Вопросов оказалось больше, чем ответов. И размышлять над ними времени не было, так как мы с Виктором одновременно услышали тихое чавканье многих присосок, отлепляющихся от стен и потолка…
И увидели то, что я очень надеялся не увидеть.
Меж корнями деревьев, похожих на кривые колонны, подпирающие потолок, пробиралось множество тварей, таких же, как та, что мы убили две минуты назад. Их было навскидку не меньше трех десятков, а может, и больше. Звуки выстрелов разнеслись далеко по многочисленным подземным коридорам, и множество чудовищ, живущих в них, ринулись на звук. Обычно мутанты, живущие под землей, видят неважно, зато со слухом у них точно нет проблем.
Отступать было некуда. Да, позади нас был коридор, возможно, и не особо заваленный обломками бетона. Но я видел, с какой скоростью двигалась тварь, которую мы только что убили, поэтому бежать смысла не было никакого – умрешь испуганным и подуставшим.
В моем трофейном подсумке находился сдвоенный магазин – удобно, несколько секунд на перезарядку экономится. Я сменил свой почти опустевший на «двойку», краем глаза отметив, что Виктор сделал то же самое. Верная тема. Сейчас твари пробегут еще метров пятьдесят, и мы их встретим из двух стволов. И даже, возможно успеем сменить магазины, прежде чем нас разорвут на части.
– Отойди, – неожиданно сказал Виктор. – На пару шагов мне за спину.
– Не понял, – нахмурился я.
– Так надо.
В преддверии боя спорить с товарищем, которому доверяешь, занятие совершенно глупое. Особенно когда счет идет на секунды. Поэтому я сделал как он сказал.
И вовремя!
Воздух в коридоре внезапно начал звенеть, давить на барабанные перепонки все сильнее и сильнее. Знакомый звук. Слышал я такое однажды, потом кровь из ушей пошла. Савельев, блин, мог бы предупредить…
Я отпустил автомат болтаться на ремне и сдавил ладонями уши. Звук, словно высверливающий мозг через уши, всё нарастал. И я знал, что сейчас лицо Виктора выглядит смазанным светлым пятном с черным овалом на том месте, где положено быть человеческому рту. И этот овал стремительно расширяется, поглощая смазанные контуры человеческой головы.
Коридор дрожал, будто превратившись в вибрирующий мираж. Корни деревьев, стены, потолок – всё выглядело смазанным, неестественным, ненастоящим. И все, что мне оставалось, это открыть рот и орать, как при артобстреле, – чисто чтоб не оглохнуть, несмотря на зажатые руками уши.
Наконец звон достиг самой высокой, нестерпимой ноты – и тут что-то лопнуло. То ли в воздухе, то ли в коридоре, то ли в моей голове. И то, что я не оглох, я понял сразу по грохоту обломков бетонных плит, падающих со всех сторон метрах в двадцати впереди нас.
– Бежим! – заорал я – и не услышал своего голоса за многоголосым, страшным воем, который раздался там, впереди, где разваливались на части стены и потолок, хороня под собой стаю мутантов.
Но Виктор не пошевелился.
Он стоял на коленях, и я видел его спину и плечи, которые мелко тряслись.
Понятно. Перенапряжение. Он два раза сходил в страну мертвых, а потом долбанул по тварям как он умеет и как делал уже однажды в моем присутствии – совершенным ки-ай, то бишь чистой силой, внутренней энергией, выраженной в крике. И теперь у него этой самой внутренней силы осталось кот наплакал. Главное, чтоб не помер, этого я себе точно никогда не прощу.
Из-под завала, напрягаясь, лезла мегаживучая белоглазая тварь, задняя половина тела которой была похоронена под бетонной плитой. Причем та плита ощутимо шаталась. Еще немного, и мутант, обладающий нереальной сухожильной силой, вырвется из-под тяжеленного пресса…
Не вырвался.
Я выстрелил дважды, и белесые глаза мутанта лопнули, а на бетон позади него обильно плеснул густой кисель из осколков затылочной кости вперемешку с желто-гнойными мозгами, перемолотыми пулями.
Но Виктор на выстрелы, прозвучавшие чуть ли не возле его уха, не отреагировал никак. Его трясло, а сам он смотрел в одну точку.
Шок.
Очень глубокий.
Из которого надо выводить любой ценой, а то возможны очень нехорошие последствия.
Я положил обе ладони ему на затылок, при этом мои средние пальцы попали в выемки под скуловыми костями – места, где одна из основных ветвей тройничного нерва залегает наиболее близко к поверхности кожи. Ну, я и нажал пальцами синхронно, стараясь давить через щеку не на зубы, которые от такой терапии запросто могут вывалиться, а на основание дёсен.
Нажал хорошо, душевно. Виктора аж тряхануло, будто я его током долбанул. Неудивительно. Хороший разведчик при экспресс-допросе никогда человека сильно не мучает. Надрежет щеку в этом месте, возьмется за нерв, потянет немного – пленник тут же всё и расскажет, как на духу. Если, конечно, тот разведчик опытный. У неопытного информатор от такой нереальной боли и отрубиться может, а то и фатальный разрыв сердца получить, м-да…
– Твою мать… – прохрипел Савельев, рывком всего тела выворачиваясь из моих заботливых ладоней.
– Надо же, ты, оказывается, по-русски ругаться умеешь, – удивился я, уворачиваясь от рефлекторного удара в лицо. Японец ко мне хорошо относился и бить бы точно не стал. Но реакция на боль у нас с ним похожая, поэтому я был готов к чему-то подобному. И даже почти ушел от тычка в горло, который лишь скользнул по шее, едва не выдрав из нее сонную артерию. Вот ведь натренировали его злые японские мафиози! Если он так лупит в обессиленном состоянии, то когда он в нормальном, лучше, конечно, его не злить.
Вывернуться-то он вывернулся, но тут же его сильно качнуло, и он приземлился на одно колено. Бледный как смерть, это даже в полумраке было видно. Впрочем, полумрак-то посветлее стал. С чего бы это?
Ну да, когда потолок обваливается, обычно на этом месте дырка образуется. Сквозь которую теперь лился тусклый свет обычного дня Зоны. Моей Зоны, к которой я привык и которую успел исходить вдоль и поперек. Теперь я знаю, что в восемьдесят шестом у нее было нормальное небо Большой земли, с обыкновенным солнцем, луной и звездами, которые видят все жители земли…
За небольшим исключением.
В чернобыльской Зоне отчуждения моего времени всё по-другому. Днем обычно ее окутывает полумрак, так как небо практически всегда затянуто густыми тучами, плотными, как толстое, слежавшееся от времени ватное одеяло. Сквозь такую завесу солнечные лучи пробиваются с большим трудом.
Зато ночью сквозь эти тучи, плотно обложившие небеса, прекрасно видны звезды. Причем видны так, будто у планеты Земля совершенно нет атмосферы. Космический такой вариант обзора, когда над головой у тебя просто мириады звезд. Впрочем, ничего удивительного. И сама Зона аномальная, и небо над ней такое же. Поэтому дневное естественное освещение от ночного на зараженных землях не сильно отличается.
И сейчас этот тусклый свет лился через пролом в потолке, к которому пирамидой тянулась гора бетонных осколков. От пролома до вершины пирамиды было метра два. Вполне можно достать до края, если подпрыгнуть.
– Слышь, Японец, валить надо отсюда, – сказал я. – Чует мое сердце, сейчас выжившие мутанты придут в себя от твоего вопля и сто пудов позаботятся о том, чтоб ты больше не орал.
– Я понял, – кивнул Виктор. – Я смогу.
И действительно смог. Волевой он парень. Судя по мертвячьему цвету лица, другой на его месте давно бы отдыхал, лежа в отключке. А этот нет. Поднялся на ноги, посмотрел на гору обломков и первый двинулся к ней. Да уж, хороша из нас получается команда покорителей Зоны. У меня до сих пор после отравления кишки друг друга на три буквы посылают, вот и Виктор ко мне присоединился. Ладно, поборемся, не впервой.
До вершины бетонной горы мы добрались быстро и даже умудрились не ободраться об торчащие во все стороны обрывки арматуры…
А вот сверху нам открылось довольно-таки неприятное зрелище.
С другой стороны завала к нам медленно подбирались мутанты. Те самые, похожие на опаучившихся людей. Штук тридцать, не меньше. Конечности свои они переставляли неуверенно – похоже, побаивались повторного крика Савельева. Да и свет, льющийся сверху, их явно раздражал. Но голод не тетка, поэтому муты продолжали приближаться. Вон первый, самый здоровый, с мощным горбом на спине, уже к бетонной куче подобрался, даже лапу на самый нижний обломок поставил, словно размышляя, идти дальше или не идти.
Я не был уверен, что Виктор в таком плачевном состоянии сможет залезть наверх без посторонней помощи.
– Так, давай, – сказал я, сцепляя пальцы в «стремя». – Я тебя подсаживаю, потом ты мне сверху руку подашь.
На что Савельев криво усмехнулся, присел и, мощно оттолкнувшись обеими ногами, взмыл вверх… Зацепился пальцами за край провала – и, не удержавшись, рухнул вниз. Хорошо я его поддержать успел, иначе б он точно грохнулся с вершины.
– Хорош выеживаться, ниндзя хренов! – прошипел я. – Ногу в «стремя» и бегом наверх!
На этот раз Японец выпендриваться не стал. Поставил берц куда сказано, оттолкнулся, хорошо так, надежно зацепился пальцами за край. После чего я, слегка присев, подкинул его ногу вверх.
Получилось.
Виктору удалось закинуть ногу на край провала и забраться наверх. Ну и отлично! А у меня в это время проблемка образовалась.
Самый смелый мут, увидев, что добычи стало вдвое меньше, чем хотелось, решился на атаку – и бросился штурмовать препятствие.
Бегают они быстро. Чуть за ногу не цапнул, паскуда сутулая. Но я ему охотничий пыл сбил автоматной очередью прямо в морду, разворотив муту башку, которая раскололась, словно гнилой орех, выплеснув наружу свое омерзительное желто-гнойное содержимое. Я уж почти праздновал победу, как вдруг горб твари треснул пополам и оттуда показалась большая зубастая пасть на длинной, гибкой шее. Над пастью горели бесцветной яростью два круглых глаза, похожих на светодиодные лампочки, ввернутые в недоразвитый череп.
Признаться, не ожидал я такого поворота и скорее от неожиданности хлестанул очередью наотмашь, словно хлыстом рубанул.