Раньше Виктору не доводилось столь далеко заходить в страну Токоё. Для перехода на несколько десятков метров в Башне Испытания хватило лишь входа – и почти мгновенного выхода. Сейчас же он понимал: ему нужно пробиться сразу сквозь две составляющие: пространство и время, причем выйти именно к той точке, которую он наметил.
Неимоверную сложность задачи он осознал не сразу. Но постепенно до Виктора дошло, на что он решился. Потому, что серые коконы сразу же потянулись к нему. Мертвым нужна энергия. Особенно тем, кто умер недавно и еще не до конца осознал, куда он попал.
Савельев даже растерялся поначалу, увидев, как мертвые ками потянули из него золотые нити, каждый в свою сторону. В этом мире он тоже был коконом, только светящимся как те, за туманом. И что делать, когда серые тени, словно вампиры из старой легенды, начинают высасывать из тебя жизнь?
Но тут Виктор понял: он пришел сюда не один.
Откуда-то сзади вышли они.
Двое.
Похожие не на коконы, а на резко очерченные линии – одна светящаяся ярким черным светом, вторая – черно-красным. Савельев и не знал, что такое возможно, черное не умеет светиться. В его мире. Мире живых. Здесь же – умеет. И не только светиться.
Линии обогнули Виктора с двух сторон, и серые тени отпрянули в стороны, обрывая золотые нити. Эти двое принадлежали миру страны Токоё больше, чем мертвые ками. И силы у них было неизмеримо больше. Они сами состояли из множества душ, которые отняли у живых и забрали себе, не пустив их в этот серый мир, поглотив, сделав частью себя – и тем умножив свою без того немалую мощь. Даже Виктор почувствовал страх мертвых ками: даже неживое хочет жить, как бы странно это ни звучало.
Больше никто не тянул из него жизненную энергию. И тогда он, сосредоточившись, вырастил из себя намерение.
Сначала оно было тонкое, словно одна из нитей, оборванных его мечами, но быстро обрело объем и яркость. Словно золотой луч вырос из сверкающего жизнью кокона, пронзив серый туман далеко, до самой его границы, за которой роились плохо видимые отсюда светляки.
Виктор двинулся вперед, ведомый своим намерением. Быстрее, еще быстрее! У страны Токоё много способов сделать живого неживым. И если не удался первый, она быстро применит остальные.
Савельев чувствовал, как туман становится плотнее. Еще немного, и он превратится в сплошную стену, которую не смогут прорубить даже его спутники – всё-же не так уж много душ забрали они за три с половиной столетия по сравнению с тем, сколько живых существ умерло за все те сотни тысячелетий, что существует планета Земля…
Виктор чувствовал, что не успевает достигнуть границы страны Токоё, что еще немного, и он завязнет в этом сером болоте, словно в быстро твердеющем цементе…
И тогда он, собрав все свои силы, исторг из себя то, что там, в мире живых, называют совершенным ки-ай. Обычные люди слышат его как крик, а посвященные видят волну энергии, способную не только разрушать доски и камни, но и выбить ками из живого тела, превратив его в быстро остывающий труп.
Туман вздрогнул. И расступился в стороны, образовав широкий коридор, освещенный намерением Савельева.
Больше медлить было нельзя.
И Виктор бросился вперед…
До двери оставалось не больше трех шагов, когда я с размаху врезался в нечто, возникшее прямо передо мной из неизвестно откуда взявшегося серого тумана.
– Ти! – выдохнуло нечто, почти успевшее отбить в сторону мой локоть, который я рефлекторно выставил вперед, увидев препятствие. И я больше по этому знакомому «ти!» понял, кто передо мной, так как перед глазами плавали оранжевые круги, а то, что было за ними, казалось изрядно расплывчатым.
Значит, передо мной был Виктор Савельев, который когда нервничает, начинает ругаться по-японски. Откуда и зачем он тут? Кречетов же вроде обещал отправить его в прошлое, чтоб Савельев мог спасти свою жену и сына. Я же точно не похож ни на кого из них, так какого ктулху он тут делает?
Вопросы метались в моей голове, словно бешеные мухи, и вполне возможно, что я начал бы их задавать – а чего еще делать перед смертью, когда запал прошел и вряд ли уже найдутся силы выбить довольно крепкую с виду деревянную дверь.
Но Виктор меня опередил.
Мигом оценив обстановку, он схватил меня за рукав и потащил в туман.
– Быстрее!
Но я уперся.
– Погоди…
– Бака[12]! Ты же сейчас сдохнешь!
– Пацаны…
– Какие пацаны?
– Эти.
Я ткнул пальцем в сторону парней в черном, лежащих на полу.
– Они тут умрут.
– Тебе не пофиг?
– Они ни при чем.
– Симатта[13]!
Если Савельев по прозвищу Японец начал ругаться длинно, то это значит, он не просто нервничает, но еще и порядком взбешен. Впрочем, это не помешало ему принять быстрое и кардинальное решение.
– Хватай одного, я второго. И бегом, а то сёдзи сейчас закроются.
– Что за сёдзи?
– Двери страны Токоё.
Ясно, блин. Чего ж тут неясного. Доступно объяснил, только я ни хрена не понял. Кроме того, что страна с явно импортным названием – это, скорее всего, вон тот туман, что колышется на фоне двери… и при этом заметно бледнеет, становясь прозрачнее.
Не знаю, на что похожи эти двери-сёдзи, но с порталами я был знаком не понаслышке. И когда они собираются исчезать, то ведут себя похоже.
Савельев же, недолго думая, схватил ближайшего бойца и ринулся в туман. Я закинул трофейный автомат за спину, пошатнулся при этом, взмахнув руками, сохранил равновесие и, схватив второго бойца за шкирку, бросился следом Виктором.
…Обернулся я почти сразу, но кабинета сзади меня больше не было. Вместо него за моей спиной сомкнулся серый туман, выглядящий довольно неприветливо. От него исходили волны опасности, причем настолько сильные, что я схватился было свободной рукой за автомат…
Однако автомата больше не было.
Как и руки.
Я был похож на слабо светящийся мяч для регби, поставленный на острый конец. От моего округлого бока отделялась толстая нить, соединяющая меня с другим таким же по форме мячом, лежащим у моих ног.
Таким же серым, как окружающий нас туман.
Всё это было настолько странно и неправдоподобно, что я конкретно завис, словно старый компьютер, совершенно не представляя, что мне делать дальше. Кем я только не был, но вот мерцающим коконом раньше как-то побывать не доводилось. Не было у меня больше рук, ног, глаз, рта… Да и не нужно это всё мне было. Оказывается, серый туман можно видеть и без глаз, а запах силы, холода и смерти, идущий от него, ощущать без органов обоняния…
Я б, может, и дальше висел, офигевая от происходящего, как вдруг ни с того ни с сего в меня врезался другой такой же кокон, может, только светящийся несколько ярче, чем я. От этого удара, за которым последовала черная вспышка (как такое вообще возможно?), на мгновение я вообще перестал соображать, где я, кто я и что вообще происходит. А когда это мгновение прошло, я ощутил, что моя ладонь касается чего-то холодного и твердого.
Следующее ощущение – я лежу на твердом. После чего стало потихоньку возвращаться зрение, временно вырубленное вспышкой странного черного света.
Я лежал на растрескавшемся, выщербленном полу. В сантиметре от моего носа валялся автомат, ремень которого тянулся вверх, мне за плечо. А чуть подальше, шагах в трех от меня, прямо из стены торчал узловатый корень дерева, проломивший ее и уже успевший дорасти до пола. Корень был облеплен какими-то слабо фосфоресцирующими наростами-паразитами, впрочем, дававшими достаточно света, чтобы рассмотреть место, куда я попал.
Но мне было не до рассматриваний. Я шевельнулся – и чуть не заорал от страшной боли, пронзившей всё тело. Судя по ощущениям, у меня все кости сломаны. И если это так, то нужно собраться с силами, подтянуть к себе компактный автомат и пристрелить себя нахрен, чтоб не мучиться.
– Лежи смирно, – раздался у меня над головой знакомый голос. – Сейчас чинить тебя буду.
Следом в мою шею чуть ниже затылка словно два гвоздя вонзились. Я непроизвольно застонал, ибо эта боль оказалась сильнее той, от которой ныло и стонало мое тело.
– Терпи, – сказал голос. – Сейчас будет легче.
И точно.
Прошло буквально несколько секунд, и по моему телу от этих гвоздей, воткнутых под затылком, разлилось приятное тепло, растворяющее боль… Я почувствовал, что отъезжаю, словно от стакана водки, выпитой на голодной желудок.
– Не спать! А то захлебнешься.
Я хотел было спросить, чем это я должен захлебнуться, как вдруг неудержимый позыв рвоты словно подбросил мое тело, расслабленно развалившееся на полу.
Гвозди исчезли, а потом я увидел две ноги, отпрыгнувшие от меня с удивительным проворством.
И началось.
Меня крючило, возило по полу, плющило, выворачивало наизнанку. А в голове билась дурацкая мысль: «Не заблевать автомат! Не забле… твою ж душу!»
Рвало́ меня долго. Но MP5 я уберег, прижав к себе как родного. Блевотня проходит, а стрелять из вонючего оружия приятного мало. Желудочный сок такая пакость, что его с ходу не ототрешь. И как потом ни чисти автомат, вонизм всё равно будет присутствовать, пока его запах пороховой гари не перебьет. Я такое уже проходил, знаю не понаслышке.
Наконец я опустел. Такое впечатление было, что и дерьмо моё из кишок через рот вылилось, так мерзко воняло вокруг. Я даже нашел в себе силы собраться в кучу и отползти от зловонной лужи неслабых размеров, а то ж с таких миазмов немудрено снова начать блевать, причем своими внутренностями, так как больше нечем. Вон желудок до сих пор в спазмах заходится.
– Что… ты со мной сделал?.. – прохрипел я.
Обладатель знакомого голоса присел передо мной на корточки.
– Всего-навсего от смерти спас, – проговорил Виктор Савельев по прозвищу Японец. – Если хочешь конкретики, через точки фу-ти поделился с тобой своей жизненной энергией, которой у самого почти не осталось после двойного посещения страны Токоё.