– Может, он уже всех выдал. – Правда, Юй ничего такого пока не слышал. Вероятно, американцы ухватились за Фэна только как за свидетеля против Цзя. – А Дин не говорил, что собираются сделать бандиты с его женой?
– Он ругался как сумасшедший. Что-то вроде «Эта сука передумала. Но так легко она не отделается!».
– Что значит – передумала?
– Она ждала, когда ей выдадут паспорт, но в последнюю минуту сбежала. Наверное, он именно это имел в виду.
– И что же они собираются делать?
– Фэн волнуется из-за своего будущего ребенка. Если они ее схватят, Фэн не станет говорить. Поэтому они за ней и гоняются.
– Прошло уже почти десять дней, теперь они должны уж очень волноваться.
– Точно. Они послали за ней «Золотых топоров».
– Кто такие «Золотые топоры»?
– У основателя «Летающих топоров» было пять золотых топориков с надписью: «Когда видишь золотой топор, ты видишь меня». Если какая-нибудь другая организация выполнит просьбу человека с золотым топором, то в ответ может рассчитывать на любую услугу.
– Значит, в розыски Вэнь вовлечены и другие организации, не только фуцзяньские?
– Дин говорил что-то про нескольких человек из Шанхая. Они стараются изо всех сил обойти полицейских и первыми поймать Вэнь.
Юй не на шутку встревожился – как за старшего инспектора Чэня и его американскую партнершу, так и за Вэнь.
– О чем еще он говорил?
– Да как будто все. Я сказал все, что знаю. И каждое слово – правда.
– Ну, это мы проверим. – На самом деле следователь Юй верил, что Чжэнь рассказал ему все. – Да, еще одно. Дай-ка мне адрес той проститутки, Тун.
Чжэнь написал адрес на клочке бумаги.
– А правда никто не знает, что вы сюда приходили? – Ни единая душа, не беспокойся. – Юй слез с игрового стола и добавил к своей визитке номер мобильного телефона. – Если еще что-нибудь узнаешь, позвони мне.
Он выходил из бани как довольный клиент, провожаемый обоими хозяевами.
Дойдя до конца деревни, Юй оглянулся и увидел в дверях Чжэня и Шоу, стоявших в обнимку. Как два краба, связанные соломинкой на рынке. Кто знает, может, они и вправду любят друг друга.
23
Наутро после вечера в караоке-клубе старший инспектор Чэнь проснулся с тяжелой головной болью.
Ему смутно помнилась одна сцена из ускользнувшего сна. Он ехал в скором поезде, хотя на проколотом кондуктором билете не была указана станция назначения. Путешествие было долгое и утомительное. От скуки он глазел в проход вагона, где мелькали ноги в самой разной обуви: соломенные сандалии, начищенные до блеска туфли, кожаные босоножки, дорогие шлепанцы… Затем, обернувшись к своему отражению в окне, он увидел муху, кружащуюся около рамы. Как только он поднял руку, чтобы смахнуть ее, она с жужжанием улетела прочь, но тут же вернулась и волчком завертелась на том же месте. Он не видел, что ее туда привлекало. А поезд все мчался и мчался вперед…
И сейчас, проснувшись и глядя на пробивающийся сквозь жалюзи дневной свет, он вяло размышлял: это старший инспектор Чэнь, мечтающий быть мухой, или муха, мечтающая стать копом?
Он с досадой вспоминал события вчерашнего вечера. Чем он, собственно, отличался от тех коррумпированных госслужащих, которые проходили по делу Баошеня? Вот разве что сам он пришел в клуб по делу, вяло оправдывался он перед собой.
Когда-то он поклялся сделать все возможное, чтобы покончить с гангстерами, хотя и думать не мог, что ему придется настолько покривить душой, чтобы пить за дружбу с почетным членом «Голубой триады»!
И еще подозрительная связь между Ли и «Голубой триадой». Должно быть, Ли кое-что утаил от него относительно данного расследования. Не случайно министр Хуан рекомендовал для этой работы именно его, Чэня, и звонил ему домой, а не на работу. Старшему инспектору Чэню очень нужна козырная карта, чтобы играть против влиятельного секретаря парткома.
И вот тут, в половине девятого, и раздался звонок секретаря Ли, что не обещало несчастному Чэню надежды на избавление от головной боли.
– Сегодня воскресенье, старший инспектор Чэнь. Займите инспектора Рон каким-нибудь развлечением, чтобы она не беспокоила нас досадными просьбами.
Чэнь сокрушенно покачал головой, считая несвоевременным возражать Ли после того, как стал объектом слежки министерства общественной безопасности. Люди с завистью поговаривали, что ему суждено занять место секретаря парткома Ли после ухода того на пенсию, но сейчас у него появились сомнения в соблазнительности такой перспективы.
Инспектор Рон как будто не слишком расстроилась, когда он предложил ей свой план проведения воскресного дня. Видимо, она тоже поняла полную бессмысленность дальнейших расспросов шанхайских знакомых Вэнь. Он предложил ей встретиться в «Подмосковье» и там пообедать.
– Русский ресторан?
– Да, хочу показать вам, какие стремительные перемены происходят в Шанхае, – пояснил он, умолчав, что одновременно хотел бы дать заработать своему другу Лу.
Он собирался перед обедом встретиться со Старым Охотником, но не тут-то было. Не успел он закончить разговор с инспектором Рон, как получил экспресс-посылку от следователя Юя. На кассете была наклейка с надписью: «Беседа с управляющим Панем». Ее следовало немедленно прослушать. Чэнь повязал голову мокрым полотенцем и включив запись, уселся на диван. Дослушав ее до конца, он снова перемотал ее на то место, где Пань рассказывал о том, как он узнал о делах Фэна в Соединенных Штатах. Прослушав кусок еще раз, он кое-что записал, раздумывая, обратил ли Юй внимание на этот момент. Но взглянул на часы и понял, что спрашивать Юя уже некогда, времени до встречи с Кэтрин Рон в обрез.
Владелец ресторана Лу, шикарный в черной тройке с алым галстуком, украшенным заколкой с крупным бриллиантом, ожидал их перед входом.
– Дружище, ты не был у меня сто лет! Каким попутным ветром тебя занесло?
– Познакомься с Кэтрин Рон, моей американской подругой. Кэтрин, позвольте вам представить моего друга, Лу Иностранца.
– Рада познакомиться, мистер Лу, – сказала на китайском Кэтрин.
– Добро пожаловать. Друзья старшего инспектора Чэня – мои друзья, – провозгласил Лу. – Я зарезервировал для вас отдельный кабинет.
Отдельный кабинет пришелся очень кстати, ибо общий зал был полон иностранцами, говорящими по-английски. Русская официантка, покачивая полными бедрами, проводила их в изысканно обставленное отдельное помещение. На белоснежной скатерти под сияющей начищенной медной люстрой сверкали хрустальные бокалы, а тяжелые серебряные приборы были вывезены не иначе как из самого Зимнего дворца. Перед столом неподвижно застыла официантка.
Лу жестом отпустил ее:
– Зайдешь попозже, Анна. Я тысячу лет не разговаривал со своим старым другом.
– Ну, как идут дела? – спросил Чэнь.
– Неплохо, совсем неплохо, – довольно сообщил Лу. – Мы заслужили репутацию ресторана с настоящей русской кухней и настоящими русскими девушками.
– Да, твой ресторан ими славится!
– Точно замечено, дружище! Поэтому-то у нас от клиентов и нет отбою.
– Выходит, теперь ты действительно преуспевающий Лу Иностранец, – весело улыбнулся Чэнь. – Я очень тебе благодарен за все, что ты сделал для моей матери.
– Не за что, она и мне стала матерью. Ей немного одиноко, ты же знаешь.
– Конечно. Я просил, чтобы она переехала ко мне, но она отказывается, говорит, что слишком привыкла к своему чердаку.
– Она хочет, чтобы у тебя была отдельная квартира.
Чэнь понял, на что намекает Лу, но в присутствии инспектора Рон это была нежелательная тема, поэтому он сказал:
– Да, я считаю, что мне повезло иметь отдельную квартиру, хоть и однокомнатную.
– А знаешь, что говорит Жужу? «Старший инспектор Чэнь – опасный человек». А почему? Тебе, в твоем звании, давно уже должны были вручить блестящие ключи от трехкомнатной квартиры, – с приглушенным смешком сказал Лу. – Только не обижайся, дружище. Она отлично варит суп, но не понимает, что ты – честный служака. Да, кстати! Вчера сюда приходил Гу Хайгуан, из клуба «Династия», и расспрашивал о тебе.
– Вот как? Он что, случайно здесь оказался?
– Не знаю. Он уже бывал здесь, но вчера интересовался тобой. Я рассказал ему, как ты помог мне начать дело. Все равно что в лютую стужу послать бедному другу угля.
– Но, Лу, не стоит рассказывать об этом всем и каждому.
– Почему не стоит? Мы с Жужу гордимся, что у нас такой друг. Заходи к нам каждую неделю. Пусть тебя привозит Малыш Чжоу. От тебя досюда всего пятнадцать минут езды. А ваша столовая – просто стыд и позор! Ты сегодня обедаешь за счет управления?
– Нет, я не на работе. Кэтрин – моя подруга, поэтому мне захотелось угостить ее обедом в лучшем русском ресторане Шанхая.
– Спасибо тебе, – сказал Лу. – Жаль, что нет Жужу, а то она развлекала бы вас, как дома. Значит, сегодня мы вас угощаем.
– Нет, нет, платить буду я. Ты же не хочешь, чтобы я потерял лицо в присутствии своей американской подруги!
– Не волнуйся, дружище, ты его не потеряешь. Да еще познакомишься с нашими лучшими блюдами.
Анна принесла меню на двух языках. Чэнь заказал жареную телятину. Кэтрин выбрала копченую форель с борщом. Стоя между ними, Лу рекомендовал фирменные блюда, как шеф-повар в телерекламе.
Когда наконец молодые люди остались одни, Кэтрин спросила:
– Почему вы называете его Иностранцем? Он действительно зарубежный китаец?
– Нет, это прозвище такое.
– Все зарубежные китайцы говорят так же, как он?
– Не знаю. В некоторых наших фильмах несколько преувеличивают страстное желание зарубежных китайцев вернуться на родину. Лу становится особенно красноречивым, когда речь идет о еде, но получил свое прозвище не поэтому. Во время культурной революции кличка Иностранец считалась позорной. Ею клеймили за неблагонадежность, за «преклонение перед Западом». В старших классах Лу назло всем демонстрировал свои декадентские вкусы: варил кофе, выпекал яблочный пирог, готовил фруктовые салаты и, конечно, переодевался к ужину в костюм, сшитый по западной моде. Потому его так и прозвали.