огласована с потребителем. Так что крепите, друзья, союз серпа и молота.
Кстати, - спохватился я. - Сухой закон я не вводил. Выпивку разрешаю. Пьянку - нет. Появление в общественных местах в виде, оскорбляющем человеческое достоинство, будет сурово караться. По понедельникам - перед работой - алкогольный контроль. По результатам его - включается система штрафов. Это для начала.
Оставив на Заводе свою охрану, мы вернулись в Горотдел, и я сказал Волгину:
- На квартиры и дачи Директора, Главбуха и профлидера- с обыском. Имущество описать, деньги конфисковать.
- У Директора дача в Заречье.
- Вот и хорошо. Пусть помнят, кто здесь теперь хозяин.
Узкая, неприметная дорога среди деревьев. Рубленый дом - сказочный терем, за тыном из заостренных бревен. На двух углах - сторожевые и боевые башни с шатрами из побелевшего теса. За теремом - небольшое, но непроходимое болото. Ворота кованы железом. За ними еще одни - подъемная решетка из могучего бруса. Крепость. А по назначению - охотничий домик Губернатора.
В крепости, не считая гарнизона, трое: сам Губернатор, бывший начальник Горотдела Иван Семеныч Козлов и бывший вор, а ныне крупный авторитет Ваня Заика. И таинственный посланец.
- Ну что там? - спрашивал Ваня посланца.
Надо заметить, что кликуху свою Ваня получил метко. В обыденной речи он говорил гладко. Заикался только на допросах.
- Беспредел, - посланец хлебал чай с коньяком. - Даже Городничего взял. Грозится в расход пустить.
"Псих? - подумал Ваня. - Или за ним что-то стоит?"
А вот что за Серым стоит, Ване никогда не понять.
- Как братва, держится?
- Отсрочку взяли. Говорят - дело очень серьезное, надо взвесить, прикинуть. Свои, мол, условия двинуть.
- Молодцы. А Сергеев? Принял отсрочку?
- Принял...
- Что замолчал? Говори.
- Не знаю, Ваня, что сказать. Не прост Сергеев... Что-то такое мутится в Заречье...
- Да ты толком сказать попробуй, не можешь?
- Слушок, Ваня, ходит, что кое-кто из братанов наших вяжется с ним.
- С Сергеевым? - Ваня привстал, словно к прыжку готовый.
- Не хочу ребят обижать. Замажешь других - сам потом не отмоешься. Слушок, запашок идет... Вроде Арнольд к нему ездил...
- У него что, пропуск в Слободу, - буркнул со злобой Семеныч, Сергеевым подписанный?
Да, эта отсрочка другой цвет получает. Черной измены. На раскол Сергеев пошел, стравить ребят хочет...
- Как его достать?
- Не подступишься.
- Так не бывает, - буркнул Семеныч.
Губернатор ничего не сказал, он пил. Похоже, он вообще не понимал, что происходит. Да на него никто и не обращал внимания, толку все равно никакого. Не мешает - и ладно.
- Думай, Семеныч, ты умеешь, - попросил Ваня.
- Снаружи он прикрыт. Надо изнутри искать. Человека с проблемой. Которую Сергеев решить не может. А мы можем.
У Вани заблестели глаза:
- Семеныч, ты ведь такого человека вспомнил, да?
Семеныч ухнул, как филин в ночи.
- Вспомнил... Я его никогда не забуду. Девятый год квартиру просит. Двое детей. Жить негде, угол снимает. Теща - стерва. Что можешь предложить?
- Домик в Заречье. Небольшой, но ему хватит. Кое-что из обстановки кину. Ну, холодильник там, видачок попроще.
- Лады, - хлопнул Семеныч по столу тяжелой ладонью. - У тебя какой-нибудь отморозок в гвардии есть? Чтоб не жалко было.
- Мне никого не жалко, - равнодушно признался Ваня. Но все-таки уточнил: - Для такого дела.
- А ты вот что, - Семеныч повернулся быковато к посланцу. - Ты этого опера знаешь. Как он в Заречье засветится, прощупай его легонько. Но, - он поднял палец-сардельку, - в общем с ним говори. О возможном сотрудничестве. О Сергееве не сразу. Только когда на посулы клюнет.
- Понял. А если на пряник не бросится, плеть покажу. Детишкам его.
- Не вздумай, - взревел Семеныч. - Ты об этом забудь навсегда! И во сне чтоб не снилось. Озвереют менты. Ногами затопчут. Голыми зубами порвут.
- Торопиться надо, - задумчиво сказал Ваня. - Сергеев колесо уже приостановил. Если в свою сторону раскрутит - все, не остановишь, обороты наберет - хана нам всем.
Он что, колесо истории имел в виду? Ее уроки, стало быть?
Надо сказать, что Сергеев не бросил события в Заречье на самотек. Там постоянно работали его агенты в самом невинном облике - то плотник, нужда в котором постоянна, то автомеханик, то водопроводчик - ведь Заречье было полностью отрезано от сферы бытовых услуг. А без них и крутым круто приходится.
Более того, внимательный взгляд мог заметить (и замечал порой) некоторые частные случаи.
Вот такой, к примеру.
Поутру, после приятного завтрака, но в понятном унынии, прогуливался по своей улице небезызвестный Арнольд Захарович, куратор блядский городской сети.
Невесть откуда взявшийся обычный "жигуленок" с сильно тонированными стеклами притормозил рядом, будто водитель дорогу спросить хотел.
Приоткрылись обе правые дверцы, и кто-то шепнул Арнольду из салона:
- Мужик, глянь налево.
Арнольд машинально послушался.
- Теперь направо.
И направо взглянул.
Со стороны казалось: воровато осмотрелся Захарыч и шмыгнул в чужую машину (сильные руки вдернули его в салон). Машина, покрутив проулками, беспрепятственно через блокированный мост нырнула в Слободу и там исчезла.
- Здравствуйте, Арнольд Захарович, - поднялся навстречу полковник Сергеев в своем кабинете. - Извините, что побеспокоил вас, но у меня к вам небольшая просьба.
Надулся Арнольд, изменником не был, на сепаратный мир не пойдет и под пыткой - вот каков!
Сперва-то надулся, а потом растерялся. Потому что подвел его Сергеев к портрету старинной дамы, во многих местах пробитому пулями, и спросил:
- Вы случайно не знаете, чьей кисти эта работа?
Арнольд изумленно отстранился.
- Жаль, - задумчиво произнес Сергеев. - Хотелось бы знать. Ну что ж, извините. Если вспомните, звякните мне, пожалуйста. Не сочтите за труд.
И таким же тайком вернули Арнольда на то же место, откуда взяли.
Однако уже обратным путем изумление Арнольда сменилось страхом: а что, если придется братве отвечать, зачем он говорил с Сергеевым? Что, так и сказать, мол, милейший человек полковник, консультировался у меня по вопросам средневековой живописи и русской портретной школы XIX века? За такой ответ сразу язык и уши отрежут. А чуть позже - и голову.
И первое, что сделал Арнольд, очутившись на своей улице,- огляделся воровато по сторонам. А второе - когда оказался дома - бросил визитку Сергеева (со щитом и мечом в уголке) в жаркое пламя камина. Который топился у него даже по летнему времени, так как стареющие кости развратника не могли согреть даже самые горячие мастерицы его половой индустрии...
Многих значительных обитателей Заречья перетаскала загадочная машина в Замок под какими-то дикими или смешными предлогами. Но никто из них Совету четырех, конечно, об этом не доложил. Кроме одного - придурка Тарасика, тот впопыхах прибежал поделиться своей бедой с Гошей Заречным, принявшим бразды из мертвых рук Чачи.
Так и сказал с порога:
- Гоша, беда за мной. К Сергееву сегодня возили, тайком.
- Как возили? - насторожился Гоша.
- Как всегда возят - рванули в тачку и вперед, с песнями.
- Дальше.
- А вот ничего дальше. В том и дело. Клянусь мамой, Гоша.
- Ты говори, говори.
- Привели к Сергееву. Тот осмотрел со всех сторон, говорит своим: "Ведите". Повели в подвал, думаю - все, на расстрел. А там бассейн значит, утопят. "Раздевайся" - понял, пытать будут. "Иди в душ" - вымылся, чистым на тот свет отправят. "Плавать умеешь? Плыви", - и в бассейн столкнули. Поплавал. "Одевайся". Обратно к Сергееву привели. Тот рюмку налил. Я выпил, все равно уж. "Хорошо?" - спрашивает. А я разве знаю? - еще не кончилось. "Ну иди, говорит, с богом", - и отпустил.
- Ты кому заливаешь, падаль?
- Гоша, мамой клянусь, все так было!
- "Ну иди с богом".
Тарасика похоронили (в Заречье свое кладбище было, престижное, для преждевременных) без особого шика, без клятв над гробом, без салюта над могилой.
А душок недоверия пошел. Особенно когда еще одного Гоша убрал - тот вообще оборзел. При всех стал божиться, что Сергеев его пригласил, чтобы помочь стол в кабинете передвинуть. Поближе к окну.
Пельмень на вид нерушимый был. А раскололся враз. Даже не раскололся - расплылся, вонючей лужей. Всю свою бригаду сдал, своей рукой адреса написал и клички. И что за кем числится не утаил.
Проживали они все здесь, в Слободе, поближе, так сказать, к месту основной деятельности.
Взяли их враз, жестко, бока от души намяли, в отделение доставили.
Волгин предварительный допрос с них снял, с показаниями Пельменя сопоставил - картина получилась ясная.
- Вот ты, ты и ты - завтра в суд, вам вышка светит. Остальные - в Зону, под командой бригадира Пельменя (Пельмень в давнее время плотником по селам шабашил). Будете быстро и хорошо строить больницу.
- А потом?
- А потом на Завод пойдете. Там же. Ковать орала. На весь срок. Скорее всего, пожизненный.
Наконец очередь до Прохора дошла. Он в эти дни формировал общественное мнение. Принес мне газеты, листовки, текстовки для радио.
- Завтра, в бывшем Доме культуры, - обрадовал, - ваша встреча с активом. Вы должны изложить свою позицию и привлечь на свою сторону представителей общественности. Подготовить вам тезисы?
- Не надо. "Ура!" и "Долой!" я и сам умею.
- Алексей Дмитриевич, Волгин говорит. Труп на нашей территории. Нехороший.
- Где именно?
- В лесопарке. Группа уже выехала. Вы поедете?
- Да, заезжайте за мной.
Когда мы, оставив машину на аллее, добрались до места, работа уже шла вовсю.
Светило солнце. Чирикали на ветках воробьи. Где-то неподалеку слышались радостные детские визги.