– Видишь? Дробь с куском гильзы, словно пуля, пошла. Но часто этого делать нельзя, только при необходимости.
Отец и Сашка смеются…
Несколько дней Сашка живёт на участке вместе с отцом, помогая обустроиться на зиму. Теперь ему предстоит одному вернуться в деревню. Лошадь он берёт с собой, зимой в тайге она отцу совсем ни к чему. Отец вернётся в деревню пешком на лыжах тогда, когда промысел закончится…
«Темнеет уже, пора и ночлег готовить», – подумал он. Огляделся и выбрал подходящий выворотень. Снял с плеча ружьё и достал топор. А когда рубил сухую сосновую безвершинку, опять с благодарностью вспомнил отца и его уроки. Уже через полчаса костёр жарко горел. Сашка нарубил жердей, изготовил из них нары, набросал на них лапника. Постель готова.
Он снял сапоги, подвинул их поближе к огню, размотал портянки и пошевелил пальцами. Ступни подставил холодному осеннему ветру. Усталость отступила. Он закатал обе штанины, синие рубцы шрамов на ногах доходили до колен. Самый страшный, на правой ноге, тянулся ещё дальше. Сашка вытянул ноги и прикрыл глаза. Костёр горел, и жёлтое яркое пятно появилось прямо перед глазами.
Снова Сашка идёт по афганскому кишлаку. Зачем он там?
Автомат за спиной. Дух-афганец появился из-за ближайшего дома. Удивлённые глаза афганца, никак не ожидавшего столкнуться с русским солдатом. Несколько секунд они смотрят друг на друга, не понимая, что будет дальше. Душман рвёт с пояса гранату и кидает Сашке под ноги. Он подпрыгивает. Взрыв!
Милиционеры весь день опрашивали деревенских. Люди на вопросы отвечали неохотно, больше отмалчивались.
– Откуда нам знать! – и пожимали плечами.
Женщины, те крестились и прятали глаза от милиционеров. Самая ценная информация была получена от родственников участкового – его жены и брата.
– Что тут спрашивать? Бандит этот Сашка Оленев. Ваню нашего из ружья долбанул и в тайгу ушёл. Где он может прятаться? По избам отцовским пойдёт. Отец у него не так давно помер, в тайге всё добро охотничье осталось. Там, на их участке, его и нужно искать.
– А избы-то их где? Кто знает, как до них добраться? – спрашивал лейтенант.
– Вот это нам неведомо. Где-то за рекой. Километров семьдесят от деревни будет, может, все сто. Мужики-охотники – те точно знают. Ты их поспрашивай.
– Да они только плечами пожимают и в затылках чешут. Говорят, некогда им с милицией общаться. В тайгу им нужно. И так задержались с заброской.
– Тогда мать его пытать нужно. Может, она чего скажет.
Однако от матери результатов тоже не добились. Она только плакала и повторяла: «Не мог мой сынок человека убить, не мог».
Лейтенант звонил в райотдел милиции, докладывал. Начальство приказало довести дело до конца, организовать поиск предполагаемого преступника. Лейтенант только вздыхал…
На следующее утро вездеход пополз в артель к старателям, а потом в тайгу на поиски Сашки Оленева. Про Ленку-невесту во всей этой суматохе попросту забыли…
Наконец Сашка добрался до одной из отцовских охотничьих изб. Всего их было четыре. Эта стояла в устье небольшого ручья, впадающего в основную реку.
Речка. Лесная, чистая. Вода прозрачная, с шумом перекатывается через камни, лежащие на дне. Время от времени образуются завалы из крупных камней на середине реки. И вода там пенится, крутится бурунами. Дна реки в таких местах не видно. Омут? Не омут? Однако глубина. Здесь под камнями и прячутся хариусы – харитоны. Стоят рыбы на течении вяло, перебирая разноцветными плавниками. Ждут пищи. И как только упадёт на воду насекомое или проплывёт мимо малёк, тут же метнётся к нему стрелой хариус. Мелькнёт в воде бурая продольная полоса на его боку, чёрные крупные пятнышки на спине. И опять тишина. А река течёт и течёт, не останавливается.
Охотничий участок Оленевых со всеми избами и прорубленными в тайге путиками передавался из поколения в поколение. Промысловая изба, к которой сейчас подошёл Сашка, была проста по своей конструкции и в то же время имела необходимый минимум удобств для длительного проживания. Зимовье по своим размерам считалось крупным, хотя и не превышало в длину и ширину четырёх с половиной метров. Сашка остановился перед избой. Долго стоял, курил и смотрел на зимовье. Спешить было некуда. Таёжная жизнь только начиналась, а жить ему в стоявшем прямо на земле срубе придётся столько, сколько определит Господь Бог. Прежде чем войти, он внимательно осмотрел односкатную крышу.
Покрытая досками, вытесанными из колотых половинок брёвен, она была ещё крепка. Это Сашку порадовало, и он зачем-то постучал ладонью по брёвнам. Рука ощутила крепость дерева, мягкость мха. Он глубоко вздохнул, перекрестился и толкнул плечом небольшую, плотно закрытую входную дверь, сделанную из тёсаных деревянных плах. Дверь открылась. Чтобы войти внутрь, пришлось чуть пригнуться. Дневной свет, попадающий в зимовье через небольшое окошко, освещал печь, нары, скамейку и стол с чурбаком для сидения. Сашка закурил и присел к столу. Глаза привыкли к сумеркам. Он осмотрелся. Всё в избе было так, как оставил отец, когда в последний раз жил здесь. Дрова лежали на жердях под потолком.
– Нужно печь затопить, – сказал Сашка вслух.
Он нащипал лучины, наполнил дровами печь-каменку и чиркнул спичкой. Дрова защёлкали в топке, в избе запахло дымом. Огонь загудел в трубе, нагревая печные стены, сложенные из плоских, поставленных на ребро камней, взятых прямо из ручья или реки. Вся хозяйственная утварь в избе была самодельная. Делалась она в длинные зимние ночи отцом, дедом и прадедом. Берестяные чашки-коробочки для хранения муки, сухарей, хлеба и посуды стояли на полках. Здесь же лежали аккуратно вырезанные отцовскими руками из липы деревянные ложки. Сашка осмотрел туески, и ему захотелось есть. Он увидел стоявшую в углу удочку, взял её в руки. И тут же вспомнил, что у него в шапке всегда хранился прицепленный крючок с куском лески, как раз для того, чтобы поймать на обед несколько хариусов. Проверил свою шапку.
«Так и есть! Уда на месте!» Где и на каких перекатах, под какими камнями скрываются хариусы, поджидая свою добычу, Сашка знал с детства. Оставалось только сделать искусственную мушку, и он тут же нашёл то, что искал. За наличником двери оказалось несколько птичьих перьев от глухаря. Сашку охватил азарт рыболова.
Заброшенная умелой рукой мушка, описав полукруг, легла на воду. Как раз немного повыше ямки, где, по Сашкиному мнению, должны были стоять хариусы. Чуть проплыла по течению, обогнула торчавший из воды камень и попала в небольшой водоворот. Закрутилась на одном месте. Сашка почувствовал удар по руке и сразу услышал всплеск крупной рыбы. Подсёк. Хариус, испугавшись, резко бросился в сторону. Выскочил из воды и забился на речной поверхности, кувыркаясь и норовя порвать леску. Снасть выдержала рыбий напор. Сашка леску не ослаблял, держал только внатяжку. Прошли минуты борьбы человека и попавшегося на крючок хариуса. Сашка аккуратно подвёл утомлённую рыбу к берегу. Рывок, и хариус бьётся на земле. «Ещё парочку поймать, и сыт буду». Сашка снимает хариуса с крючка. Да, тут, в тайге, клёв что надо. Не то что у деревни, где река загажена. По берегам – земляные отвалы-завалы. Техника рвёт ковшами речное дно. Река умирает. «Чёртова золотодобыча!» Не успел Сашка ругнуться, как второй хариус закувыркался на поверхности воды…
Два вездехода медленно ползли по разным берегам таёжной речки. Гусеницы тяжёлых машин лязгали по камням, мяли лёгкий мох и ломали невысокие кусты ягоды-голубики. Разрывали железными шинами лесную землю, оставляли на ней долго не заживающие раны.
На одной машине сидел милиционер в бронежилете с автоматом в руках. На другой – старатель в камуфляжном офицерском бушлате и с охотничьим карабином на коленях.
Лейтенанту милиции, которому поручили вести следствие по факту убийства участкового милиционера, к концу недели всё-таки удалось собрать всю необходимую информацию, чтобы окончательно убедиться, что Сашка Оленев и есть предполагаемый преступник и что он находится в тайге. Скрывается на охотничьем участке, который принадлежал его умершему отцу. Место нахождения участка он выяснил точно. Отметил на карте. А вот где на участке стоят избы, узнать удалось только приблизительно. Доложил руководству, и ему приказали организовать выезд оперативного отряда милиции в тайгу на поиски и поимку преступника. Он привлёк к этому мероприятию мужиков из «золотой» артели.
– Осточертела мне эта затянувшаяся командировка, – вздыхал водитель вездехода. – Называется на пару дней из дома отъехал, преступника в район сопроводить! Его, этого преступника, ещё найти надо и поймать. Лейтенант думает, что местного жителя легко в тайге поймать. Керосина спалим немерено, на задницах мозолей понабиваем – и всего делов. А если, не дай бог, машина сломается или, ещё того хуже, снегопад начнётся! Завалит перевалы, хрен тогда вылезем из этой тайги…
Некрупный медведь чёрного окраса, услышав гул вездехода, из любопытства встал на задние лапы, закрутил головой. Шум приближался и нарастал, любопытство ушло, пришёл страх. Медведь опустился в кусты. Тёмный медвежий окрас, тёмные кусты – всё слилось воедино. Медленно ступая по камням, медведь старался покинуть опасное место у реки. Перешёл реку по перекату, вылез на берег, остановился и прислушался. Гул не пропал, а, наоборот, усилился. Медведь испугался и побежал, неуклюже перебрасывая короткое мускулистое тело. Прыжок, ещё прыжок. Зверь остановился и обернулся на шум. Рявкнув от страха и раздражения, снова побежал, мелькая между деревьями. Через минуту он выскочил на открытое место. Его заметили. По тайге зазвучали выстрелы.
Первые пули ударили в сантиметре от медвежьих лап, ушли в сырой мох, отчего зверь резко изменил направление бега. Подставил бок второму вездеходу. Короткой очередью огрызнулся автомат милиционера. Продолжал стрелять карабин.