Виктор в очередной раз переключил канал и сразу попал на выступление президента Кучмы. Тут же убрал звук и посмотрел на свои часы.
– Пора готовиться! – дал команду. Поставил на стол вторую бутылку шампанского.
Соня стала кунять. Силы воли ей уже не хватало, чтобы держать глазки открытыми. Однако до украинской полночи она все-таки досидела. Подняла с трудом свой фужер, до краев наполненный фантой. Чокнулась со всеми под телевизионный бой украинских курантов. Выпила и встретилась взглядом с пингвином Мишей, сидевшим как раз напротив. Он смотрел на нее так пронзительно, что и она несколько минут не могла оторвать свой взгляд от его маленьких черных глазок.
– А почему Миша не пьет? – вдруг спросила она.
Виктор развел руками. Потом поднялся. Зайдя в коридор, случайно задел ногой кошку, пившую из блюдечка молоко. Она отскочила.
На кухне Виктор сперва взял блюдце, но потом заменил его на чайную чашку. Набрал в него холодной воды из-под крана.
Миша, казалось, обрадовался возможности напиться. Он сразу наклонился к чашке, но Виктор вдруг снова вскочил.
– Подожди! – обратился он к Мише, взял его чашку с водой и ушел с ней на кухню.
Когда вернулся – все увидели, что в чашке плещутся кубики льда.
– Вот теперь пей! – удовлетворенно выдохнул Виктор, присаживаясь на свой стул.
– Я спать пойду, туда, к вам! – проговорила уставшим голосом Соня. Ее левая рука терла глаза, а правая показывала на дверь в спальню. – Только вы меня разбудите, когда Дед Мороз придет!
Без Сони за столом стало еще просторнее. Виктор взял дистанционку, снова нашел ОРТ, стали смотреть «Новогодний огонек». Пили уже коньяк и водку, притом Виктор заменил свой фужер на эмалированную чашку с Винни-Пухом на боку.
– Подари ее Соньке, – попросила Нина. – Ей она так нравится!
– Нет, – мотнул головой уже слегка захмелевший Виктор. – Не могу…
Краем глаза взглянул на Леху, проверяя, пьян ли он уже. Но Леха, откинувшись на мягкую спинку инвалидного кресла, сидел довольно бодренько. На лице его застыла задумчивая улыбка, и глаза, словно вторя этой улыбке, смотрели прищурившись то ли внутрь, в себя, то ли в прошлое. В руке он держал недопитую рюмку с водкой. Только борода своим «промежуточным» размером не понравилась Виктору. Все же Лехе шла бородка покороче, борода а-ля Толстой сделала бы из него старика. «Надо будет помочь ему ее подровнять», – подумал Виктор. И вдруг вспомнил, как брил в больнице умирающего пингвинолога Пидпалого. Вспомнил и словно провалился в прошлое, в совсем недавнее прошлое, в прошлый или уже позапрошлый год. И подумал опять, что все сидящие за столом, и Сонька, и Леха, и Нина, и Миша, конечно, все они вместе с ним были в том прошлом. И было им не так уж плохо на самом деле. Просто пришлось «подравнивать» себя под ту жизнь. Собственно, почему под «ту»? Под эту, ведь та жизнь продолжается. И теперь она называется «эта жизнь». Ничего в ней особо не изменилось. Кто-то ушел из нее, кто-то пришел. Кто-то – как он, Виктор, – вернулся в нее.
Зазвонил телефон, и Виктор первым делом проверил, прикрыта ли дверь в спальню. Испугался, что звонок разбудит Соню. Но дверь была прикрыта. И тогда Виктор снял трубку.
– Ну что, старина! – прозвучал из трубки вроде бы знакомый голос. – С наступившим тебя! Пробовал поздравить вчера вечером, но не застал! Желаю тебе и всем твоим стабильного счастья! Скоро увидимся.
– Спасибо, – озадаченно произнес Виктор. – А это кто?
Но человек, поздравивший его, уже положил трубку.
Виктор попытался вспомнить, чей это голос. Он явно его слышал раньше, и слышал не раз. Но по телевизору задорно пел вечный мальчик Киркоров. Вокруг него плясали полураздетые красавицы. За окном по-настоящему завывала метель. Нина накладывала Лехе и Виктору по новой порции жаркого. Мысли разлетались, рассеивались. И в поисках точки концентрации Виктор посмотрел на пингвина.
Миша стоял на своем табурете перед уже пустой тарелкой. Голова его была повернута в сторону балконной двери.
Виктору стало жарко. Он уткнулся взглядом в украшенную елку. Вспомнил о несделанном. Попросил Нину и Леху не смотреть. Достал со шкафа кулек с подарками. Разложил их под елкой. Выглянул в стекло балконной двери – на улице продолжалась настоящая пурга. Завывал ветер. Да и «распечатанная» балконная дверь сифонила теперь сильнее. Виктор поднес руку к месту соединения рамы с дверью, и колючий холод, как лезвие холодного ножа, коснулся его ладони.
81
Ночью Виктору стало жарко. Он проснулся и понял, что лежит под пуховым одеялом в обнимку с Ниной, прижимая ее к себе. Осторожно высвободил руку, чуть отодвинулся от горячего спящего тела Нины и тут же наткнулся на деревянное ребро кровати. Оказался на самом краю.
Медленно, словно боясь расплескать пьяные мысли в своей голове, поднялся. Осмотрелся и увидел, что половину кровати занимает Соня. Снова посмотрел на Нину. Потом заметил, что стоит он совершенно голый перед кроватью. Нашел на полу трусы. Надел.
«Чем же закончился новогодний праздник?» – задал он себе вопрос, но ответить не смог. Момент окончания застолья будто провалился и больше не присутствовал в его памяти. Голова немного закружилась: то ли от выпитого этой ночью, то ли от оттока крови.
Виктор подошел к окну. Взялся руками за подоконник и уставился в заоконную темень. Прислушался. На улице было тихо. Вспомнил, как после полуночи там завывала пурга, метался снег, ударяясь в стекла, как, едва стоя на ногах, доставал со шкафа новогодние подарки, потом на корточках раскладывал их под елкой.
Попытался вспомнить: а разворачивали ли эти подарки Нина и Леха? Но, видимо, именно здесь проходила граница между тем, что осталось в памяти, и тем, что из нее выпало.
Решил пойти посмотреть.
В гостиной на диване спал в спортивном костюме Леха. Спал и негромко похрапывал. Телевизор был выключен. Но на столе громоздились пустые тарелки, миски, фужеры и рюмки. Пустые бутылки стояли, матово поблескивая, у батареи справа от балконной двери.
«А Миша где?» – задумался Виктор, глядя на кусок верблюжьего одеяла, постеленного перед балконной дверью.
Пингвина там не было. Удивленный Виктор осторожно прошел на кухню. Включил свет и увидел своего любимца под столом возле пишущей машинки. Вид у Миши был потерянный. Он не спал. Как только зажегся свет, он задрал головку к потолку, а потом нашел взглядом Виктора и больше не сводил с него своих маленьких черных глазок.
– Тебе что, тоже хреново? – спросил Виктор, становясь на корточки. – А хочешь покупаться? Как тогда! Помнишь? С Серегой? А?
Пингвин неподвижно смотрел на Виктора. Потом вздохнул и отвел глаза. Уставился на пишущую машинку.
– Ты чего? – заволновался Виктор. – Ты что, мне не веришь? Подожди минутку!
И Виктор вернулся в спальню. Оделся. Потом уже в коридоре нашел эмчеэсовскую куртку. Сунул в ее карман не допитую вчера бутылку коньяка. Обулся. Подхватил Мишу на руки и вышел из квартиры.
На улице было тихо, темно и безлюдно. Город спал так глубоко и заразительно, что сам Виктор зевнул. Сразу же посмотрел с чувством неловкости на Мишу, стоявшего у его ног на краю заснеженного тротуара перед пустынной дорогой. И показалось ему, что Миша тоже зевнул.
И вдруг в темноте засветились две слабенькие желтые точки фар. Виктор уставился на них. Они медленно росли и становились ярче. И когда они приблизились, Виктор вышел на дорогу и поднял руку.
Старенький «москвич» ехал по зимней дороге медленно и осторожно. Машина остановилась. Виктор попробовал открыть дверцу, но она не поддалась – была заблокирована изнутри. Зато стекло в дверце опустилось, и мужской голос отчетливо спросил: «Вам куда?»
– На набережную, к Днепру, – сказал Виктор, заглядывая во внутренний мир «москвича», пытаясь найти в нем лицо водителя.
– Это будет стоить тридцать гривен, – сказал водитель, которого не было видно. – Вы же понимаете, сегодня первое января.
Виктор согласился. Водитель открыл заднюю дверцу.
Мимо медленно проезжал спящий город. Виктор лениво провожал его взглядом.
Они вышли за метромостом. Ночная мгла не рассеивалась. Виктор глянул на запястье левой руки, но часов там не оказалось – забыл дома.
– Пошли, пошли поищем для тебя какую-нибудь прорубь! – сказал он Мише.
Спустились к замерзшей реке. Стало немного страшно – противоположный берег был скрыт темнотой. Темнота была серой, а не черной. Может, это был утренний туман?
Виктор выдохнул ртом воздух. Проследил, как вылетел этот теплый воздух из его легких и тут же заклубился, как паровозный дым. Было холодно. Градусов десять мороза. Уже и голова, на которую Виктор забыл надеть шапку, ощущала этот мороз. Но в голове еще гуляли пары коньяка и шампанского. Голова могла еще потерпеть. Тем более что в кармане куртки тоже оставался еще коньяк.
И они пошли вдвоем по льду. Медленно. Но медленно уже не из-за страха. Просто состояние Виктора отвечало этой медлительности. Да и Миша никуда не спешил. Он то и дело задирал голову и смотрел на своего хозяина. Шел то отставая на полшага, то на полшага обгоняя Виктора. И когда обгонял – снова задирал голову и заглядывал снизу вверх в его лицо.
– Скоро дойдем, – говорил на ходу Виктор. – Скоро будем на месте!
Но лед продолжался. И темнота длилась вокруг них. Остановившись, Виктор осмотрелся по сторонам и ничего, кроме льда, не увидел.
«Странно, – подумал он. – Где-то здесь должен быть Гидропарк!..»
Присел на корточки. Дотронулся до пингвина рукой.
– Мы заблудились! – сказал спокойно и проникновенно. – Ничего, сейчас светать начнет!
Достал из кармана бутылку. Откупорил. Глотнул из горлышка. Сразу горько-сладкое тепло побежало волной по телу, согревая Виктора и добавляя в его мысли и движения еще больше медлительности.
Сунул бутылку обратно в карман и услышал, как звякнуло обо что-то бутылочное стекло. Пошарил рукой в кармане и нащупал мобильник. Достал. Нажал на кнопку – и маленький мониторчик загорелся ярким желтым светом. И кнопки загорелись. Виктор нажал «ноль-шестьдесят». Служба точного времени сооб