– Имею ли я честь обращаться к миссис Гофф? Миссис Фрэнсис Гофф?
В своем радостном возбуждении она не зашла настолько далеко, чтобы забыть об осторожности.
– А можно поинтересоваться, кто ее спрашивает?
– Прошу прощения. – Неизвестный коснулся полей шляпы с плоским верхом. – Я Джон Уинтроп, губернатор колонии Коннектикут. Это майор Роберт Томпсон из Гилфорда, что в Нью-Хейвене, капитан Скот с Лонг-Айленда и мистер Натаниэль Уайтфилд, также из Гилфорда. Мы пришли навестить преподобного Хука.
– Прошу вас, проходите. Мой дядя вас ждет.
Она отошла в сторонку, пропуская их, быстро окинула взглядом улицу, не следят ли за ними, затем проводила их в гостиную. Женщина помедлила на пороге в надежде задать несколько вопросов, но дядя Уильям отрезал:
– Спасибо, Фрэнсис. Можешь пойти к своей тете. И пожалуйста, закрой дверь.
Как это жестоко, подумалось ей, исключать ее из разговора. Почти два года минуло с тех пор, как она в последний раз видела Уилла и отца. За все время она не получала от них писем, если не считать записки, нацарапанной мужем. Ей запрещали писать им, вопреки слезным мольбам, даже после смерти матери – риск сочли слишком большим. Фрэнсис попыталась подслушать беседу, но не могла ничего разобрать, поэтому спустя какое-то время ушла наверх, к тете Джейн и детям.
Ричарду было уже почти два года, и в лице его проступали отцовские черты. Он топал ножками так шустро, что взрослым пришлось соорудить калитку наверху лестницы, чтобы не дать ему свалиться. Бетти и Нэн по-прежнему часто болели, но Джудит росла здоровенькой, а Фрэнки очень помогала с малышами, хотя это едва ли можно было назвать счастливым детством для девочки десяти лет, вынужденной жить в съемном доме и донашивать одежду, пожертвованную членами церковной общины. Впрочем, сама Фрэнсис жила не лучше. Люди были добры. Они не задавали вопросов. Однако она знала, что за спиной у нее перешептываются – вот не только жена, но и дочь цареубийц, беглецов, которых должны повесить, выпотрошить и четвертовать в случае поимки. Это был лишний повод не выпускать детей на улицу – ей хотелось оберечь их от правды на возможно более долгий срок. Денег не хватало. Чтобы сводить концы с концами, ей приходилось брать стирку и подрабатывать швеей.
Дикки сидел на коленях у тети Джейн. На столе лежала раскрытая Библия – тетя ждала Фрэнсис, чтобы начать чтение. Фрэнсис держала Джудит за руку и старалась сосредоточиться, особенно во время молитв, но мысли ее неуклонно возвращались к людям в гостиной. Когда спустя пару часов она услышала звук открывающейся двери и голоса, она не сдержалась и побежала вниз в расчете перехватить гостей.
Они как раз только что вышли. Она сразу поняла, что состоялся обмен резкими выражениями. Майор Томпсон и мистер Уайтфилд, люди из Гилфорда, повернулись спиной к мистеру Уинтропу, который беспомощно раскинул руки, как если бы призывал собеседников внять ему, а те отказывались слушать.
– Друзья, друзья! – примирительным тоном произнес дядя Уильям, выходя вслед за гостями в холл. – Нам нельзя ссориться между собой. Нетерпимость – это грех, приведший нас к теперешнему бедственному состоянию.
– Нет, сэр, – заявил Уайтфилд. – Скорее это излишняя терпимость привела нас к падению. Определенно, тут не о чем больше говорить. Да пребудет с вами Господь, мистер Хук. А вам, мистер Уинтроп, да поможет Он найти путь к более правильному пониманию вещей.
Уайтфилд, Томпсон и Скот ушли. Уинтроп смотрел им вслед, качая головой.
– Вот видите, как обстоят дела, мистер Хук, – совсем безнадежно. – Губернатор вздохнул. – Ладно, спасибо вам за ваши усилия. Теперь поглядим, что из всего этого выйдет.
Он уже направлялся к двери, когда Фрэнсис окликнула его с лестницы:
– Мистер Уинтроп, пока вы не ушли, умоляю: есть у вас новости о моих муже и отце?
Он остановился и повернулся.
– Мы рассказали все, что знаем, вашему дяде.
– Но не могли бы вы рассказать и мне, сэр? Простите, я так долго не получала весточки.
– Я все перескажу тебе после, дитя, – вмешался Хук.
– Вы их видели? Они в добром здравии?
– Фрэнсис!
– Ничего страшного, мистер Хук, – сказал Уинтроп любезно. – Да, миссис Гофф, я их видел. Год назад. Они проезжали через Хартфорд. И да, оба сильно устали после путешествия, но в остальном пребывали в хорошем расположении духа.
– А сейчас? Где они?
– Где-то в колонии Нью-Хейвен, как я полагаю. Точное их местонахождение держится в тайне и известно лишь горстке людей. Так безопаснее.
– Жизнь их очень тяжела?
– Они среди друзей, миссис Гофф, и, насколько мне известно, они живы. Это уже что-то. Остальное в руках Божьих.
– Если вы их увидите, то передадите, что со мной все хорошо и с детками тоже? Что мы молимся за них каждый день и надеемся свидеться снова?
– Если увижу, то обязательно передам. – Уинтроп улыбнулся и коснулся края шляпы. – Доброго вам обоим дня, и пребудет с вами Бог.
Улыбка его померкла, едва он вышел на улицу. Если он и знал что-то наверняка, так это то, что постарается никогда не встречаться снова с полковниками. Согласно последним слышанным им новостям, они обитали в какой-то пещере. Если так, то как они могли пережить зиму? «Несчастные парни, – подумал он. – Воистину несчастные, уж лучше бы они умерли».
Хук велел Фрэнсис пройти с ним в гостиную. Женщина принялась извиняться, но он словно не слушал. Он сел спиной к ней за столик, который использовал в качестве письменного и где сочинял свои «осведомители», – находясь под запретом проповедовать, преподобный все свои силы прилагал к составлению писем, бывших, по сути, миниатюрными газетами. В них он излагал факты и слухи, собранные по городу, и распространял среди пуританских общин за пределами Лондона, на континенте и в Америке. Жили они как бунтовщики, в подполье. Над последним своим посланием Хук трудился целую неделю. Перо его проворно чиркало по бумаге.
– Боюсь, – начал он, – что твои отец и муж стали причиной серьезного раздора между нашими друзьями в Новой Англии. Люди из Нью-Хейвена, мистер Девенпорт в особенности, открыто – похоже, чересчур открыто – проявили свое гостеприимство и чинили препятствия официальным розыскам. Теперь ходят слухи, что король упразднит колонию. В таком случае ее поселения, скорее всего, поглотит Коннектикут. Обитатели Нью-Хейвена просят от губернатора Уинтропа заверений, что он на это не пойдет. Меня попросили выступить в качестве незаинтересованного посредника между ними.
– И мистер Уинтроп не дал подобных заверений?
– Не дал. – Хук покачал головой. – Он приехал в Лондон хлопотать насчет новой хартии для себя. И утверждает, что отказ подчиниться решению короля навлечет на Коннектикут подозрения.
– А ты что скажешь?
– Я понимаю обе стороны. Это присущая мне слабость. Теперь… – Он закончил писать и подул на лист, подсушивая чернила. – Мистер Томпсон сказал, что один его знакомый, некто Сэмюел Уилсон, торговец, отплывает завтра в Бостон. Он наш единоверец и готов пойти на риск и доставить депеши. Я составил свод новостей для мистера Девенпорта и только что внес маленький постскриптум, касающийся сегодняшней встречи, осторожный, но он поймет смысл. Не окажешь ли ты любезность передать бумаги мистеру Уилсону? У него дом близ реки. Я бы сам сходил, но за мной зачастую следят, да и ноги не такие проворные. – Хук сложил исписанные листы в конверт и запечатал сургучом. – Вот адрес Уилсона. Я пойду и передам Джейн новости насчет ее брата.
Фрэнсис пошла за своим плащом на кухню, а когда вернулась, дяди уже не было. На толстом конверте значилась надпись: «Преп. Джону Девенпорту, Нью-Хейвен». Адрес Сэмюела Уилсона относился к приходу церкви у верфи Святых Петра и Павла. Она повертела конверт в руках. Он представлял собой нить, пусть и тонкую, способную связать ее с мужем. Искушение было необоримым. Фрэнсис села за стол, взяла лист бумаги и окунула дядюшкино перо в чернильницу, зачернив очиненный кончик. Это мог быть только едва слышный шепот любви – никаких подробностей об истинном их положении, ничего, способного выдать, где они живут, кто отправил это послание или даже кому оно адресовано. В последнем пункте ей приходилось положиться на проницательность мистера Девенпорта.
«Дражайшее мое сердце, – написала она. – Бог разлучил нас, но по милости Его дети все здоровы, и, полагаясь на бесконечную доброту Его, я не теряю веры, что однажды мы воссоединимся».
Фрэнсис помедлила, размышляя, не добавить ли еще строчку для отца, сообщить ему о смерти мачехи – то было избавление, хотела бы она ему сказать, – но не смогла подобрать слов, а желания усугублять его терзания у нее не было.
Она сложила листок вчетверо и запечатала каплей сургуча. Потом вскрыла конверт для преподобного Девенпорта. Внутри нашелся вексель на двадцать фунтов – деньги, собранные местными пуританами. Их семье этих денег хватило бы надолго, но Фрэнсис, разумеется, даже мысли не пришло сожалеть об этом. Она засунула свое письмо среди восьми исписанных убористым почерком страниц и снова запечатала конверт, приложив в четырех местах печатку дяди. Внимательно посмотрела, что получилось. Никто не заподозрит, что его вскрывали.
Сверху донесся звук. Это дядя спускался по лестнице. Фрэнсис проворно разложила все на столе по прежним местам, потом взяла конверт и адрес Уилсона и вышла на улицу.
Дом торговца находился чуть более чем в миле от них, у реки близ Блэкфрайарса. Она спросила дорогу у служки в соборе Святого Павла и полчаса спустя после того, как вышла из кабинета Хука, уже стучалась в дверь Уилсона. Торговец оказался моложе, чем Фрэнсис ожидала, и был одет в пуританское черное. Из-за спины у него доносился детский смех. По какой-то причине этот звук ее обнадежил.
– Мой дядя просил передать вам это для доставки в Америку.
Уилсон глянул на имя на конверте и поморщился.
– Мне придется спрятать этот груз особенно тщательно.
– Но вы его доставите?
– Доставлю. Обещаю.