ы и провел бо́льшую часть правления Кромвеля чиновником правительства в Ирландии. Законник утверждал, что не встречался с Уолли или Гоффом, если не считать заседания в Вестминстер-холле во время суда над королем и позднее в Расписной палате при подписании смертного приговора. Нэйлер склонен был ему верить.
С Баркстедом и Оки дело обстояло иначе.
Как лейтенант Тауэра, Баркстед снискал печальную известность за свои жестокость и алчность, а в качестве заместителя мэра Лондона насаждал суровые пуританские порядки. Он разрушил театр «Глобус», задержал во время облавы сотни проституток, многие из которых отправлены были потом в Америку, снес все майские шесты, закрыл «Медвежий сад»[26] в Бэнксайде и запретил традиционные увеселения во вторник на Масленице. Солдаты про все это знали и потому обошлись с ним грубо: лицо у него распухло от побоев, а нос, видимо, был сломан.
Нэйлера больше интересовал тот факт, что Баркстед дослужился в Армии нового образца до чина полковника и сражался вместе с Уолли при осаде Колчестера летом 1648 года, когда сдавшихся роялистских командующих, сэра Чарльза Лукаса и сэра Джорджа Лайла, предали военно-полевому суду. Баркстед, Уолли и Генри Айртон вместе добились вынесения смертного приговора. Когда генерал Лукас стал возражать: «Неслыханно было прежде, чтобы людей убивали без зазрения совести», Уолли, по слухам, сказал: «Я вам отвечу на эти слова, сэр» – и напомнил про тысячу четыреста солдат круглоголовых, которых повесили под Вудхаузом в Уилтшире. Эту перепалку широко освещали в роялистской прессе. «После чего шесть драгун с мушкетами произвели залп. Когда Чарльз Лукас упал, сэр Джордж Лайл поцеловал его, а затем был расстрелян сам». Баркстед утверждал, что не помнит об этом инциденте.
– Но Уолли ведь был вашим другом? – Нэйлер принес трехногий стул, чтобы сесть на него и вести допрос с комфортом. Баркстед был прикован цепью к корпусу корабля.
– Был.
– Когда вы в последний раз с ним виделись?
– Не могу сказать.
– Не можете или не хотите?
– Не могу.
– У меня есть сведения, что он в минувшем году прибыл в Голландию.
– Если так, мне об этом неизвестно.
– Возможно, вы забыли. Я могу пригласить пару моих людей, чтобы они освежили вашу память.
В глазах Баркстеда промелькнул страх, но потом под истерзанной оболочкой проснулся старый солдат.
– Можете избить меня, если вам так угодно. Мой ответ не изменится. Местонахождение полковника Уолли мне неизвестно. Я только рад слышать, что он все еще на свободе.
У Нэйлера возник соблазн самому его отделать, но он решил, что это того не стоит. Клерк взял стул, лампу и перешел в следующую камеру, где сидел, забившись в угол, полковник Оки. Он командовал при Нейзби драгунским полком, и его удар помог решить исход битвы в пользу Парламента. Он наверняка близко знал Уолли. Нэйлер попробовал зайти с другой стороны.
– Ну, полковник Оки, как поживаете? – спросил он, поставив лампу на пол и усевшись на стул.
– Хорошо, насколько может хорошо поживать человек, которого подло предал один из тех, кому он доверял.
– Я вполне понимаю ваши чувства. Даунинг – это негодяй с моралью шлюхи. Мне жаль, что он так поступил с вами.
– Способны ли вы «вполне понять»? Сомневаюсь. Этот малый был у меня капелланом. Жил в моем доме. Я возвысил его из ничтожества.
– Печально видеть вас в таком положении. – Нэйлер склонился ближе. – Я могу облегчить условия содержания, – быть может, вам дозволят выходить на палубу подышать воздухом.
– Хотите заключить со мной сделку? Пожалейте свои силы. Мне нечего предложить вам взамен.
– Всего лишь немного сведений, вот все, что мне нужно. Полковник Уолли и полковник Гофф – эти люди ваши друзья?
– Гофф – едва ли: чересчур радикал и мистик, на мой вкус. А вот с Недом Уолли я был хорошо знаком.
– Расскажите о нем.
– Толковый офицер. До мозга костей человек Кромвеля. Это было одновременно и благословение, и проклятие для него.
– В каком смысле проклятие?
– Он променял свое мнение на положение. Стал креатурой Кромвеля. Вам известно, что он был среди тех, кто побуждал Оливера стать королем? Вот до какой степени прогнила республика.
– Он в Голландии, насколько мне известно.
Оки смотрел на него какое-то время, потом разразился хохотом.
– Теперь я раскусил вашу игру. Даунинг стал Иудой по отношению ко мне, а я должен буду сыграть эту роль для Уолли. И за это я всего лишь получу возможность подниматься на палубу и сохранить румянец на щеках до поры, когда меня повесят и четвертуют.
– Но говорят, что он на континенте. Если так, он наверняка должен был попробовать связаться с вами.
– Когда я в последний раз видел Неда Уолли, он прятался в канаве близ Давентри. В тот день арестовали генерала Ламберта и республика умерла. Это было почти два года тому назад. С тех пор ничего. Хотя скажу вам честно, мистер Нэйлер, я бы не выдал его, даже если бы повстречал на прошлой неделе, так что можете толковать мой ответ как угодно. А теперь вы, быть может, оставите меня наедине с моими молитвами. Мне предстоит долгое путешествие к моему Господу, а времени подготовиться не так уж много.
Нэйлер почувствовал к нему невольное уважение. Такие люди не утратили присутствия духа даже в своем плачевном положении. Неудивительно, что они победили в войне. Он снова поднял стул, но на этот раз путь его лежал на верхнюю палубу, где он приказал начальнику стражи выводить каждого из пленников на полчаса на свежий воздух под строжайшим караулом.
«Арап» бросил якорь в эстуарии Темзы под Грейвсендом утром в воскресенье, 16 марта. Мистер Пипс из военно-морского департамента выслал по распоряжению Хайда навстречу кораблю адмиральскую барку, и трех цареубийц перевели в расположенную на корме суденышка закрытую каюту. Позолоченные скамьи внутри были для удобства офицеров Адмиралтейства некогда обиты алым бархатом. Корбет, Баркстед и Оки в цепях выглядели в этой обстановке совершенно неуместно. Караульные разместились в открытом отсеке впереди, вместе с сидящими на веслах матросами. Лопасти погрузились в воду. Барка тронулась с места. Спустя несколько минут Нэйлер ощутил такое уныние, глядя на пленников, а тем более слушая звяканье кандалов при любом их движении, что предпочел выйти наружу.
К Тауэру они подошли в сумерках. Цареубийц вытолкали из каюты и погнали по покрытым зеленой слизью ступеням под воротами Предателей. Когда Баркстед проходил мимо, Нэйлер не удержался и заметил, что для бывшего лейтенанта это как возвращение домой, «хотя размещаться, боюсь, вам придется в апартаментах не таких комфортабельных, как вы привыкли». Затем барка доставила Нэйлера к пристани у Эссекс-хауса, и он зашагал через сад, чтобы провести ночь в своих комнатах.
На следующее утро Нэйлер отправился прямиком во дворец Уайтхолл, где принял поздравления от замещавшего его Сэмюела Нокса.
– Добыли вы какие-нибудь сведения касательно Уолли и Гоффа? – осведомился Нокс после того, как Нэйлер уселся за стол и описал, как произошли аресты.
Ему показалось или его секретарь слегка издевается?
– Нет, мистер Нокс, не добыл. А вот вы, судя по улыбочке, что-то разузнали.
Нокс раскрыл папку.
– Помните торговца по имени Сэмюел Уилсон, который подозревался в передаче секретных сообщений между пуританами в Лондоне и Америке?
– Разумеется. Это я приказал установить за ним слежку.
– Пока вы были в Голландии, я выяснил, что его корабль готовится к отплытию, и организовал на нем обыск. Среди груза мы обнаружили великое множество подпольных газет, религиозных трактатов и тому подобного. Уилсон сейчас под стражей и клянется, что понятия не имел об этих вещах и откуда они взялись.
– И как это касается Уолли и Гоффа?
– Среди бумаг нашли вот это. – Секретарь положил перед Нэйлером пухлый конверт.
– Преподобный Девенпорт, – проговорил Нэйлер. – Тот еще тип. – Он пробежался глазами по страницам: список жалоб на преследования пуритан правительством и разные порочащие короля сплетни. И добрался до конца. – Подписано «Д. Дж.». Кто это?
– Принадлежность этих инициалов не установлена. Но, судя по содержанию, это пуританский проповедник преклонных лет, некоторое время живший с Девенпортом.
– Уильям Хук?
– Так я полагаю. Он описывает встречу с губернатором Уинтропом и несколькими видными представителями Нью-Хейвена, которая состоялась два воскресенья назад и приняла, похоже, неудачный оборот. И будьте любезны более внимательно взглянуть на самую последнюю часть.
Почерк был бисерным, строчки сливались одна с другой ради экономии бумаги, но вполне разборчивым. «Прошу, передайте привет моим родственникам, упомянутым в одном из ваших последних посланий, и ознакомьте их с содержанием сего, насколько сочтете нужным. Скажите, что их друзья здесь в здравии».
Нэйлер поднял глаза на Нокса:
– Его родственники? Уж не Уолли и Гоффа имеет он в виду?
– Почти наверняка. Уолли – его шурин, Гофф – муж племянницы. В числе «друзей» определенно присутствует Фрэнсис Гофф. Внутри конверта нашлось еще одно послание.
Секретарь передал ему записку жестом, в котором, что необычно для него, присутствовала некая вычурность. Написана она была совсем другой рукой – нетренированной, почти детской.
– Один из наших агентов доложил, что дом Уилсона за день до намеченного отплытия корабля навещала женщина. Она описала ее как особу лет двадцати с чем-то, худощавую, бедно одетую. Но при этом неизвестная была явно не дура – сумела уйти от нашей шпионки, затерявшись в городе.
– Фрэнсис Гофф, – промолвил Нэйлер. Он поднес записку к носу и понюхал. У Сары была привычка опрыскивать любовные письма духами, но от бумаги Фрэнсис не пахло. Но это вполне естественно, она же добрая пуританка. – Нам известно, где она живет?
– Жила в Суон-Элли вместе с Хуками. Но они явно проведали про арест Уилсона и снова переехали.