То есть сейчас Масурао убивал Савельева, не рискуя подойти к нему и продолжить бой. И ведь сам, падла, обговорил условия – поединок чести и никакой магии! Ладно.
Есть у меня в жизни один закон. Если человек мне и моим друзьям что-то хорошее сделает, я ему обязательно постараюсь добром за добро отплатить. Но коль вдруг какая-то тварь решит, что меня и близких мне людей можно безнаказанно бить ниже пояса, я снимаю с себя все моральные ограничения. Может быть, потом мои действия назовут как угодно – подлостью, низостью, подставой – плевать! Я всегда живу только согласно своему личному моральному кодексу. И пусть другие думают и говорят по этому поводу что угодно – это их сугубо личное дело, меня совершенно не трогающее.
Когда каменномордый нас обезоруживал, он озаботился только нашими огнестрелами. Остальное его не заботило. Да и правда, что можно сделать ножом против целой толпы автоматчиков? Совершенно верно, ничего. А вот швырнуть «Бритву» от бедра, прямо из ножен – в урода, который наплевал на правила, им же озвученные, – запросто.
Взгляды автоматчиков были прикованы к Масурао, поэтому мое короткое движение они упустили.
Но реакции каменномордого можно было позавидовать. «Бритва» еще только вылетала из моей руки, а я уж понял по его глазам: неожиданного броска не получилось. Этот ублюдок не зря тренировался всю жизнь. Мерзкая ухмылка приподняла правый уголок его рта, мол, смотри, недочеловек, с кем ты связался.
Масурао шевельнул пальцами – и я увидел, как один из знаков, начертанных им, дернулся навстречу моему ножу. Воздух колыхнулся, исказился, подобно мареву над горячим асфальтом в жаркий день, – и даже до меня долетела упругая волна, толкнувшая меня в грудь. Думаю, такой ментальный удар должен был отшвырнуть нож – может быть, и обратно, в меня. И, вероятно, с обычным ножом так бы всё и произошло.
Но не с моим, умеющим разрубать границы между мирами.
Точно так же, как «Бритва» рассекала их в прошлом, сейчас она свободно располовинила метнувшееся ей навстречу марево и неминуемо вонзилась бы в лицо Масурао…
Если б тот не отклонился в сторону. Судя по изменившемуся выражению его лица, он удивился вторично за несколько секунд, что, впрочем, не помешало ему среагировать на мой бросок. Нереальная, нечеловеческая реакция, которой и кобра позавидует!
«Бритва» пролетела в сантиметре от лица Масурао, и вонзилась в одну из бетонных колонн по самую рукоятку. Ножи я метать немного научился за эти годы – только жаль, что проку от этого сейчас не случилось никакого. А так хотелось. Теперь эта мразь просто порубит нас в фарш с этой вот мерзкой ухмылкой, которая вновь искривила его губы после моего неудачного броска. Но уж хрен там по всей его каменной морде! Я ж по-любому попробую вцепиться ему зубами в горло, хоть и понимаю, что шансов на это у меня нет совершенно никаких…
Все эти героические мысли промелькнули у меня в голове за ту долю секунды, что произошла с момента броска до того, как мой нож вонзился совершенно не в ту цель, куда мне так хотелось его воткнуть. За то короткое мгновение, когда мой взгляд пересекся с торжествующим взглядом Масурао… отведенным от Виктора и переключившимся на меня.
Неблагодарное это дело – торжествовать победу, еще не победив. Каменномордый отвлекся всего лишь на секунду… и это решило его судьбу.
Еле слышный щелчок раздался оттуда, где стоял Савельев. И почти сразу за ним – второй.
Масурао пошатнулся. На его груди стремительно расплывались темные пятна, и маленькие отверстия в центре этих пятен свидетельствовали лишь об одном.
Это были пулевые ранения. Уж я-то на них за свою жизнь насмотрелся предостаточно и ни с чем не спутаю. Но кто мог это сделать, если нас с Хащщем обезоружили? Да и бесшумные выстрелы без малейшего намека на лязг затвора – это нечто очень специфичное, далеко не всем спецназовцам доступное…
Виктор продолжал стоять в стойке со своим ниндзя-то. Клинок меча, прямой, словно последний луч заходящего солнца, был направлен в сторону Масурао. А из рукояти со стороны гарды поднималась еле видимая струйка нагретого воздуха – такая же, как бывает при выстреле разработанным еще в СССР патроном замкнутого типа. В этом случае бесшумность достигается не за счет глушителя, а благодаря запиранию пороховых газов в гильзе. Так работает, например, знаменитый НРС – нож разведчика специальный, в рукоять которого вмонтировано стреляющее устройство. Вероятно, в рукояти меча Виктора находилось что-то подобное, позволяющее произвести два выстрела.
Жаль только, что Савельев не в голову попал – видимо, мало практиковался в стрельбе из своего супермеча. И, похоже, ранения оказались не смертельными, потому что Масурао с искаженным от ярости лицом бросился на Савельева… который успел перевернуть свой меч клинком назад, а навершием рукояти – к врагу.
На мгновение в лице Масурао промелькнуло понимание происходящего. Фатальное такое понимание, обреченное. Надо отдать ему должное, он всё-таки попытался дёрнуться вбок, сместиться с линии атаки…
Но уж больно силен был его рывок, и слишком малое расстояние отделяло его от Савельева.
Раздалось резкое «шшуххх» – и каменномордого отбросило назад с невероятной силой, словно тряпичную куклу. Я лишь успел заметить кровавое облако, которое вылетело из его спины. Еще один выстрел?
Нет, на этот раз это был не выстрел, а нечто иное. В следующее мгновение я увидел, что от рукояти меча Виктора к груди Масурао тянется тончайшая проволока. Похоже, это нечто вроде гарпуна…
Моё предположение подтвердилось.
Раздалось вторичное шуршание. Виктор покачнулся – возвращение гарпуна в рукоятку меча оказалось очень мощным. Настолько мощным, что метательный снаряд, раскрывшись в теле Масурао наподобие лепестков, вырвал из него порядочный кусок мяса вместе с еще одним кровавым облаком, на этот раз вылетевшим из груди.
Каменномордый пошатнулся и рухнул на колени. Кровь из его развороченной груди вытекала толчками, окрашивая темно-серый костюм в черный цвет.
Но Масурао был еще жив!
Стоя на коленях, он не отрываясь смотрел на Виктора, словно хотел навечно запечатлеть в памяти и унести с собой в могилу образ своего врага, которого ему так и не удалось победить. При этом его губы что-то беззвучно шептали. И, похоже, Савельев сумел прочитать по губам то, что пытался сказать ему Масурао. Он кивнул и сделал шаг.
– Не ходи, – сказал я. – Кто его знает, что у него на уме. Может, он хочет уйти в Край… в вашу страну Токоё вместе с тобой.
Виктор покачал головой.
– Однажды я обещал, что разрешу ему выполнить ритуал сэппуку, когда придет время. И вот оно пришло. А я привык выполнять свои обещания.
Я кивнул и не стал больше задерживать своего друга. Потому что сам такой же – если пообещал, то делаю, чего бы мне это не стоило.
При первом ударе гарпуном катана вылетела из руки каменномордого и сейчас лежала на полу в двух шагах от него. Виктор подошел, поднял оружие врага – и, приблизившись к Масурао, протянул ему меч. Клинком вперед. Сначала я не совсем понял, в чем дело, но потом до меня дошло.
Каменномордый с легким поклоном принял оружие. Взялся руками за клинок, и, не обращая внимания на то, что лезвие мгновенно прорезало ладони до кости, из последних сил резким движением слева направо вспорол себе живот.
После такого ранения человек умирает долго, несколько часов, это я знал точно из своего боевого опыта. Конечно, Масурао ушел бы в страну Токоё раньше – с такими дырами в груди долго не живут. Но вот сколько бы еще продержалось тренированное тело, борясь за жизнь, – это вопрос. И каждое мгновение этой борьбы было бы наполнено невообразимыми мучениями для умирающего.
Но Виктор, по моему мнению, поступил благородно. Взмах мечом, удар – и голова Масурао повисла на тонком куске кожи, свесившись на грудь в последнем поклоне. Не знаю, случайно так получилось или нарочно, но это не суть. Главное, что Савельев не позволил своему врагу мучиться, подарив ему быструю смерть. Это для любого живого существа на свете дорогого стоит.
А еще мне показалось, что за мгновение до удара Виктора губы умирающего сложились в ту самую мерзкую ухмылку, которую каменномордый так любил при жизни.
Что ж, даже если это и так, то это была последняя лыба Масурао, упокой его страна Токоё или, что вероятнее, японский ад, населенный негостеприимными демонами бога Эммы.
Кстати, мне, Виктору и Хащщу, наверно, тоже стоило бы улыбнуться в последний раз, ибо, увидев смерть своего вождя и учителя, все ниндзя в серых костюмах синхронно подняли свои автоматы, направив их на нас.
«Ну, вот и всё», – промелькнуло у меня в голове. Осталась пара-тройка секунд, пока пристяжь Масурао прикинет, как лучше нас расстрелять так, чтоб своих же не задеть, и с той же целью просчитает траектории возможных рикошетов от бетонных колонн. Как говорится, вдохните и выдохните в последний раз.
Внезапно я почувствовал сильный толчок – и это был не удар первой пули, прилетевшей в меня. Воздухом толкнуло, да так, что я еле на ногах удержался.
Ниндзям пришлось хуже.
Они были поменьше нас, европейцев, и потому легче. Другие бы попадали на пятые точки, больно отбив себе ягодицы об бетонный пол. А эти, как только их шибануло, кувыркнулись назад – и тут же вышли в стойки для стрельбы, готовые изрешетить того, кто посмел обойтись с ними столь непочтительно.
А они уже выходили – те, кто посмел. Из портала, открывшегося посреди зала.
Мощный был портал, впечатляющий. Я таких еще не видел. Похожий на полукруглый тоннель с обрамлением из закрученного в спираль плотного воздуха, который постоянно находился в движении. Причем эти прозрачные, почти невидимые жгуты выглядели как-то неприятно. Неестественно. Того и гляди развернутся и начнут без разбора хлестать по всем собравшимся в этом подземелье.
Люди, вышедшие из портала, тоже выглядели необычно. В таких же ниндзячьих глухих костюмах, оставляющих открытыми лишь глаза, только снежно-белого цвета. И на груди у каждого слева – эмблема. Инь-ян в виде щита и японский меч за тем щитом – но не катана. Клинок прямой. Стало быть, ниндзя-то, такой же, как Виктор сейчас держал в руках.