декабря из мест лишения свободы совершили побег двое осужденных…
Михаил насторожился: не то чтобы побеги уголовников были тут, в Хабаровском крае, большой редкостью. Просто после этих слов его неприятно кольнули какие-то недобрые предчувствия, и он прибавил звук.
Диктор продолжал:
— …Астафьев Иннокентий Мефодьевич, уголовная кличка Чалый, 1948 года рождения, русский, уроженец Хабаровского края, 5 судимостей, последняя — за грабеж, осужден на 7 лет, и Малинин Сергей Арнольдович, уголовная кличка Малина, 1962 года рождения, русский, уроженец города Москвы, 2 судимости, последняя — за мошенничество, осужден на 5 лет, — голос его звучал напряженно, и напряжение неожиданно передалось бывшему спецназовцу. — Преступники вооружены, их действия отличаются особой дерзостью и цинизмом. Так, двадцать пятого декабря сего года ими было совершено разбойное нападение на магазин в поселке Февральск…
И Таня, и Михаил обратились в слух.
— …преступники изнасиловали и зверски убили двух продавщиц, завладев деньгами и материальными ценностями на сумму три миллиона шестьсот двадцать три тысячи сто семьдесят пять рублей, и скрылись в неизвестном направлении. Милиция ведет поиск. Если вам что-нибудь известно об этих людях, просьба сообщить в ближайшее отделение милиции или позвонить по телефону "02".
После этого сообщения на экране появились две фотографии — преступные физиономии угрюмо смотрели с экрана на зрителей.
— Этого еще не хватало, — вздохнул Михаил.
— А нам-то какое дело? — спросила его Таня. — У нас с тобой своя жизнь… А бандитов пусть милиция ловит.
— Наша хата с краю, так, что ли? — удивился Каратаев. — А если…
Таня, ничего не говоря, обвила его шею руками:
— Да что ты, Миша, не будем же мы ссориться из-за какой-то телепередачи!
А диктор тем временем продолжал:
— Увы, это не последняя печальная предновогодняя новость. В окрестностях того же поселка Февральск объявился тигр-людоед. Пока его жертвой оказался один человек, личность которого до сих пор не установлена. — После этих слов на экране появилась какая-то невнятная, растерзанная, присыпанная слежавшимся снегом фигура, покрытая замерзшими лохмотьями. Даже Таня со своим женихом не узнали в ней останки несчастного Дюни. — Просьба ко всем охотникам, ведущим промысел в вышеуказанном районе, соблюдать повышенные меры предосторожности…
— Час от часу не легче, — пробормотал бывший спецназовец, поднимаясь.
— Миша, куда ты? — не на шутку забеспокоилась Таня.
Каратаев тяжело вздохнул и прошел в прихожую одеваться.
— Неужели ты променяешь меня на каких-то уголовников? — искренне вырвалось у девушки. — Неужели какой-то тигр тебе дороже меня?
Взгляд Михаила стал очень серьезным.
— Таня, это касается не только тебя и меня. Это касается всех нас, — произнес он.
— Миша, неужели ты оставишь меня в такую минуту? — В голосе Тани звучала мольба.
— Не переживай, Танечка, я скоро вернусь… Я буду вспоминать о тебе, я скоро…
Разумеется, о двух скверных новостях — беглых уголовниках и тигре-людоеде — февральские военные узнали еще раньше: комендант гарнизона и командир войсковой части получили шифртелеграмму еще рано утром, на рассвете. Наверное, если бы не бюрократические процедуры, все было бы иначе и проще. Но хозяин ИТУ полковник Герасимов, скрупулезно следуя инструкции, сообщил о татуированных беглецах не в Февральск, как по логике и следовало бы, а прямо в Хабаровск; что касается разграбленного магазина, то майор Игнатов, узнав о трупах и погроме в продмаге, сразу же протрезвел и сообщил туда же, в Хабару, ожидая дальнейших инструкций и разъяснений: что-нибудь предпринимать самостоятельно он боялся, да и не умел, да и был не в силах. Майор сообщил и о тигре-людоеде — останки "неустановленного лица" были обнаружены другими бомжами, которые посчитали за лучшее не забрасывать их снегом, а ломануться подальше от трупа бывшего конкурента по сбору посуды и, позвонив в ментовку, сообщить о страшной находке.