Нед наклонился и поворошил поленья в очаге.
– Я не хотел тебя обидеть, Уилл. Оливер всегда уважал тебя за набожность.
– Но мы были правы, – яростно заявил Уилл. – Мы никогда бы не смогли прийти к соглашению с Карлом Стюартом. Не стоило даже пытаться. – Он с подозрением посмотрел на тестя. – Мне любопытно иногда, что ты там пишешь в этой своей книжке.
Он докурил трубку и ушел к себе в комнату.
В течение двух недель армия дебатировала в Патни, ища наставления от Господа, а я тем временем оставался в Хэмптоне. Почти каждый день до меня доходили сведения о том, как сильны настроения против короля. По завершении прений, ноября одиннадцатого дня, генерал Кромвель прислал мне письмо с приказом явиться к нему. У меня имелась причина запомнить точно его слова: «Дорогой куз. Уолли, за границей ходят слухи о готовящемся покушении на особу его величества. Посему прошу нести охрану еще бдительнее, ибо, если подобное случится, оно будет истолковано как ужаснейшее из злодеяний».
Я незамедлительно, в тот же день, показал письмо королю. И дал слово чести, что прислан охранять, а не убивать его и он может быть уверен, что ничего подобного под моей охраной с ним не случится и что, если понадобится, я паду мертвым, защищая его. За это он меня поблагодарил.
– Вы всегда обращались с нашей особой весьма уважительно, полковник Уолли.
Я усилил стражу, как было приказано, но, по правде говоря, чтобы перекрыть все выходы и входы такого большого дворца, требовалось четыреста или пятьсот солдат, тогда как у меня имелась едва четверть от этого числа.
В обычае у короля было проводить четверг – а был именно этот день недели – в сочинении писем в зарубежные страны, и выходил он из своей опочивальни между пятью и шестью часами вечера, после чего обращался к молитве и шел на ужин, а затем отходил ко сну. Вечер был ветреный и дождливый, непогода разыгралась не на шутку. В пять я вошел в комнату по соседству с его спальней и осведомился у слуг про короля. Они сказали, что он еще пишет. В половине шестого, а затем в шесть я спрашивал снова. В семь, чувствуя нарастающее беспокойство, я выразил одному из прислуживающих в спальне придворных, мистеру Моулу, опасение, что король мог заболеть, и попросил его зайти в опочивальню. Тот ответил, что государь строго-настрого велел его не беспокоить и он не может ослушаться и к тому же дверь заперта. Я посмотрел в замочную скважину в расчете увидеть короля, но ничего не разглядел.
Ближе к восьми я отправился к мистеру Смитби, хранителю личных покоев государя, и по моей просьбе мы с ним прошли черным ходом через сад, в котором у меня стояли караульные, поднялись по лестнице, а далее проследовали сквозь череду палат, пока не оказались в комнате, соседней с опочивальней его величества, где мы обнаружили лежащий посреди пола плащ короля, что меня сильно удивило.
Тогда я приказал мистеру Моулу войти. Он сказал, что сделает это, но мне следует оставаться в дверях. Я согласился и сдержал слово. Мистер Моул почти сразу вернулся и сообщил, что короля в опочивальне нет. Мы все вошли в комнату, и кто-то сказал: «Он ушел, но оставил для вас письмо».
Нед помнил, как пересохло у него во рту в тот миг; как он читал послание от короля, где тот благодарил его за службу («Уверяю вас, что не показанное вами сегодня письмо заставило меня принять сие решение. Должен признаться, я ненавижу, когда меня держат в заточении под предлогом опасения за мою жизнь»). Помнил, как отправил конные и пешие партии обыскивать парк в сырой и ветреной тьме ноябрьской непогоды и как сразу послал донесения Фэрфаксу и Кромвелю, предупреждая, что король сбежал.
Оливер приехал из Патни в полночь. К удивлению Неда, генерал был спокоен, даже весел. Выслушав подробный доклад, он сочувственно обнял его за плечи.
– Не убивайся слишком сильно, кузен. Мы возложили на тебя непосильный труд – удерживать его в плену и одновременно позволить ему свободно перемещаться по этому громадному зданию. К тому же этот побег может оказаться нам на руку. Король обманул наше доверие, выказал, что он за человек, и снял с нас бремя этих переговоров. Теперь в отношении Карла Стюарта мы все можем стать левеллерами.
– А что, если ему удастся бежать за границу?
– Так это еще лучше – избавимся от него. Только я сомневаюсь, что он так далеко зайдет.
Разумеется, Кромвель оказался прав. Бегство короля, как и слишком многие предприятия его правления, было смелым по замыслу и провальным по исполнению. Сбежав из Хэмптон-корта, он встретился в условленном месте с Эшбернемом и еще двумя преданными соратниками: сэром Джоном Беркли и Уильямом Леггом. Эти четверо без промедления поскакали через королевский лес на юг к побережью. Король клялся, что знает дорогу. Но в ту ненастную ночь они заблудились и к рассвету успели добраться только до Саттона. Тогда его величество предложил ехать в Саутгемптон, но Эшбернем признался, что корабль, готовый перевезти их во Францию, не зафрахтован. Вследствие этого они свернули на Лаймингтон и послали весточку губернатору острова Уайт Роберту Хэммонду, которого король считал своим преданным сторонником. Хэммонд согласился принять их, но, как только король прибыл, заточил его в замке Карисбрук и сообщил о своем пленнике в Лондон.
Позднее нам стал известен весь размах коварства Карла Стюарта. Он заключил тайный договор с шотландцами, которые должны были вторгнуться в Англию и восстановить его на престоле. Он также писал королеве Франции, что не считает себя обязанным исполнять обещания, данные под нажимом, и что «разберется в свое время с негодяями и те удостоятся вместо шелковой подвязки куска пеньковой веревки».
Вот такого сорта он был человеком. Стоит ли удивляться, доченька, что мы убили его? Не могло быть никакого мира, пока он жив.
Нед поднял взгляд. День переходил в ночь. Тени сгущались в углах комнаты.
Писать больше не хотелось. Боязно было ворошить осадок от прошлого, поднимать со дна былые страхи и подозрения. Взять, к примеру, то письмо Кромвеля, которое он велел показать королю. Неду теперь казалось, что приказ этот мог проистекать из желания не предупредить Карла о грозящей опасности, но подтолкнуть его к попытке бегства. Но это означает, что Кромвель готов был подвергнуть кузена унижению, а быть может, необходимости предстать перед военным трибуналом, а то и расстрельной командой исключительно из расчета прервать свои сношения с королем и оправдаться перед армией.
Нед подул на чернила, чтобы подсушить их, сунул толстую стопку листов в мешок и улегся на кровать. Закрыл глаза. С Оливером никогда нельзя быть твердо в чем-то уверенным. Амбиции и набожность, эгоизм и служение высшему идеалу – сплав черного металла с чистым золотом.
Глава 29
Спустя несколько дней произошло событие, изменившее отношения Неда и Уилла. День клонился к вечеру – самый суровый из дней той зимы: пронзительный ветер гнал мелкие и твердые, похожие на крупу снежинки, хлеставшие с силой мушкетной дроби через мертвые белые поля. Холод загнал Уилла домой, и он был в своей комнате. Нед сидел у окна. Оно выходило на юг, как у Уилла, на двор, улицу и далекие дома. Нед смотрел на снег, и голова у него была такой же чистой, как этот пейзаж, когда появилась бредущая по обочине дороги фигура. Это явно был мужчина, он втянул голову, прячась от ветра, а на плече тащил какую-то ношу. Он остановился у ворот Расселов и окинул взглядом дом. Нед подался назад, прячась из виду. А когда выглянул снова, человек вошел уже в калитку и подходил к двери.
Нед схватил спрятанный под подушкой пистолет и выскочил в коридор. Уилл лежал на постели и пялился в потолок. При появлении тестя он сел. Нед приложил палец к губам, призывая молчать.
– Человек пришел, – прошептал он. – Чужак.
Уолли сделал зятю знак следовать за собой.
Они вышли в коридор и подняли доски. Нед спустился по лестнице на земляной пол. Уилл сошел на несколько ступенек, потом потянулся, приладил на место доски, а затем присоединился к товарищу. Впервые пришлось им воспользоваться укрытием. Свечи у них не было. Прижавшись друг к другу в темной теплоте за печкой, они стояли и прислушивались к звукам голосов, невнятных из-за толстой каменной кладки. Вскоре послышались поднимающиеся по лестнице шаги. Тяжелые ноги протопали у них над головой и остановились. Доски поднялись. Появилась голова Джона Рассела.
– У вас гость, – сказал Нед. – Кто это?
– Он говорит, что его зовут Джеймс Дэвидс и он якобы знаком с вами обоими. Заявил, что больше ничего не скажет, пока вас не увидит.
– Не врет?
– Думаю, нет. Утверждает, что прибыл из Голландии.
– Из Голландии? – воскликнул Нед.
– Откуда он узнал, что мы здесь? – удивился Уилл.
– Ему сообщили наши друзья в Бостоне, и это заставляет меня думать, что он говорит правду. Они, должно быть, ему поверили, хотя переданное с ним письмо от них составлено, понятное дело, в осторожных выражениях. Ему дали проводника.
– Что скажешь, Нед?
Уолли задумался.
– Если ему известно, где мы, то хуже уже не будет. Вот только я не припомню никого по имени Джеймс Дэвидс.
– Я тоже. Имя смахивает на вымышленное.
Они выбрались из каморки, отряхнули пыль с одежды и спустились за Расселом вниз. Уилл, сгорающий от любопытства, был первым. Нед, более осторожный, шел за ним с пистолетом.
Чужак стоял и грелся у очага, потертая кожаная сумка лежала у его ног. Он походил на бродягу: узкое, изможденное лицо, покрытое пятнами от мороза, длинные спутанные волосы и борода, слегка подернутые сединой. Он снял шляпу.
– Полковник Уолли! Полковник Гофф! Как я рад видеть вас обоих живыми! – И он двинулся к ним, раскинув руки.
– Сдается, я припоминаю ваше лицо, – проговорил Уилл удивленно.
Спустя пару секунд и Нед смутно различил под маской, оставленной шестью нелегкими годами, знакомые черты: полковник армии круглоголовых, состоятельный джентл