— Нет, уж, пожалуйста, Нина Львовна, посчитайте при нас, — решительно заявила Люська.
— Вы что, не верите мне? — фыркнула Нина Львовна.
— Очень даже верю. Но денежки счет любят! А тем более казенные. Каждый ошибиться может.
— Ну, знаете!.. — Нина Львовна важно надулась.
— Я же ошиблась, — спокойно говорила Люська. — У меня же вышла недостача.
— Не сравнивайте, голубушка, меня с собой. — Нина Львовна старалась говорить тихо — кругом люди. — Вы только начинаете, а я, можно сказать, собаку съела на торговле.
— На здоровье, — ласково откликнулась Люська. — А деньги посчитайте, пожалуйста, здесь.
— Ну, ладно… Я посчитаю… — прошипела Нина Львовна и трясущимися от злости руками начала считать деньги.
Люська продолжала взвешивать груши и тут случайно встретилась взглядом с подошедшим к палатке пареньком. Приметила в глазах его озорной огонек. «Все слышал», — подумала Люська.
Но тотчас паренек отвел глаза и сказал громко:
— Гражданочки, извините за беспокойство, нельзя ли без очереди пару яблочков купить? Цемент у нас — в глотке першит спасу нет!
Впереди стоящая в очереди отстранилась:
— Берите, пожалуйста.
Паренек обратился к Гале:
— Свешайте мне пару яблочков покрупнее.
Он взял яблоки и ленивой походочкой направился через улицу. Оба штукатура уселись на край ящика, в котором разводили раствор, и принялись неторопливо есть яблоки.
Нина Львовна сосчитала деньги, буркнула:
— Триста двадцать…
И стала заворачивать деньги в газету.
— Не ошиблись? — деловито спросила Люська.
Нина Львовна сделала вид, что не слышит, демонстративно повернулась к Гале.
— Яблок хватит или еще прислать?
— Хватит пока.
— Хорошо.
Она ушла.
— Зачем ты так? — испуганно сказала Галя, закрывая за нею дверь на крючок. — Она тебе не простит.
— Плевать! Если б я не настояла на своем, я бы сама себе не простила. Ты что, не видишь, что они — шайка!
— Тихо, глупая, — бледнея, прошептала Галя. — Они нас могут…
Люська посмотрела на людей, стоящих в очереди, и через их головы на штукатуров, неторопливо принявшихся замазывать стену. Услышала шум станков в цехах за заводской стеной. В садике сейчас «забивают козла» дружинники Миши. Работают Валерий Сергеевич и его товарищи.
— Ничего они не могут! Легко запугать слабого. Запутать. А я не боюсь! Понимаешь? И ты не бойся. И тогда они ничего не смогут.
— Девушки, хватит шептаться, отпускайте! — крикнули из очереди сердито.
— Извините, — весело откликнулась Люська. — Деньги сдавали.
Через два дня неожиданно в магазин нагрянула ревизия. Разгуляй не явился на работу. Нина Львовна нервничала. То и дело выскакивала на улицу, ныряла в телефонную будку. Настороженно озираясь, набирала номер телефона. Никто не подходил.
В кабинете молча работали два ревизора из торга. Нина Львовна входила в кабинет на цыпочках.
— Товарищ Разгуляй скоро придет. Задержался.
Один из ревизоров, худенький старичок в очках, отрывался от бумаг, глядел на Нину Львовну поверх очков.
— А нам, собственно, он не нужен. Нам документы нужны.
В палатке тоже сделали переучет. Сняли остатки. Полистали накладные. Пересчитали наличные. Все оказалось в порядке.
А на Гале лица не было. Когда ушли ревизоры, Галя, прислонясь к дверному косяку, разрыдалась громко, безудержно, всхлипывая и дрожа.
Люська обняла подругу.
— Что ты, Галя? Что с тобой? Ведь все ж в порядке у нас.
Но та все всхлипывала и дрожала. Ее бил озноб. Стучали зубы.
— Ты заболела?
— Н-не-ет… Н-не з-з-наю…
— Подожди, я сейчас лекарство какое-нибудь принесу из аптечки. — Люська взялась за ручку двери, но Галя судорожно ухватилась за рукав ее пальто.
— Н-нет-нет… Не уходи… Не надо… Ничего не надо… Это я раз-знервничалась… Сейчас прой-дет…
Люська усадила ее на ящик.
— Я хоть воды принесу.
— Н-не надо… Не уходи…
Они посидели молча, прижавшись друг к другу. Люська гладила вздрагивающие Галины плечи.
— Они неспроста эту ревизию… Видела, как Нина мечется?.. И Василий Васильевич не пришел…
— Ну и что?
— Счастливая ты… — пробормотала Галя. — Тебя и запутать нельзя… — И опять схватилась за голову.
Люське стало жутко. Впервые сталкивалась она с чужим непонятным горем вот так — лицом к лицу.
Разгуляй не пришел и на следующий день.
В обеденный перерыв в палатку заглянула Нина Львовна.
— Телегина, тебя просят приехать к товарищу Епишеву.
«Вот оно, начинается, — подумала Люська. — Сейчас будет меня прорабатывать. Все они, жулики, заодно. Пусть! Все равно не отступлюсь!»
— Зачем это вызывают тебя? — испуганно спросила Галя.
— Наверно, ругать будет за строптивость.
— Слушай, Люся, узнай, что с нашим директором. Может, там, в торге, знают?
Люська кивнула. По дороге в торг она позвонила Мише.
— Здравствуй, Миша!
— Здравствуй! Как самочувствие?
— Самочувствие хорошее. Иду ко дну.
— В каком смысле?
— В прямом. Меня вызывают в торг, к самому товарищу Епишеву.
— О-го!..
— Вот тебе и «о-го»…
— Боишься?
— А чего мне бояться? Пусть он боится, — дерзко сказала Люська.
— Ну, правильно в общем.
Люська хоть и храбрилась, но в душе все-таки побаивалась. А Мишин голос ее как-то успокаивал.
— Ты скажи мне чего-нибудь…
— А чего?
— Ну, чего-нибудь… Чудак!.. Ну, хоть про погоду скажи.
Миша посопел в трубку.
— Про погоду?.. Гм… Дождик будет.
— Спасибо за информацию. Укутывай шею шарфом. Сморкайся в носовой платок.
Она повесила трубку, представила себе обескураженного Мишу на другом конце провода и, все еще улыбаясь, вышла из телефонной будки.
Над городом клубились низкие тучи, и в самом деле собирался дождь.
— Товарищ Епишев занят. Обождите немного.
Люська села на жесткий диванчик. Огляделась. За канцелярскими столами склонились люди. Равнодушно щелкали арифмометры. Очень маленький, с худым темным лицом человек, зажав в угол другого, большого и толстого, что-то с жаром доказывал ему.
Женщина, сидевшая за ближним столом, оторвалась от бумаг, подняла голову:
— Потише, товарищи.
— Виноват, исправлюсь, — сказал маленький.
В дверях кабинета появился Епишев.
— Телегина из тридцать первого пришла?
Люська вздрогнула.
— Я здесь.
— Заходите.
Люська поднялась, поправила платье.
Маленький человечек перехватил ее у самых дверей:
— Вы из тридцать первого? Ну, как у вас там?
Так и впился в Люську глазами.
— Нормально!
— Нормально? — пробормотал человечек. — Ммм-да…
Люська обошла его и шагнула в кабинет.
Епишев стоял посредине кабинета. Несмотря на сутулость, он показался Люське очень высоким. На стуле возле стола сидел какой-то военный.
— Здравствуйте, товарищ Телегина. — Епишев протянул Люське руку.
— Здравствуйте.
Епишев смотрел на Люську, чуть склонив голову набок.
— Что ж это вы? Не успели начать работать, а уже выговор получили! Деньги присвоить пытались.
— Ничего я не пыталась.
— А две недели в подсобницах ходили.
— Мало ли…
— Кто ж вам поверит, Телегина, ведь в книге приказов записано.
«Конечно. Вы-то не поверите. Вы-то за Разгуляя будете горой!» — с горечью подумала Люська.
— Записано в книге приказов? — настойчиво переспросил Епишев.
— Ну и пусть записано!
— Это как же так?
— А так. Записано — и записано. Мало ли чего написать могут. Что ж, вы бумажке, а не живому человеку поверите?
Епишев вдруг улыбнулся.
— Очень у нас с вами веселый разговор получается, Телегина.
Люська покраснела. Сказала хрипловато:
— Ругать позвали — так ругайте. Только я никаких денег не собиралась присваивать. Это Разгуляй ваш — жулик самый настоящий. Вот он и думает, что на деньги всякий польстится. Еще бы: «Деньги — эквивалент!»
— Это кто же так сказал?
— Директор.
— Значит, жулики все в вашем магазине? — вмешался в разговор военный.
— Почему все? — Люська повернулась к нему. — Там и хорошие люди есть. А Разгуляй — жулик! — твердо заключила Люська.
— Знаем, — уже другим тоном заговорил Епишев. — И что опутать он вас пытался, тоже знаем. И что вы не виноваты, знаем.
Люська посмотрела на него удивленно.
— Знаете?..
— Я все-таки заведующий торгом и должен знать, что в моем хозяйстве делается.
— Конечно, — неуверенно проговорила Люська.
— Да вы садитесь, Телегина.
Люська подошла к столу и села сперва робко на краешек стула, потом подумала: «А чего в самом деле!» — и села прочно, облокотилась на спинку.
Епишев удовлетворенно кивнул и тоже сел.
— Разгулял вчера арестовали.
— А-рес-то-вали?.. — протянула Люська и подумала: «Это, наверно, Валерий Сергеевич».
— Он оказался одним из организаторов крупных хищений в нашей системе.
— Что ж теперь будет?
Епишев положил руки на стол ладонями вниз.
— Работать будем, товарищ Телегина. Так вы что ж, в нас, значит, усомнились? Думали, поверим, что нам комсомол жуликов поставляет на работу?
— Вы не сердитесь, товарищ Епишев. Только я про вас думала, что вы тоже жулик, как и Разгуляй.
Епишев засмеялся. И лицо его вдруг помолодело, будто смех стер с него морщинки и усталость. А потом стало серьезным, даже строгим.
— Нехорошо это, Телегина… Людмила, если не сшибаюсь? Нехорошо. Разве мы вас учили в людях сомневаться? Людям не верить? Я вот ни на секунду не поверил в то, что вы жулик. А ведь вы тоже с Разгуляем работали.
— Извините, — Люська заморгала растерянно.
— Да что уж. Бывает… Вы мне вот что скажите: как работу освоили?
— В общих чертах.
— Там ведь сложного ничего такого нет. Это жуликам сложно: они еще ко всему украсть должны, да и следы замести. А если честно работать, так ничего сложного. Вот, скажем, в накладных разберетесь?