Закон забвения — страница 19 из 74

– Нет.

– Но наше присутствие навлекает опасность на вас всех. Нам следует немедленно уехать.

– И куда вы отправитесь посреди зимы? В Бостоне о прокламации уже наверняка известно. Через неделю ее разошлют по всей колонии. Бежать вам некуда. – Дэниел переглянулся с Мэри и взял ее за руку. – Мы все тщательно обсудили и приняли решение. Мы вас не бросим.

– Мы этого принять не можем, так ведь, Нед?

– Мы спрячем вас, – сказала Мэри. – Скажем всем, включая детей, что вы ушли. Ушли ночью, никого не предупредив.

Уилл снова стал было возражать, но Нед положил ему руку на колено, призывая к молчанию.

– Где вы нас спрячете?

– В сарае. Там на чердаке сено, где можно спать. От скотины будет какое-то тепло. Можно будет даже огонь разводить, если я распространю историю про заболевших коров.

– Нет-нет, это слишком опасно, – запротестовал Уилл. – Нам придется сдаться. А лучше, если вы сдадите нас и получите двести фунтов в награду.

– Неужели вы о нас так плохо думаете? – Впервые лицо у Дэниела стало сердитым. – Что мы можем продать вас за тридцать сребреников?

– Тише, – цыкнула Мэри. – Детей разбудишь.

– Ладно, дорогие Дэн и Мэри, – сказал Нед. – Мне ваш план кажется разумным, если вы готовы рискнуть. И я от всего сердца благодарю вас за христианское милосердие. Мы не должны пасовать перед первым же испытанием, Уилл. В армейские годы нам достаточно часто приходилось ночевать зимой под открытым небом в Шотландии. По сравнению с этим пара месяцев в сарае – это пустяк. Сам наш Спаситель начал свой жизненный путь в яслях. У нас будет время, чтобы обмозговать план, и по весне мы двинемся дальше.


Как только Мэри удостоверилась, что дети уснули, офицеры собрали вещи и потихоньку спустились с лестницы, вышли через кухню и прошли по засыпанному снегом двору к сараю.

Мэри и Дэниел шли следом, таща их постельные принадлежности, свечи, кувшин с водой и мясной пирог на завтрак, который Мэри испекла вечером. На душе у нее было тяжело, и виной тому был не страх перед последствиями за укрывательство так называемых предателей, но перспектива бесконечно лгать: детям, соседям. Лгать день за днем, громоздя грех на грех.

При свете свечей они пробирались между темными стойлами со спящим скотом. В сарае было холодно, воняло навозом и мочой, хуже, чем в конюшне. От зловония ком подкатывал к горлу. Нед взобрался по лестнице на сенной чердак и наклонился, чтобы принять мешки от Уилла.

Дэниел передал одеяла и подушки.

– Зайду проведать вас поутру, – пообещал он.

Возвращаясь в дом, Мэри отметила, что снег уже засыпал оставленные во дворе следы и даже совсем свежие отпечатки уже скрываются под покровом. Через несколько минут уже казалось, что не существовало никогда двоих беглецов.

На чердаке Уилл собрал солому в кучу, устраивая постель, а Нед тем временем распаковывал оружие: четыре заряженных пистолета, по паре на каждого, спрятали под подушками, а шпаги и ножи положили так, чтобы удобно нашарить рукой. Затем оба заползли под одеяла и лежали без сна, не разговаривая, похожие на несчастливую в браке пару. Каждый думал о своем, пока мерное похрапывание и топот скота в темноте постепенно не убаюкали их.


Исчезновение двух постояльцев дети восприняли по-разному. Мэри, старшая, удивилась, но была слишком послушной, чтобы ставить под сомнение озвученную версию. Подросток Элизабет, питавшая безответную любовь к Уиллу, потеряла аппетит и недели две плакала. Трое мальчишек погрустили пару дней, потом напрочь забыли о гостях. Только собака подозревала правду – Бонни сидела у сарая, а иногда скулила и скреблась в дверь.

Исчезновение английских офицеров совпало с появлением на главной лавке в Кембридже прокламации о награде. Тем самым объяснение Гукинов, что полковники испугались и скрылись под покровом темноты, показалось похожим на правду. Только преподобный Митчелл воспринял это скептически. Когда после утреннего собрания в следующее воскресенье он стал расспрашивать миссис Гукин о подробностях, Мэри почувствовала, что лицо ее краснеет, а голос становится предательски тонким. Когда она обнаружила их исчезновение? Каким образом, по ее мнению, покинули они Кембридж? Не странно ли, что беглецы не обратились к Гукинам за помощью?

А двое людей в сарае почти не шевелились. Шли самые короткие дни в году. Свет, когда он был, едва проникал через маленькие запыленные окна. Снег валил без конца: нежные, как гусиный пух, крупные хлопья устилали крышу, собирались в сугробы у бревенчатых стен, приглушая звуки внешнего мира. Они обнаружили, что холод легче переносить, если оставаться весь день в сапогах и куртках, укрывшись под толстыми шерстяными одеялами и ворохами сена. Уилл штудировал Библию. Нед разглядывал стропила. Иногда ему казалось, что он уже умер и это его гробница. Разные боязливые создания – ежи, сони и прочие – впадают на зиму в спячку. Почему подобное не может произойти с людьми в бегах? Даже когда заходили Дэниел или Мэри, чтобы позаботиться о скотине, а также оставить у подножия лестницы еду и питье для гостей, офицеры зачастую не двигались с места.

Как-то раз в конце января лай Бонни известил о появлении неожиданного посетителя. Это заглянул с визитом преподобный Митчелл. С собой он принес два памфлета, только что прибывшие из Лондона. Один представлял собой отчет о суде над цареубийцами, другой являлся собранием последних молитв и речей тех, кто подвергся казни. Вот так первые новости о случившемся достигли Массачусетса.

– Я прочел их вчера, – сказал проповедник, – и рекомендую вам оба. – Он выложил брошюры на стол. – Думаю, нам стоит созвать общее собрание и обсудить убийство короля.

Дэниел удивленно посмотрел на него:

– А вы не считаете, что оно было оправданно?

– Я не уверен. И молю Господа наставить меня на истинный путь. – Митчелл обвел глазами комнату, отклонился на пятках, чтобы заглянуть в кухню, посмотрел на потолок и только потом снова сосредоточил внимание на Гукинах. – Что и вам советую.

– Бог уже направил меня, Джонатан. Убийство тирана не преступление.

– Самые просвещенные умы в Англии не согласятся с вами.

– Просвещенные умы до сих пор готовы поверить во всякую чушь, особенно когда на кону их собственные интересы.

– В любом случае мы обязаны повиноваться закону. – Священник явно ожидал приглашения сесть. Когда оного не последовало, он нахлобучил шляпу и застегнул плащ. – Ну ладно, храни вас Господь. Будьте любезны вернуть памфлеты, когда прочтете.

Дэниел наблюдал за гостем через припорошенное снегом окно. Тот не сразу вышел на дорогу, а постоял некоторое время во дворе, разглядывая сарай. Стоял он так минуты две, потом наконец зашагал осторожно по скользкой тропинке и миновал калитку.

– Ясно как день – он подозревает, что мы их прячем. – Дэниел взял один из памфлетов и прочитал титульный лист: – «Мятежники – не святые: собрание речей, личных посланий, писем и молитв тех, кто недавно подвергся казни».

Гукин покачал головой, и вид у него вдруг сделался таким безутешным, что Мэри обвила его руками и притянула к себе. Дэниел тяжело вздохнул:

– Теперь, как полагаю, мой долг – пойти и рассказать Неду и Уиллу, что их товарищи мертвы.


Почти всю ночь офицеры не спали, читая при свете свечи. Новости, с одной стороны, были ожидаемыми, с другой – читать их в отчужденной печатной форме было тяжело: жестокость и цинизм суда, зверская расправа. Нед зачитал имена каждого из десяти казненных: Томас Харрисон, Джон Кэрью, Джон Кук, Хью Питер, Томас Скот, Грегори Клемент, Эдриан Скруп, Джон Джонс, Дэниел Экстелл и Фрэнсис Хэкер. После каждого они делали паузу и задумывались, а в конце Уилл помолился за упокой их душ: «Все они вознеслись на небо, все до единого». Описание расправы над Джоном Куком и Хью Питером, состоявшейся в одно утро, – они были третьим и четвертым в списке на смерть – получилось особенно отвратительным. Кука волокли к Чаринг-кросс на плетне, держа перед ним насаженную на пику голову Харрисона. Питера, объятого животным ужасом, привязали к поручням и заставили смотреть на казнь Кука в ожидании своей очереди. «Когда мистер Кук был снят и отправлен на четвертование, некто, известный как полковник Тернер, велел людям шерифа подвести мистера Питера поближе, чтобы он мог лучше видеть. Тогда палач подошел к нему в перепачканной кровью одежде и, потирая окровавленные руки, спросил насмешливо: „Как вам тут нравится, мистер Питер, нравится ли эта работа?“ На что тот ответил: „Я, хвала Богу, не устрашен ею, твори свое зверство“».

– Аллилуйя, – воскликнул Уилл, – что Господь дал им мужество выдержать до конца.

Все приговоренные умерли храбро, не сломавшись. Генерал Харрисон ухитрился даже высвободить руку, пока ему вспарывали живот, и ударил палача по голове, чем вынудил оного быстро перерезать ему горло.

– Но почему Питера вообще осудили на смерть? – спросил Нед. – Он ведь был проповедник, не солдат и не законник. Он не заседал в суде над королем и не подписывал приговор. Мы своих врагов никогда не подвергали таким истязаниям. Карл Стюарт был убит одним ударом.

Уилл помолчал с минуту.

– Мне следовало умереть вместе с ними. Чем сильнее мучения, тем выше награда от нашего Спасителя. – Он пролистал один из памфлетов, чтобы найти последнее слово полковника Джонса, валлийца, чей сын плыл с ними в Америку на «Благоразумной Мэри». – «Бог мой, в каком прискорбном положении находятся дорогие наши друзья за морем, вынужденные скитаться с места на место и никогда не знать покоя. Как сильно опередили мы их, ибо достигли уже цели и отправляемся на небеса». Так и есть. Они сейчас с Господом, тогда как мы прячемся в сарае, словно крысы.

Тут пролегала между ними самая острая грань, касаться которой они старательно избегали по общему молчаливому согласию. Суть ее была в том, что Уилл винил Неда, сыгравшего роль беса-искусителя и уговорившего его бежать.

– Я не трус, Уилл, – сказал Нед наконец. – Надеюсь, ты вполне это понимаешь. – Говорил он тихо. – Я не боюсь позорной смерти. При всей ее жестокости страшнее ли эта боль той, что бывает при родах и которую даже самые робкие из женщин вынуждены терпеть снова и снова? И если такова наша судьба, я ее приму: надеюсь, я взойду на небеса так же мужественно, как остальные. Но я искренне уверен, что Бог уготовил нам иной путь: остаться в живых, беречь пламя и быть свидетелями. Да и разве мы не претерпеваем страдания? Разве мы не мученики? Джон Джонс прав. Будучи в