— Вот что скрыто за непрочным покровом кожи. Скелет, кости, которые ненамного прочнее гипса. И это все, что от нас останется через несколько лет, а потом и кости рассыплются в прах. Исчезнут все следы красоты и силы. Пустыня из праха и пепла — вот что осталось от предшествовавших нам поколений. Разыщи мне эту книгу, Джованни. Если кому-то удалось хоть на миг оживить Симонетту, то я тоже смогу.
— Разыскать? — отозвался Пико. — Но для этого надо ехать в Рим…
— В Рим? Зачем?
— Ну, подумайте. Все указывает на Вечный город как на главное действующее лицо этой истории. Он в какой-то мере связан и с событиями, и с преступлениями, которые за ней тянутся. В Риме кончил свои дни Альберти, и если существует копия книги, то, скорее всего, она находится в его бумагах. Тот самый еврей, что применил заклинание, тоже жил в Риме. Резчик Фульдженте приехал из Рима, да и его убийцы наверняка тоже. Скорее всего, они же прикончили и печатника.
— Значит, отправляйся в Рим и найди книгу! Если бы я мог, то поехал бы сам. Но я отвечаю за свой город и не могу оставить его в такое время.
— Но почему для вас это так важно? Неужели все из-за женщины? — изумленно пробормотал Пико.
Лоренцо закрыл руками глаза.
— Не просто из-за женщины… из-за нее. Только Симонетта могла бы освободить меня от свирепости, которая у меня в крови. Той самой чистотой, что Боттичелли ищет в своих фигурах, а Марсилио — в сочинениях Платона. Я нашел бы эту чистоту в ее объятиях! Моя власть родилась на крови моего брата, взросла на крови его убийц и вскормлена кровью моих врагов. Тень смерти с самого первого дня идет за мной по пятам и развлекается тем, что убивает всякого, кто принесет мне хоть малую частицу света. Боттичелли велел похоронить себя рядом с ней, а я, Джованни? Где будут покоиться мои кости, если я дважды видел ее и дважды утратил?
Пико был потрясен, но взял себя в руки. В словах властителя Флоренции он услышал доказательство большой дружбы и доверия. На них нельзя было отвечать обычной придворной лестью.
— Нет никакой женщины, сер Лоренцо, — ответил он, и в его голосе зазвучала печаль. — Да если бы и была, то она уже не та, за кого цепляется ваша память. Допустим, чары действительно существовали и действовало дьявольское заклинание Орфея. Но кого вы могли бы вызвать к жизни? Та форма, что околдовала вас, разрушена временем и рассыпалась в прах. Если она вернется, то будет всего лишь образом, как летящая птица, отраженная в воде. Что вы собираетесь заключить в объятия? Ваше воспоминание или, еще того хуже, пустую оболочку, оживленную демонами?
Лоренцо опустил голову, и губы его сжались в горькую складку.
— А вдруг это все-таки возможно? Хоть на миг увидеть ее еще раз!
— Кто бы ни была эта женщина, не забывайте, что она несет с собой смерть. Двое мужчин уже замолчали навеки.
— Может, ты и прав. Но все равно делай так, как я решил. Если существует хоть один способ…
Пико кивнул в знак согласия. На лицо Великолепного снова вернулась жесткая маска, и оно сразу стало выглядеть в точности как на бюстах. Он встал, подошел к стоявшему в углу секретеру и достал несколько листков, скрепленных красными печатями, и небольшой кожаный мешочек.
— Здесь верительные грамоты для агента моей семьи в Риме. Предъяви их, и любой из моих людей поступит в твое распоряжение. А это — на все расходы, которые могут тебе понадобиться.
Лоренцо встряхнул мешочек, и в нем звякнули монеты.
— Сто флоринов, сто кусочков золота, которые лучше любого кузнеца откроют перед тобой все двери. Возвращайся с ответом, и получишь столько же. Я дам тебе все, что только пожелаешь.
— У меня уже есть то, что я желаю, — ваша дружба, — ответил юноша.
На виа Франчиджена[27]
На рассвете, с багажом, который влез в две седельные сумки, Пико выехал из Флоренции и направился по виа Франчиджена. Он двигался быстро, благодаря своему малому весу и резвому ходу роскошного вороного коня из конюшен Великолепного.
Чуткий жеребец словно понимал важность миссии. Он ровно цокал копытами по камням старой римской дороги, без труда обгоняя медленно ползущие торговые караваны и группы паломников, что тянулись длинными вереницами из долины реки Эльзы.
Остановившись только раз возле ручья, чтобы напоить коня, с первыми закатными тенями Пико уже миновал ворота Сиены, успев как раз до того времени, как их закроют на ночь.
Причиной спешки была не забота о ночлеге, а желание скорее добраться до так называемого Дома учености[28], выстроенного городским советом для размещения иностранных студентов, приезжавших на лекции основного курса.
По дороге Джованни все время думал о том, что сказал Лоренцо об утраченном ритуале и о медике, который его совершил. Медицинский факультет Сиены был одним из самых старых и знаменитых и привлекал студентов со всей Италии. Кое-кого среди них Пико хорошо знал. И этот кое-кто мог оказаться полезным.
Джованни завел коня в стойло и попросил проводить себя в общежитие, которое возвышалось совсем рядом с университетом. В этот час в здании было полно студентов, возвратившихся на ночь. Пико поднялся по лестнице и вошел в спальню второго этажа. В просторной комнате, почти полностью занятой постелями, то здесь, то там виднелись группы юношей. Они пили вино, играли в карты или в кости, распевали, аккомпанируя себе на лютне, перекидывались шутками.
«Эта спальня ничем не отличается от таких же комнат в Болонье или в Падуе», — решил про себя Пико.
Никто не обращал на него внимания, и он принялся разглядывать лица студентов, пока не узнал того, кого искал. Подкравшись к парню сзади, схватил его за плечи и, смеясь, повалил на койку.
— Маттео! Маттео Корно! Мы с тобой больше года не виделись! — крикнул Пико.
После секундного замешательства тот узнал приятеля и тоже обнял.
— Джованни! Да ты вырос и похорошел! Почти как я! Как тебя занесло в Сиену? Ты тоже поцапался с академическим советом Падуе?
— Нет, я закончил учебу.
— И чем занимался? — с насмешливым видом спросил Маттео.
— Мне хватило, чтобы понять, что Аристотель ошибался, да и остальные тоже неправы. В конце концов я стал поклонником Лукреция. Мы материя, мыслящий прах.
При этих словах Корно расхохотался, похлопав гостя по колену.
— Я вижу, тебя тоже, как и многих из нас, книги скорее запутали, чем просветили. Только не вздумай об этом болтать!
— Будь спокоен! Только с друзьями и с теми, кто поймет, — подмигнул Пико. — Для остальных я приверженец Аристотеля, выпускник in utroque jure[29].
— Ну, тогда милости просим в блестящий орден Мадонны Отчаяния! — хмыкнул Маттео и широким жестом обвел всех студентов.
— В идеях Лукреция нет никакого отчаяния! Напротив, просветленное ожидание конца. И никакой бесполезной поддержки со стороны существ высшего порядка, которых просто нет. В этой конечности и кроется превосходство человека: он находит достоинство в ограничениях, — горделиво ответил Пико. — Надо идти навстречу своей судьбе и сделать ее великой, ибо все вернется по окончании космического года. Высоты, которых нам удастся достичь, прославят в веках наше измерение!
— А ты все тот же умник! — насмешничал Корно, пихнув приятеля кулаком. — Терпеть тебя не мог в Падуе, и теперь ты снова путаешься под ногами со своими тирадами. Кой черт тебя сюда принес? Неужто прекрасная кухня этого царского заведения?
— Нет, друг мой, я еду в Рим.
— В Рим? В логово Папы? Что ты забыл в этом городе, где только статуям можно сказать правду? Ты не знаешь, что тебя там ждет!
— Я еду не учиться. Я еду на поиски одной потерянной вещи.
— Джованни, в этом мире все рано или поздно теряется. Что же ты собираешься найти?
— То, что, возможно, известно тебе. За этим я к тебе и приехал, — внезапно посерьезнев, ответил Пико. — Я знаю, почему тебе пришлось бежать из Падуи.
Маттео побледнел.
— Конечно, прекрасно знаешь. Из-за ослиной головы, которую я засунул в постель ректора… — пробормотал он.
Пико покачал головой.
— Это нам так сказали. Если бы все так и обстояло, то совет доцентов простил бы одного из самых блестящих студентов факультета.
— Самых блестящих… после Джованни Пико. Но так и было на самом деле…
Пико снова покачал головой, пристально глядя в глаза Маттео.
— Я познакомился с твоим профессором Джероламо Спада еще до того, как его сожгли на костре. Я присутствовал на одной его лекции по анатомии. Интересно было открыть, как действует наш организм, увидеть, с каким бесконечным числом вариантов складывается мельчайшая атомная пыль, чтобы дать жизнь нашим внутренним органам. Но я говорю о тех лекциях, которые Спада читал днем, а не о тех, что по ночам тайком проходили в его комнатах. Туда приглашались лишь немногие избранные ученики, а может, и вовсе один — ты.
Лицо Маттео Корно обрело землисто-серый оттенок. Он быстро обежал глазами комнату, чтобы удостовериться, не услышал ли кто эти слова, но на них не обращали никакого внимания.
— Здесь никто ничего об этом не знает, — прошептал он умоляюще.
— И не узнает, даю слово, — торжественно произнес Пико. — Но я не за этим сюда приехал. Говорили, что Спада записал свои тайные знания в книгу. Что за книга?
— Я… не знаю. Этого он мне не доверил. У него были какие-то бумаги, но я никогда их не видел, клянусь! — забормотал Корно, и на его глаза набежала тень.
Похоже было, что он не обманывает.
Пико подошел к приятелю совсем близко и прошептал, почти касаясь губами его уха:
— Скажи мне только одно: у вас получилось? Хоть однажды?
Корно поколебался, потом ответил:
— Никогда. Ни одно тело, над которым Джероламо Спада практиковал свои заклинания, не подало признаков жизни. Но он был уверен, что рано или поздно сможет соперничать со своим учителем.