Обладатель двух маленьких звезд на погонах от такого уничтожающего недоверия окончательно пришел в ужас.
— Да я… Да мы… Да у нас еще и бунт был…
— Что — тигр взбунтовался? — язвительно спросил майор. — Так вы же его съели на закуску, ты же сам докладывал, алконавт!
Несчастному прапорщику долго пришлось объяснять происшедшее — часа через полтора майор, немного протрезвев, наконец-то поверил в реальность его рассказа.
— Во бля, делов… — присвистнул он, — так Сидоров че — там так и лежит?.. Дежурный по части, — скомандовал майор, — подать к штабу мой "уазик"!..
А прапорщик, совершенно опустошенный, понуро отправился домой — теперь его могла спасти только полноценная доза спиртного…
Так уж получилось, что в тот злополучный вечер в гарнизонном медпункте дежурили две медсестры — Таня Дробязко и ее подруга Наташа Мирончук. В виду наступающих праздников дежурный врач-офицер третий день находился в безудержном запое — запасы спирта были почти что опустошены, и несчастный ходил по Февральску в поисках полноценной замены медицинского спирта — домашнего самогона.
Пациентов, к счастью, не было: подруги, скучая, обсуждали последние события.
— А как ты думаешь, — поинтересовалась Наташа, почему-то уверенная, что с зоны сбежали не банальные уголовники, а сексуальные маньяки, — они уже кого-нибудь изнасиловали?
Таня, занятая невеселыми мыслями о женихе, что-то ответила невпопад.
— Нет, наверное, все-таки изнасиловали, — мечтательно произнесла Мирончук. — Интересно, а когда насилуют, это больно? Или все-таки чуточку приятно? А, Тань, как ты считаешь?
В свои двадцать лет медсестра была девственницей — она хотела, чтобы это свидетельствовало об ее исключительных порядочности и целомудрии. Однако физиологическое присутствие девственной плевы ни в коем разе не мешало предаваться иному разврату: по мнению гарнизонных плейбоев, Наташа была непревзойденным специалистом в области анального секса и французского поцелуя.
— Ладно, — тяжело вздохнув, Таня посмотрела на часы, — через двадцать минут уходим.
— Домой?
— А то куда же. — Лицо Дробязко было очень озабоченным.
Наташа что-то очень бессвязно лепетала, перескакивая безо всякой связи с сексуальных маньяков на французское белье, недавно появившееся в военторге, с военторга — на косметику, купленную у китайского фарцовщика Ли Хуа, с Ли Хуа — на свежий порнографический журнал, всего только за позапрошлый год, недавно подаренный ей милицейским старшиной Петренко (украденный, кстати говоря, из вагончика того же китайца), с поселковой милиции — на последние моды от Кардена, виденные ей в том же журнале (глупая Наташа приняла за карденовский вечерний костюм набор эротического белья для лесбиянок), затем — на молодых офицеров, недавно сосланных в гарнизон из Хабаровска…
Дробязко кивала, поддакивала, чтобы не обидеть подругу, а сама мучительно размышляла: ее жестоко бросили, над ней насмеялись; было немного жаль жениха — такой мороз, такая темень, а он из-за каких-то непонятных принципов пошел один против маньяков-уголовников и тигра; жаль подругу за то, что она такая дура…
Но больше всего, конечно же, было жаль себя.
В это время дверь медпункта открылась, и на пороге появился высокий старший лейтенант — молодцеватые усики, запах одеколона «Шипр», густо нагуталиненные сапоги, новенькая скрипучая портупея и густой дембельский начес на парадной шинели — все выдавало в нем опытного гарнизонного сердцееда.
Таня, равнодушно посмотрев на вошедшего, отвернулась, а Наташа просияла:
— На что жалуетесь?
Старший лейтенант откашлялся в кулак.
— Да на жизнь…
— Как это?..
— Да вот, попал в эту дыру, девушек красивых мало… Ресторанов приличных нет, начальство — одни дебилы, тоска, душа болит.
— Как это красивых нет! — деланно возмутилась Мирончук. — А мы как же?
— Вот я и говорю… Вы — самые красивые девушки во всем Февральске, нет, даже во всем Хабаровском крае, да нет же, — офицер наморщил лоб и завершил обрадованно: — Во! На всем Дальнем Востоке!..
Продолжать сравнительную прогрессию не пришлось, потому как в военном училище географию не преподавали — только политическую.
Донжуан, пожирая Таню откровенным взглядом, подошел к ней и как бы невзначай взял ее руку — та отдернула кисть, будто бы прикоснувшись к раскаленному утюгу.
— А что вы такая дикая? — промурлыкал лейтенант. — Что — за ручку подержать нельзя?
Мирончук посмотрела на подругу так, как, наверное, смотрит понурый хабаровский бомж, опохмеляющийся по утрам просроченным денатуратом, на преуспевающего нового русского, покупающего к завтраку флакон «Абсолют-цитрона», — с неприкрытой завистью.
— А у нее муж, между прочим, бывший спецназовец из «Альфы», а еще он — мастер спорта по боксу и дзюдо, потомственный таежный охотник, хорошо стреляет из винчестера и к тому же очень ревнивый, — заговорщицки сообщила медсестра.
Видимо, тон Наташи не оставлял сомнений, что это именно так, и потому старлей, отойдя на несколько шагов, процедил зло:
— Сразу предупреждать надо, а не морочить людям голову…
Дальнейшие события разворачивались без участия страдающей невесты — к ее облегчению.
Сперва старший лейтенант, сняв щегольскую портупею и не по-уставному длинную шинель, осторожно подсел к Наташе. Затем подержал ее ручку. Затем осведомился, кто ее муж, а узнав, что такового нет, обрадовался. Затем сказал, что сегодня очень замерз. Затем благосклонно отнесся к предложению распить чуть-чуть разведенного спирта, чтобы немного согреться. Затем полез к Наташе под белый медицинский халатик. Затем поцеловал ее взасос. Затем, расстегивая ширинку, представился — звали его Васей, и Наташа нашла это имя редкостным и аристократичным.
— Таня, у нас тут бинты заканчиваются, может быть, посмотришь у сестры-хозяйки? — прерывисто дыша, предложила Мирончук.
"Ох, дура же она, дура, — подумала Дробязко, закрывая за собой дверь, — ведь все равно не женится…"
То, что произошло в медпункте дальше, просто не могло не произойти: размягченный спиртом и женским теплом, старлей с аристократическим именем Вася без зазрения совести предложил Наташе вступить с ним в половую связь.
— А я девушка порядочная, — честно округлив глаза, намекнула та.
— Ну и я мальчик порядочный, — нашелся старший лейтенант Вася, продолжая сдирать с нее через голову юбку.
— Я не могу так просто, с первым встречным, — вздохнула Наташа, деловито расстегивая толстый, как броня тяжелого танка, лифчик.
— Так и я не могу с каждой встречной, — в тон ей сказал старший лейтенант, путаясь в длинных, почти до колена, трусах, — да уж больно вы красивы…
Дальнейшее повергло старлея в шок — Наташа призналась, что она еще девственница.
— Как?! — воскликнул насмерть пораженный старлей. — Не может быть!
— Да, я же говорила, что девушка порядочная, — невозмутимо напомнила она.
— Вот так наступает резкая импотенция, — пробормотал любвеобильный офицер. — Ммугу…
— Но я все равно сделаю тебе очень хорошо, — с большей поспешностью, чем требовалось, заверила она и облизала пересохшие губы…
Наверное, старший лейтенант уже триста раз пожалел о том, что связался с этой дурой.
Удовлетворив его естественное плотское чувство, глупая медсестра взахлеб принялась рассказывать, какая она порядочная, как будет любить будущего мужа и как будет его ждать.
— А возьми меня в жены, а? — с подкупающей откровенностью неожиданно предложила она. — Ну, хозяйство заведем, как у нормальных людей… Хозяином будешь…
Старший лейтенант, как-то странно посмотрев на эту идиотку, быстро засобирался — даже ширинку застегнул не на те пуговицы.
— Вася, да куда же ты от меня? — забеспокоилась Наташа.
— В караул пора, — озабоченно сообщил офицер.
— А как же хозяйство?
— Мое — на месте, слава Богу, — старлей наконец-то заметил не по-уставному застегнутую ширинку и быстро исправил положение.
— Вася, да куда же ты? — почти патетически выдохнула из себя брошенная, но кавалер уже не слышал ее — он мгновенно исчез за дверью.
Наташа, печально накинув на голые плечи халатик, уселась за стол в позе роденовского мыслителя и произнесла прочувственно:
— Да, все они, мужчины, кобеля шалые, подлецы… Одного от нас, бедных, хотят… А как добьются своего — ничем не удержать…
И горько-горько заплакала.
За окном давно стемнело, рабочий день кончился, и девушки засобирались.
Выйдя из теплого помещения медпункта на пятидесятиградусный мороз, подруги ускорили шаг, чтобы побыстрее миновать темные улицы.
— А пойдем к тебе в общежитие, — неожиданно предложила Таня; несмотря на печаль, сердцу невесты было не чуждо сочувствие, и, заметив уныние подруги, она решила поддержать ее.
— А твой часом не заругает, что ты не домой, а ко мне пошла? — на всякий случай спросила Наташа, зная суровый нрав Каратаева; о недавнем провале и своих слезах она уже забыла.
— Да нет, ничего страшного, — успокоила подруга, — он ушел в тайгу; как услышал по телевизору объявление про беглых уголовников и тигра-людоеда, сразу собрался и даже меня бросил…
— Можно подумать, без него не справятся, — не удержалась от ехидничества завистливая Наташа.
На жениха подруги она поглядывала давно. Поначалу даже строила какие-то планы относительно себя и Михаила. Приметив в поселке этого красавца мужчину, предприимчивая девушка в мыслях уже женила его на себе и строила естественные, с ее точки зрения, планы насчет будущей семейной жизни: куры, уточки, кабанчик, телочка в сарае… На пышную свадьбу в Борзне — ее родном местечке на северной Украине — съехались бы все родственники, пришли односельчане от мала до велика. Папа преподнес бы зятю крутой подарок — «Жигули» ("копейку" семьдесят второго года выпуска). Все бы ахали и завидовали. Гордая молодая, взяв красавца мужа под руку, пошла бы к сельсовету…