Но планы ее разбились о стену непонимания при первом же знакомстве. Почувствовав, что она не во вкусе Михаила, девушка приложила максимум усилий для соблазнения предмета вожделения. Увы! — все усилия оказались тщетными: спецназовец, влюбленный в ее подругу, не обращал на нее никакого внимания. В медсестре заиграло чисто спортивное честолюбие, и она уже хотела выложить свой козырный туз в этой авантюрной игре — намекнуть ослепительному жениху о девственности, столь дефицитной в этих суровых краях. Но даже это сообщение натолкнулось на такой холод равнодушия и непонимания, что несчастная сразу же растеряла весь свой пыл и сникла, как нежный южный цветок на суровом таежном морозе.
Такого женщины не прощают; покинутая мысленно поклялась отомстить. А уж если женщина решает отомстить, то возмездие будет безжалостным.
Когда до общежития оставалось не более пятнадцати минут, Мирончук как бы невзначай обронила:
— А ты уверена, что он в тайгу пошел?
Таня замедлила шаг:
— Ну да…
— А может быть… — глубокомысленно начала лучшая подруга и тут же осеклась; впрочем, она могла бы и не продолжать.
— Да что ты, Наташка, в самом деле! — возмутилась Дробязко. — Да ты…
Мирончук не дала ей договорить:
— Все мужики такие… Ты ему… ну, того… еще не давала?..
— Наташа, как тебе не стыдно! — Даже несмотря на ночную темень, было заметно, что щеки невесты зарделись. — Я ведь… У нас с Мишей все совсем по-другому.
— Да все они одинаковы… — с деланным равнодушием махнула рукой подруга, поднаторевшая в отношениях с подлецами.
— Миша — самый лучший, самый порядочный из всех, кого я знаю, — искренне произнесла Таня, — и он совсем не такой, как ты думаешь.
— Да ладно тебе…
— Наташа, извини, но если ты и дальше так будешь говорить, я…
Таня не успела досказать — неожиданно где-то недалеко, шагах в двадцати, мелькнули две тени. Это казалось более чем подозрительным — в такое время, да еще в пятидесятиградусные морозы, путники на улицах поселка были редки.
Мирончук, перехватив ее взгляд, только и могла, что произнести:
— Ой, мамочка…
"Наверное, показалось, — попыталась успокоить себя Таня, — устала, нервы пошаливают… Мишенька мой куда-то исчез. Нет, наверное, он все-таки прав… Он мужчина, ему, конечно же, виднее. Но почему мир так несправедливо устроен? — задала она сама себе сакраментальный вопрос. — Почему я должна страдать?.."
Но Таня, увы, не ошиблась: вскоре совсем рядом показалась небольшая, какая-то незнакомая фигура — во всем облике неизвестного было что-то напряженное, угрожающее, и это, естественно, заставило подруг повернуть назад. Но сзади тут же, будто бы из-под земли, выросла еще одна фигура — куда более страшная, чем спереди.
— Мамочка… — прошептала Наташа. — Ой, что это?..
Тень приближалась: беззащитным девушкам показалось, что земля уходит у них из-под ног…
Да, к сожалению, несчастные девушки не ошиблись: на полпути до Наташиного общежития им действительно встретились те самые уголовники, которых одна из них посчитала сексуальными маньяками. И намерения их не оставляли в этом сомнения…
Малина, желая хоть как-нибудь реабилитировать себя за проигрыш в карты, а заодно желая оттянуть страшный момент "приделывания гребня", не поленился по вечернему морозу вновь отправиться в Февральск, при этом он рисковал многим, но страх перед опущением в петушиное сословие оказался сильнее страха перед ментами погаными.
Вернувшись через пару часов, он сообщил Чалому, что нашел стоящее на отшибе небольшое, но очень симпатичное женское общежитие — беззащитность возвращающегося сюда контингента не оставляла ни малейшего сомнения в том, что добыча окажется легкой.
Чалый, допив остатки одеколона и подумав, согласился — несмотря на риск.
И надо же такому случиться, что первыми на пути уркаганов оказались Таня и Наташа…
Сценарий был отработан загодя, еще по дороге: Малина, принимая зверский вид, встречает девушек впереди, а Чалый незаметно подкрадывается сзади: вокруг метровые сугробы, в которых сразу утонешь, так что с узкой тропинки никуда не свернешь.
Так оно и случилось…
Одна из девушек попыталась закричать, но Астафьев, показав ей опасную бритву, прихваченную на память из парикмахерской, быстро заставил замолчать.
Другая, более резвая, попыталась было спастись бегством, но, получив подножку, зарылась лицом в колючий снег.
Дальнейшее свидетельствовало о высоком профессионализме нападавших: сперва обе девушки получили по головам чем-то тупым и тяжелым, отчего потеряли сознание. Затем насильники затащили их в какой-то заброшенный сарай: не насиловать же ночью в сугробе да еще при пятидесятиградусном морозе! Ну а дальше произошло самое жуткое…
…Таня то взлетала куда-то в заоблачные высоты, то падала в разверзшиеся бездонные пропасти — ее мутило, выворачивало наизнанку, страшно болела голова. Ей очень хотелось кричать, кусаться, ругаться, хотелось ударить мерзавцев чем-то тяжелым, но руки были словно чугунными; сотрясение мозга парализовало волю.
Наверное, в свои девятнадцать лет она даже не представляла, что в жизни может происходить такая жуть, такой кошмар.
"Боже, как я буду после этого жить? — со скоростью метеора промелькнуло в ее помутившейся голове. — Боже, что они со мной сделали?.. Боже, почему со мной нет моего Мишеньки?.. Зачем он меня оставил?.."
И как сквозь вату воспаленное сознание с трудом уловило чьи-то голоса:
— …бля, прикидываешь — целку ей сбил, в натуре… Вон весь хер в кровище!
— …и моя тоже — целка!
— Да ну? Может быть, течка у сучек? Конец же месяца…
— Это у тебя течка! Там целяк что противотанковая броня, чуть бадангу не поломал!..
Что произошло дальше, несчастная не слышала — кровавая пелена застлала глаза, и она потеряла сознание: наверное, это стало для нее единственным спасением…
Чалый, деловито зачерпнув татуированной рукой пригоршню снега, растер его пальцами и принялся отмывать окровавленный член. Он даже не поморщился — закаленный суровыми зоновскими буднями организм не привык к разным аристократическим излишествам.
— Липкий, бля, точно, я ей целку сбил, в натуре. — Иннокентий, взглянув на русую девушку, которая, будто бы в бреду, тихо постанывала, зло сплюнул. — Да, бля, такой вот "рамс"…
— И у меня целка, — произнес Малина, уверенный, что теперь удовлетворенный Чалый наверняка не приделает ему "гребень".
— Да и сам ты пока целка, — нашелся Иннокентий. — Бля, как посмотрю, никакого от тебя толку. То каких-то идиоток в магазине нашел, то стерв с бритвами в парикмахерской, то теперь две целки на морозе. Ох, отпетушу я тебя, Малина, бля буду… И без вазелина. Фуфел на британский флаг порву, до гланд достану.
Одна из изнасилованных девушек, словно сомнамбула, поднялась, но, не найдя сил идти, встала на четвереньки.
— Она еще хочет, Чалый, — ощерился Малинин, — рачком ее давай… Или в рот.
— Я щас тебя рачком выдеру… Брысь под нары, паучина! — заорал вконец озверевший Астафьев и тут же насторожился, не договорив о дальнейшем обещании — ему показалось, что где-то недалеко проехала машина.
— Кеша, уходить надо, — тут же понял его мысль москвич. — А то…
— Сам знаю. — Вытерев о девушку окровавленную руку, Чалый быстро застегнул штаны.
— А этих куда?
— В санаторий, в Ялту отправить, лечиться, целки зашивать, — скривился уркаган. — В расход, а то куда же… Они нас хорошо запомнили. Первый мужик — он ведь никогда не забывается. Теперь тебя, Чикатило, во всех газетах пропечатают. Ничего, прославишься, мемуары напишешь — ты ведь у нас придурок грамотный…
При всей безвыходности положения Малинин не смог отправить несчастных девушек на тот свет: духу не хватало. Чалый, презрительно посмотрев на трусливого подельника, зло сплюнул и вытащил из кармана опасную бритву…
Мертвенно-бледная луна зависла над спящим поселком — казалось, в этот вечер она отсвечивает свежей кровью; темные глазницы ее были пусты и бесстыжи, как у палача. Колючий свет звезд, подобно острым заточкам, отражался от снега, и этот страшный свет будто бы проникал в самое сердце редким прохожим.
Где-то глухо и протяжно заскулила собака — на вой отозвалась другая, третья…
Пронзительно скрипнула дверь, раскачиваемая ветром, и это заставило возвращавшийся с дежурства патруль остановиться.
Пожилой капитан с суровым лицом, посмотрев по сторонам, увидел подозрительно раскрытую дверь сарая.
— Так, проверить, что там, — скомандовал он солдатам и прапорщику.
Военные подошли ближе — то, что они увидели, заставило их содрогнуться: на полу в неестественных позах лежали две молоденькие полураздетые девушки — темные замерзшие потеки на полу не оставляли сомнения в том, что тут разыгралась жуткая трагедия.
Начальник патруля, пожилой капитан, стараясь не смотреть на лица несчастных, нагнулся и потрогал руку одной из них, пытаясь нащупать пульс, — закоченевшая кисть почти не сгибалась…
— М-да, дела… — тяжело вздохнул офицер и снял шапку…
Глава одиннадцатая
А Каратаев по-прежнему методично обходил все укромные места, где, по его мнению, могли скрываться беглые уголовники. Да, это была настоящая охота, но теперь не на четвероногих хищников, а на двуногих — куда более злых, жестоких, коварных и непредсказуемых.
Увы, удача на этот раз не сопутствовала охотнику: три давно заброшенных зимовья оказались пусты — наверняка люди не появлялись в них несколько лет. Но всего в десяти километрах от последнего был заброшенный лагерь ИТУ, в просторечии — зона: место, вполне подходящее для того, чтобы отсидеться. И охотник, прикинув все «за» и «против», направился туда…
Наверняка, если бы какому-нибудь режиссеру захотелось снимать фильм о том, что есть ад, в качестве декораций он бы избрал это место: залитые холодным лунным светом полуразрушенные бараки, обвалившиеся сторожевые вышки, на которых когда-то торчали бессонные вертухаи, буты ржавой колючей проволоки, заснеженные одноколесные тележки, так называемые "бериевки"…