Подчеркнула, так сказать, очевидную разницу в натуре девушек.
– А он подумал, что его нарочно запутывают, – медленно проговорила я, вспоминая, что об этом говорил сам маньяк. – Он решил, что его специально выставляют дураком! Таким, знаешь, идиотом, который сам не знает, что ему нужно, и не способен выследить свою жертву! Смотри, маньяк убил бабу Веру, и «желтая» пресса превратила его в посмешище. Конечно, его это задело, и, чтобы поправить репутацию и доказать, что он умнее всех, маньяк решил добраться до самой настоящей и правильной Полины Павловой! То есть до меня!
– А как же он узнал, что Полина Павлова – это ты, а не я?
Я еще немного подумала и вспомнила:
– А мальчик-рассыльный, который заказанные тобой тряпки привез, орал на весь двор: «Полина Павлова! Полина Павлова!» – я и откликнулась! А маньяк уже был где-то поблизости – и услышал!
– Логично, – неохотно признала подружка.
– Если ты еще хотя бы раз назовешься моим именем, я убью тебя сама, без всякого маньяка! – пообещала я. – Видишь, к чему привели твои безответственные игры?
– Да уж, нельзя быть такой идиоткой, – повинилась Юля, и я с трудом удержалась от аплодисментов: ну, наконец-то дошло! – Ладно, с маньяком все понятно, теперь давай с чемоданом разберемся. Итак, нам срочно нужен ключ…
– Нам срочно нужен слесарь, – поправила я.
– Я сейчас! – Юля рывком отодвинула от двери обувницу и убежала.
Баба Катя сидела на лавочке, рассеянно отмахиваясь от одинокого осеннего комара двумя гвоздичками. До сих пор баба Катя на этой лавочке не сиживала – ее собственный пост был у соседнего высотного дома.
– Ой, Вера, Вера, – негромко причитала баба Катя. – Что же теперь будет, а, Вера? Как же все тут, Вера, без тебя?
Подружками старушки не были, но общее хобби, возведенное в статус миссии, не могло их не сблизить. Периодически встречаясь в магазине, бабушки делились друг с другом наблюдениями и умозаключениями, сходясь в главном – в низкой оценке морального облика соседей и современного общества в целом.
– Кто ж теперь, Вера, если не ты? – кручинилась баба Катя.
Но даже подернутые слезой глаза ее привычно подмечали признаки торжествующей в социуме безнравственности.
При бабе Вере к подъезду не мог подобраться ни один расклейщик рекламных листков, а теперь прямо на двери трепетало бумажной бахромой непристойное объявление, предлагающее желающим вызвать «Мужа на час».
– Тьфу, паскудство какое!
Баба Катя плюнула и, придерживая рукой поясницу, поднялась с лавочки, чтобы оборвать гадкий листок, но ее опередили.
Из подъезда, звонко шлепая задниками тапок по крепким розовым пяткам, выскочила румяная дородная деваха в коротком халатике.
– Где оно? А, вот! – Даже не поздоровавшись с бабушкой, невоспитанная девка сдернула с двери неприличное объявление и, прижав его к пышной груди, умелась назад, в подъезд.
– Тьфу ты! Развратница! – запоздало высказалась баба Катя. – И, подняв глаза к серому небу, запричитала: – Ну, ты видела, Вер? Мгновенно распустились!
– Я это объявление еще вчера приметила, но при Эдике телефончик оторвать постеснялась, – тараторила взбодрившаяся Юля, поджаривая локоны плойкой.
Предстоящий визит «мужа на час» вернул ей природную жизнерадостность. Прихорашиваясь, подружка сожалела лишь о том, что к объявлению не прилагалась фотография.
– Ты слишком буквально все понимаешь, – скептически заметила я. – «Муж на час» – это просто рукастый дядя с молотком и отверткой.
– Рукастый, ногастый, да мало ли какой еще! – хихикнула подружка и нарисовала себе красной помадой манящие уста.
В дверь постучали, Юля открыла и упавшим голосом молвила:
– Здрасте, вы к нам?
Чувствовалось, что ей хочется услышать отрицательный ответ.
Расправленные было плечи подружки опустились, и я смогла увидеть лицо гостя.
«Рукастый, ногастый!» – фыркнул мой внутренний голос. – Ушастый он!»
Мастер по вызову оказался далеко не красавцем, чему я лично только порадовалась, потому что Юля срочно отменила свои матримониальные планы, и общение с рукасто-ушастым мужем ограничилось скоростным решением делового вопроса. Чемодан он нам открыл, а ничего другого мы от него уже и не хотели.
Выпроводив мастера, мы притащили в коридор диванные подушки, удобно разместились вокруг распахнутого чемодана и приступили к раскопкам.
Если бы меня попросили определить характер содержимого чемодана в двух словах, я сказала бы, что это мемориальная макулатура – бумаги, не имеющие материальной ценности, но дорогие, как память о былых временах, событиях и людях.
В чемодане хранились детские рисунки, почетные грамоты, благодарности, пожелтевшие фотографии, проявленные пленки и диафильмы в пластмассовых коробочках, удостоверения и пропуска, почтовые открытки и письма в аккуратно вскрытых конвертах с марками, копеечная стоимость которых выдавала эпоху вернее, чем почтовый штемпель.
– Махровый совок, – уверенно определила исторический период дипломированная специалистка по предметам искусства Юлия Юрьевна. – Эпоха расцвета социализма вообще и жизни Гавросича в частности. Хм, а ты знала, что он работал в крайкоме партии?
– Догадывалась, – кивнула я. – Дом-то элитный был, чтобы в таком доме квартиру получить, нужно было быть важной шишкой. Да и видно, что Гавросич только играет роль простецкого старичка, командирские замашки все равно проявляются.
– Да-а-а, был человек птицей средневысокого полета, с престижной работой, элитной квартирой, с семьей, наконец! – Юля потрясла в воздухе свадебной фотографией. – А что теперь? Одинокий пенсионер, подрабатывающий ночным сторожем и сдающий комнату чужим людям…
– Мораль?
– Мораль проста: не надо слишком заноситься, – рассудила доморощенный философ Тихонова Ю. Ю. – Ты знала, что Гавросич прогнал свою единственную дочь, потому что она выбрала себе не того мужа?
– Да, помню, он что-то такое рассказывал, – ответила я, перебирая и рассматривая фотографии. – Говорил, к его дочке сам второй секретарь подкатывал, а она выбрала не солидного мужчину с положением, а какого-то клоуна.
– Стилягу, наверное, – ухмыльнулась Юля. – Тогда как раз стиляги были, а они так занятно одевались – просто цирк!
– Цирк, – повторила я.
И в голове вдруг что-то щелкнуло.
– Цирк!
– Что – цирк?
Я могла бы ответить развернуто, но еще не была уверена в правильности своей внезапной догадки. А проверить ее захотелось отчаянно!
– Мы с тобой идем в цирк, – объявила я подружке. – Так, который час?
Подслушивавшая Варвара-отшельница услужливо прохрипела ответ.
– Отлично, как раз успеваем на шестнадцатичасовое представление! – Я отобрала из чемоданной коллекции несколько фотографий и унесла их в нашу комнату, чтобы положить в свою сумку.
– Но мы же совсем недавно уже были в цирке! – напомнила Юля.
– Вот именно! – веско сказала я и скоренько переоделась поприличнее.
Повезло, что Юля уже была принаряжена и накрашена. Парадный экстерьер требовал выгула хоть куда-нибудь, так что на цирк подружка согласилась без долгих уговоров.
Чемодан мы не заперли, но закрыли и отбуксировали в сторонку, чтобы Гавросич спросонья не рухнул в него по пути в уборную.
– Хотя это был бы весьма символичный финал – старик на куче хлама, так сказать, человеческая руина на осколках собственной жизни, прах, как говорится, к праху, пепел к пеплу, – философствовала Юлия Юрьевна, транспортируя упомянутую кучу хлама в тихий угол.
– Нет, – сказала я твердо. – Такой финал мне не нравится. Я надеюсь на хеппи-энд!
«Обоснованно надеешься», – подбодрил меня внутренний голос.
У моей подружки на зависть легкий характер.
На подходе к цирку Юля разулыбалась и начала подпрыгивать в такт доносящейся из динамиков музыки. Ей не хватало связки воздушных шаров в одной руке и леденца на палочке в другой, чтобы вполне соответствовать образу счастливой девочки, дождавшейся давно обещанного праздника.
Я испортила подружке удовольствие, проведя ее мимо парадного входа.
– Эй! Цирк там! – возмутилась Юля, резонно (я не раз давала повод) предположив, что Полина Павлова – рассеянная слепая тетеря.
– У всех там, а у нас не там, – ответила я, в обход выпуклого бока здания шагая к неприметной двери служебного входа.
У настежь распахнутой двери картинно курила морщинистая бабушка лет трехсот. На долгожительнице, пренебрегающей предупреждениями Минздрава, были тугие розовые лосины и крупной вязки серебристый свитер до середины бедер. Разворот плеч и посадка головы у старой дамы были такие, словно минимум двести лет из своих трехсот она скоротала за исполнением главной партии «Лебединого озера».
– Это кто? – почтительным шепотом спросила меня притихшая Юля.
– Кто надо, – шепнула я в ответ.
Ясно было, что бабушка из местных и в цирке давно, так что всех тут знает как облупленных. Даже черепаху Клотильду, которой мы всем городом в прошлом году справили двухсотлетний юбилей. Она небось даже любимца публики слона Петрушу еще малышом на ручках качала!
Страшно захотелось сразу же спросить что-нибудь интимное про слона (он очень милый!), но я удержалась и начала с вежливого приветствия:
– Добрый день! Извините, пожалуйста, вы не могли бы нам помочь? Нам нужно найти двух молодых людей…
По лицу моей подруги было видно, что она обрадована тем, что мы с ней уже ищем, оказывается, новых кавалеров, но в то же время удивлена местом поисков.
– Всего двух? – Старая дама пыхнула дымом и басовито хохотнула. – Зачем же себя ограничивать? Чем больше молодых людей, тем дольше собственно молодость!
И она подмигнула оторопевшей Юле.
– Ценю вашу жизненную позицию, – сказала я немного желчно. – Но мы скромны в своих желаниях…
– За себя говори! – Юля отмерла и ткнула меня локтем в бок, продолжая восторженно взирать на бабулю.
– И нам сейчас нужны всего два молодых человека! – договорила я, повысив голос. – Я надеюсь, вы их знаете, они обычно вместе держатся, такая приметная пара: один очень высокий, другой очень маленький. Как Гулливер и лилипут!