– С ума сошла? А Чучундру кто потащит? Ты, что ли? – фыркнула подружка. – Ты ее вместе с горшком не поднимешь, дохлятинка!
– Кто дохлятинка? Я – дохлятинка? Смотри, не загреми на тот свет раньше меня, невеста маньяка! – завелась я.
– Девочки, девочки! Не ссорьтесь! – вмешался Эдик. – Перед лицом опасности нужно выступать стройными рядами, так что пойдем колонной по три. А Чучундру вашу я понесу, мне нетрудно.
– А своих дел у тебя нет? – огрызнулась я.
– Эй, полегче! – окоротила меня Юля, явно заподозрив, что я желаю отшить случайно подвернувшегося кавалера, и желая пресечь такое глупое и вредное разбазаривание ценностей. – Эдик, мы с благодарностью принимаем твою помощь. В конце концов, пылесосная коробка с дюжим кактусом внутри – это не женская ноша.
Тут я подумала, что подруга права: картонный куб с габаритами около двух метров по сумме трех измерений – не тот аксессуар, который украсит прекрасную даму.
И перестала спорить:
– Ладно, идем втроем!
Добрый денек продолжал щедро одаривать добрую бабушку Веру: ближе к обеду объекты повалили кучно.
Из подъезда вышли сразу трое: две девки, жилички Гаврилкины, и давешний рыжий-бесстыжий. Парень нес большую коробку с изображением самого популярного домашнего питомца класса хоботных – пылесоса.
Баба Вера прицелилась и произвела пробный выстрел:
– Куды хозяйский агрегат поперли, шалавы?
Девки переглянулись.
– В ремонт, бабушка! – не растерялся рыжий. – Вот, не смог я его починить на дому, приходится в мастерскую везти!
– А ты хто, пылесосный мастер, что ли? – добрея, спросила старушка.
Пылесосных дел мастера имело смысл запомнить, мало ли, вдруг пригодится.
– Еще какой! – донеслось уже из-за угла.
Троица быстро перебирала ногами – очевидно, пылесос захворал весьма опасно и нуждался в самой скорой помощи.
– В мусорный бак Чучундру выбрасывать нельзя, туда бродячие кошки за едой лазят, какая-нибудь бедная киса может пораниться о колючки, – на ходу рассуждала Юля.
– Выбросим вместе с коробкой, она защитит бродячих кис, – предложил Эдик.
– Ты что?! На пылесос еще годовая гарантия не истекла, нельзя упаковку выбрасывать! – возразила я. – Коробку надо будет вернуть на антресоли, а то дед нас убьет.
– Я смотрю, опасно вы живете, с дедом-то вашим, – съязвил Эдик. – Чуть что не так, и убить может старче.
– Что ты, Гавросич хороший, добрый, – вступилась за нашего деда Юля. – Только немного раздражительный, но для пожилого человека это нормально.
– Так нормально, что от него вся родня убежала, – не удержалась я от ехидного комментария.
– Тем более мы должны пожалеть старика, потерявшего еще и Чучундру! По нашей вине он лишился последнего дорогого существа! – со слезой в голосе вскричала Юля и тут же радикально поменяла тон, добавив абсолютно деловито: – Смотрите, в овражке куча растительного мусора, давайте приобщим к ней наш дохлый кактус!
Под крутым бережком после ливня с разливом ручья образовался внушительный завал из коряг и веток с листьями. Лишний кактус не нарушил бы своеобразную гармонию этого природного сооружения.
– Экологически чистое захоронение, – одобрил Эдик и, встав на самом краю обрыва, перевернул коробку и вытряхнул из нее кактус. – Покойся с миром!
– Прощай, дорогая Чучундра! Мы никогда тебя не забудем! – вернув в голос хрустальную слезу, прозвенела Юля.
– Прости меня, кактус, – шепнула я.
Меня запоздало накрыло чувство вины.
Знаете ли вы, что карнегия гигантская, произрастающая в пустыне Сонора, может доживать до ста пятидесяти лет и достигать при этом пятнадцати метров в высоту и весить до десяти тонн? А цереусы, которые отличаются длинными цилиндрическими стеблями до двадцати метров в высоту, живут более трехсот лет!
У бедной Чучундры могла быть долгая жизнь, если бы не мой роковой удар подушкой.
«С другой стороны, где жили бы вы с Юлей, если бы дедов милый кактус разросся до двадцати метров?» – резонно поинтересовался мой внутренний голос.
Это замечание сразу же примирило меня со скоропостижной смертью Чучундры.
– Ну? Куда теперь? – ловко перевернув ставшую невесомой коробку, спросил повеселевший Эдик.
– А вот тут у меня адресочек, – я потянула из кармана бумажку. – Вот, улица купца Фролова, дом пять. Где это, далеко? Меня предупредили, что кактус можно забрать только до полудня.
Эдик посмотрел на часы, Юля – на солнце на полпути к зениту.
– Успеем, – решили оба.
– Ох, дуры вы безмозглые, твари чешуйчатые! – ласково ругался Егорыч, шагая по отмели в присвоенных им резиновых сапогах – тех, что побольше.
Маломерки тоже пригодились: сошли за ведерки. Один сапог Егорыч нес под мышкой, собирая в него рыбешек, застрявших на отмели.
Большая вода как накатила, так и ушла, а сазанчики, подхваченные внезапным разливом в искусственном пруду турбазы «Золотая удочка», остались. Самые умные или удачливые укрылись в заводи под корягами – тех Егорыч надеялся вытянуть сетью, но и просто так, без всякого снаряжения, мелочи на ушицу он уже поднабрал.
Жаль, что резиновые сапоги могли похвастать водонепроницаемостью, но не огнеупорностью, а то второй сапожок вполне можно было бы использовать как кастрюлю для варки!
Эх, где бы взять котелок?
Егорыч пригляделся к завалу на берегу. В куче мусора, принесенного водой, преобладала растительность, но попадались и тряпки, пластиковые бутылки, разный прочий хлам.
Егорычу сейчас нужна была посудина, и он высматривал предметы округлой формы. Нашел жестяной тазик, к сожалению, непоправимо дырявый, сдувшийся резиновый мяч и целехонький трехлитровый баллон.
А потом углядел между переплетенными ветками и глинистым откосом еще что-то округлое и зеленое, вроде помятого армейского котелка.
Тянуться сквозь преграду надо было далеко, Егорыч по самое плечо погрузил руку в хаотическое переплетение веток и стеблей, и хватать искомый предмет ему пришлось без помощи зрения, на ощупь.
Схватил – и заорал дурным голосом.
Даже глуховатая баба Вера, сидя на лавочке, услышала полный возмущения болезненный вопль. Орали в той стороне, где ручей, да так орали, что ворон с деревьев посрывало!
Жаль, что с лавочки у подъезда берег ручья даже в бинокль разглядеть было решительно невозможно.
– Как обманчива бывает внешность, – философски заметила Юля. – С виду дядя типичный алкаш, а на самом деле – надо же! – знаток и ценитель кактусов!
– Ну что, берете? – Упомянутый знаток и ценитель вернулся из короткого забега на кухню, распространяя вокруг себя запах крепкого спиртного.
– Ботаники тоже спиваются, – зашептал Эдик – еще один философ. – А то и скуриваются! Знаете, какие растения некоторые знатоки и ценители у себя в квартирах выращивают? У-у-у!
– Берем! – повысив голос, чтобы прекратить прения не по существу вопроса, сказала я. – Размерчик как раз наш.
– Вот только у нашего кактуса иголки желтые были, а у этого белые, – отметила подруга-художница деталь, которую я упустила. – Боюсь, Гавросич заметит разницу и что-то заподозрит.
– Скажите, Владимир, а можно сделать так, чтобы иголки кактуса стали желтыми, а не белыми? – спросила я хозяина квартиры.
– Легко, – кивнул тот. – Добавите в грунт в горшке пищевой краситель, и через пару месяцев и иголки, и сам кактус примут нужный колер, хоть желтый, хоть синий.
– А побыстрее нельзя?
– А побыстрее только кошки родятся.
Владимир прошествовал по проходу между рядами горшечных растений в оранжерее, которой стала обычная лоджия, в дальний угол и обернулся к нам, держа в руке раритетный деревенский ухват:
– Коробку подставляйте!
– Вот какой инструмент был нам нужен, а вы – лопата, лопата! – проворно подавая под погрузку тару, которую мы принесли с собой, восхитился налаженным бытом опытного кактусовода Эдик.
Вместе с горшком Чучундра Вторая в коробку не влезла – верхнее полушарие осталось на виду.
– Мы не можем нести ее в таком виде! – зашептала мне Юля. – Во дворе баба Вера сидит, она увидит кактус и обязательно что-нибудь скажет Гавросичу.
– Извините, а у вас не найдется какой-нибудь тряпочки, чтобы прикрыть растение? – спросила я хозяина.
– А зачем?
– Ну, что же вы, Владимир! – первым нашелся с ответом Эдик, явно самый сообразительный из нас. – Опытный заводчик элитных зеленых друзей – а таких банальных вещей не знаете! Есть же старое правило: растение, если оно не подарено и не украдено, а куплено за деньги, целый месяц никому показывать нельзя, примета дурная!
Дарить нам кактус Владимир не захотел, предпочел выдать бонусом тряпочку. Старый холщовый мешок вполне сгодился.
В троллейбусе Эдик и Чучундра Вторая в парандже ехали на одном сиденье, а мы с Юлей устроились напротив и провели экспресс-совещание.
– Что с иголками-то будем делать? – спросила подружка.
– Красить, конечно, что же еще.
– А как?
Я посмотрела на нее с осуждением:
– Ты не знаешь? Кто у нас художник?
– Я, как художник, могу предложить варианты, – Юля прикрыла глаза, явно воображая себе вариативный макияж Чучундры. – Во-первых, можно взять нестойкую водорастворимую краску. Тогда при поливе она постепенно, где-то за пару месяцев, смоется, и Гавросич будет думать, что иголки побелели по каким-то естественным причинам. А можно использовать акриловую краску, она будет держаться вечно… Вот только век Чучундры Второй это может здорово сократить. Я, знаешь, много знаю об акриловых красках, но как они сказываются на самочувствии кактусов, даже не представляю. – Юля перевела дыхание и продолжила вдохновенную речь: – Хотя, если на продолжительность жизни этого кактуса нам наплевать, я бы использовала лак по дереву. С ним, конечно, придется повозиться, наносить его нужно несколько раз, зато потом колючки и золотистые будут, и блестящие, как полированные косточки. Как художник и эстет, я за лак.
– А как человек и пароход?