Тихий продолжал:
— А ты сам? Как здоровье? Все ли нормально?
— Да так… — неопределенно ответил пахан.
— А чем занимаешься? По-прежнему философия, да? — Из трубки донесся дружеский смешок.
— А ты не смейся, — немного обиделся осужденный, — ты ведь знаешь, как трепетна я к таким вещам отношусь. А если не задумываться — зачем жить, на хрен тогда воровать на хрен зону топтать, да и вообще мир коптить? Проще уж на завод работать идти…
Видимо, Тихий был немного навеселе, скорее всего еще со вчерашнего. Конечно же, звонить коллеге-вору пьяным — огромное неуважение, откровенное пренебрежение этикетом и понятиями, освященными десятилетиями лагерей, но ведь он, Астра, был его старинным, закадычным другом, с которым они еще по сопливому малолетству чалились по одной статье, и в разговоре с друзьями иногда можно пренебречь скучным ритуалом.
— Ну и о чем ты теперь пишешь?
— О неизбежности воровства в современном мире, — серьезно ответил пахан. — Ты там в своей Думе и не с такими, как я, встречаешься. Любая собственность — это воровство.
— Сам придумал? — Видимо, мысль очень понравилась звонившему.
— Нет, это не я, это сказал Прудон.
— Во, бля, очень даже неглупо, — протянул вор-депутат. — А где он теперь, этот Прудон? На зоне или на вольняшке? Из отмороженных или из честных пацанов? Бригада? Стволы? Банки? Фирмы? Он "в законе"? И че за погоняло такое? Никогда не слышал…
Как ни уважал Астра своего старого друга, но он не мог не сдержаться от досадливого вздоха:
— Книжки читать надо… Прудон — был лет сто пятьдесят назад такой французский философ-анархист.
— А я их не читаю, я их пишу, — словно отмахнувшись, заспешил Тихий. — Мы тут с братвой над новым Уголовным Кодексом работаем. Я таких зверей консультантами в Думу устроил — все эти коммунисты, демократы да аграрии в буфете, едва нас видят, сразу же очередь уступают. А ты что пишешь?
Пахан, бросив взгляд в сторону пишущей машинки с заправленным листом бумаги, принялся цитировать по памяти:
— "В мире всегда были три человека: терпила, вор и мент. Есть, конечно же, и другие, паханы, и они, хотя и делают погоду, руководя всеми тремя, на самом деле не видны. Менты делают вид, что охраняют терпил от воров, но на самом деле под видом охраны мужиков грабят то, что не успели ограбить честные жулики. Ну и с каждой стороны есть главные паханы, вроде премьер-министра, директора ФСБ или "главного мусора" Российской Федерации, есть и вор-патриарх с теннисной ракеткой… Гомосеков и чертей я вообще за людей не считаю; с ментами — это птицы одного полета. А пока есть терпила, вор и мент, всегда будет разделение на тюрьму и волю…" — выпалил Астра.
Тихий слушал, затаив дыхание, — из трубки то и дело доносилось восторженное посапывание.
— Ну, а выводы?
— А выводы простые: мы, воры, решаем общее положение в тюрьмах и на зонах, и русские зоны греются и будут греться ворами и братвой.
— Ну, ты, в натуре, философ, — восхищению Тихого не было предела. — Кстати, когда откидываешься? Кажется, через полгода?
— Через пять с половиной месяцев, — смиренно ответил пахан. — Если опять не накрутят.
— А потом?
— Не знаю. Стар я уже, хочу от дел отойти, кресты на куполах свести, змейке голову наклонить. — Татуировка "собор без крестов" означает вора, отошедшего от дел, то же самое означает и изображение змеи, обвивающей кинжал, с головой, опущенной вниз. — Домик куплю в Швейцарских Альпах, книги буду писать.
Замыслы Астры всегда отличались грандиозным великолепием — Тихий прекрасно об этом помнил.
— Ну, твое дело. Ты, наверное, зоновской баланды побольше каждого из нас похлебал, — с явным уважением протянул Тихий.
— Слушай, ты кого-нибудь из пацанов в журнал "Вопросы философии" пошли, поинтересуйся, когда они там мою статью напечатают, — попросил пахан.
— А что за статья? — послышалось после секундной паузы; слово «статья» телефонный собеседник сперва понял в определенном, слишком уж узко профессиональном значении.
— "Влияние современной пенитенциарной системы на экзистенциальное осмысление действительности", — повторил пахан.
— Какое, какое?
— Ладно, тебе это неинтересно. Так отправишь кого? Спросишь?
— Да я хоть сейчас твои труды в любой газете напечатаю — от «СПИД-Инфо» до "Российских ведомостей", и по телевизору рекламку забодяжим.
— Нет, мне не надо «СПИД-Инфо», мне надо, чтобы именно в "Вопросах философии", — печально и серьезно возразил пахан.
— Ну, считай, что это устроено. А что еще? Может быть, прислать тебе чего? Травки? Бухла? Петуха какого-нибудь столичного для братвы подогнать? Есть тут один артист… Концерты дает, вся столица на ушах, по телеку-то хоть видел?
— Да нет…
— Сливкин, кажется, зовут, дитя порока, бля. Вот бы твоя братва оттянулась!
— Если можно, пришли мне «Замок» Кафки, — поморщился Астра, — издание «Пингвина», только в оригинале, не по-русски. — Пахан, за время многочисленных «командировок» в совершенстве овладевший пятью европейскими языками, не любил переводной литературы. — Петухов не надо, тут своих акробатов хватает. А так, Тихий, спасибо за заботу, очень тебе благодарен.
— Ладно, пришлю… — В этот самый момент из трубки что-то булькнуло — пахан потряс телефон, думая, что это помехи.
Но он ошибся…
— Во хорошую технику буржуи выпускают! — донеслось до Астры через несколько секунд. — Прикидываешь, телефон в бассейн упал — и работает?
— Так ты откуда звонишь? — насторожился вор в законе.
— Да со вчерашнего дня на даче одного чиновника гуляем, — признался Тихий. — В сауне щас. Вот уже третью ночь на заседание попасть не можем. Как жаль, что тебя тут нет — какие телки, какие акробаты… — Затем, видимо, решив, что подобными суетными вещами абонента не подкупишь, депутат добавил: — А какая тут библиотека! Все книжки, правда, не на нашем, ни хера не понимаю.
И, словно в подтверждение сказанному, из трубки послышался всплеск дурашливого девичьего смеха.
— Чем еще помочь тебе, братан? — стараясь перекрыть смех, спросил депутат.
Астра с издевкой улыбнулся — теперь он понял, что пробил желанный час.
Начал он издалека: вот, мол, смотрю зону, как и наказано сходняком, ты мол, Тихий, меня знаешь — второй срок на строгаче это тебе не второй срок в Думе. Беспредела никакого тут нет и не будет, пока я. Но вот "мусора"…
— Что? — очень серьезно поинтересовался народный депутат.
— Беспредельничают, — пахан поджал губы, — договориться с ними никак нельзя, зажимают… Гнулово царит, пацанов классных гнобят, прессуют, почем зря… Сук, понимаешь ли, тут развели, стучат на нас, а резать их всех тяжело, потому что… Ну, не по телефону.
— Обожди, обожди, а хозяин у вас кто?
— Да есть бычара такой, Герасимов, может быть, помнишь, когда Червонец со мной в Тулуне сидел, он там режимником был…
— А, Гунявый, что ли? — Менты так же, как и блатные, имеют свои погоняла, и Герасимов не был исключением.
— Ну, вспомнил?
— Козлина редкостная, — с очевидной ненавистью произнес депутат. — Обожди, братан, я сейчас трубочку одному тут дам…
Спустя несколько секунд из аппарата послышался солидный бас, но, судя по немного срывающимся интонациям, довольно нетрезвый:
— Господин Астра?
— Да, — сухо, с огромным внутренним достоинством ответил пахан. — Слушаю.
— Мне тут мой коллега сказал, что у вас какие-то проблемы… Что — начальник вверенного вам ИТУ неправильно себя ведет? Допускает грубые нарушения устава?
Хотя пахан никогда раньше не слышал этого начальственного голоса, но он настолько доверял Тихому, что сразу же высказал все, что думает о хозяине, правда строго нормативным языком.
— Так, понятно, сейчас только запишу… Ага, так-так, понял, готово. Ну, можете быть спокойны: завтра же к вам вылетает проверка из ГУИН. И финансовую отчетность проверим, и жалобы выслушаем, и оперативные показания, и все остальное…
— …это мой кореш, нормальный пацан, председатель думской фракции… — взял трубку Тихий. — Э-э-э, забыл только, как она у нас называется. Да хрен с ней. Большой человек, все может, — многозначительно сообщил Тихий. — Ну, все, не буду отрывать тебя от философии, пиши. Все, о чем ты меня просил, — сделаю. Привет пацанам, всем низкий поклон от меня…
Положив трубку, Астра довольно хмыкнул и, подойдя к металлической двери, стукнул в нее кулаком:
— Красный, забей-ка мне еще один косяк…
О предстоящей проверке из Москвы хозяин узнал вечером того же дня, — он, сидя на кухне, вяло ковырял вилкой в банке с икрой, мечтая о хорошем, с ладонь толщиной, свежем куске украинского сала.
Было без четверти девять вечера, когда в квартиру позвонили.
— Оксана, открой, — распорядился Герасимов молодой жене-курве, даже не поднимая головы.
На пороге стоял майор Коробкин. Тулуп, припорошенный снегом, огромные подшитые валенки, меховая шапка с опущенными ушами — несмотря на будничность формы, режимник почему-то показался полковнику крупнее, чем обычно, — наверное, потому, что он принес скверную новость.
— Леша, короче, тут такие дела, — принялся объяснять майор, раздеваясь, — мне знакомый подполковник из Москвы позвонил. Нормальный мужик, мы с ним вместе в Академии выпускались.
— Выпьешь? — без особого энтузиазма предложил полковник — не потому, что действительно хотел выпить с подчиненным, а исключительно для порядка.
— Давай…
Минут через десять, глядя на свое отражение в бутылочном стекле, Коробкин принялся рассказывать подробности: оказывается, из Главного Управления Исполнения Наказаний завтра вылетает проверка — сюда, на Дальний Восток. Мол, якобы жалоб много, и по прокурорскому надзору, и просто так, и по финансовой части какие-то непорядки. Короче, ожидается большой шмон.
— А чего это они, с хрена сорвались, на Новый год летят? — резонно спросил Герасимов, пытаясь сообразить, чем грозит ему проверка и сколько денег придется раздать на взятки.