– Он говорит правду! – крикнул Джон, перекрывая ропот. – Бейте в колокол! Заприте дверь!
Резкое оживление. Грохот отодвигаемых скамей. Стук извлекаемых из-под них мушкетов. Крики тревоги. Призывы к Господу. Колокольный звон.
Уилл спрыгнул с возвышения и стал пробираться обратно к дверям. По пути он оглядывал окна. Слишком много. Слишком большие. Причем в здании, целиком сложенном из бревен. Огонь – излюбленное оружие туземцев. Они выкурят их. На их месте он именно так бы и поступил – и поступал бесчисленное количество раз во время войны.
– Откройте дверь, – сказал он. Ее только что заперли. Уилл замолотил по створкам рукояткой пистолета. – Открывайте!
Кто-то достал ключ.
Полковник вышел наружу, почти готовый обнаружить там врага, но луг был пуст. Совсем неподалеку, ярдах в пятидесяти, на северной стороне луга стоял дом.
– Туда! – Уилл махнул рукой. – Все, у кого есть мушкеты, за мной.
Он сделал несколько шагов, потом остановился. Никто не тронулся с места. В дверях показался Рассел.
– Он знает свое дело, – сказал преподобный. – Делайте, как он говорит.
– Принесите воды, чтобы тушить пожары, – бросил Уилл через плечо. – Потом заприте дверь и оставайтесь внутри.
Гофф возглавил отряд из примерно сорока мушкетеров – некоторые были такими старыми, что едва поспевали за ним, другие совсем еще мальчишками – и повел через луг во двор дома.
– Занимайте позиции у окон. Но не открывайте их. Держитесь тихо, чтобы ни звука и не на виду. Никто не стреляет, пока я не отдам приказ. Потом выбрали цель, приложились, выстрелили. Понятно?
– Да! – ответил хор голосов.
Теперь они подчинялись ему беспрекословно – он был единственным из них, кто, похоже, знал, как действовать. Ей-богу, из этих людей еще можно сделать солдат.
Отряд рассредоточился по дому. Два этажа. Уилл переходил от окна к окну. Шесть смотрят на церковь. По четыре человека на каждое, остальных распределить между окнами, выходящими на восток и на запад. Гофф спустился вниз и встал у двери. Прости, Господи, но он много лет не чувствовал себя таким живым. Горожанки выстроились в цепочку от колодца и передавали ведра с водой. Если не поостерегутся, их могут застать на открытом месте. Уилл поднес ко рту сложенные рупором ладони и крикнул: «Хватит!» И махнул, чтобы уходили. Цепочка распалась, женщины поспешили в дом собраний. Дверь закрылась. И как раз вовремя, потому как спустя едва минуту Уилл заметил первого из нападающих, который осторожно выбрался на луг, держа мушкет поперек обнаженной груди.
Уилл вошел в дом, запер дверь и взбежал наверх.
Взведя курки пистолетов, он расположился позади людей у одного из окон и стал наблюдать. Нападающих человек тридцать, возможно больше, вооружены мушкетами и луками, некоторые на лошадях. Молодые мужчины, мускулистые, полуголые, они направлялись прямо к дому собраний. Всадники заглядывали в окна. Двое из пеших подергали дверь. Внезапно индейцы разразились воплями. Никакого плана атаки, никакой тактики, ни малейшего страха – только ярость и возбуждение. Громыхнули несколько выстрелов. Зазвенело стекло. Затем направленная твердой рукой горящая стрела просвистела над лужайкой и влетела в открытое окно. Воины стояли и наблюдали, что будет, подбадривая себя кличами. Выпустили еще одну огненную стрелу. Она попала в брус прямо под кровлей и засела в нем, полыхая.
Уилл навел один из пистолетов, хотя на такой дистанции он был бесполезен.
– Пли!
Дом наполнился грохотом и дымом. От резкого запаха серы заслезились глаза. Когда Уилл посмотрел снова, луг напоминал бойню: боевой отряд индейцев рассеялся, на земле валялись тела, испуганно метались лошади без всадников. Нога у одного застряла, и лошадь тащила его по траве. Уцелевшие вертели головами, пытаясь понять, откуда прилетели пули. Один выпалил из мушкета по дому.
– Заряжай!
Полминуты, чтобы перезарядить ружье с кремневым замком: насыпать пороху на полку, забить в ствол заряд и сверху пулю. Затем снова прицел. Тем временем индейцы бегом бросились к дому.
– Пли!
Выстрелив из пистолета Неда, Уилл увидел, как противник упал, и выхватил меч.
– В атаку!
Он был первым, кто сбежал по ступенькам. Колонисты повалили из дома. Тела на траве. Некоторые еще живые. Остальные нападающие побежали. Все очень молодые. Уилл погнался за одним. Раненый индеец припадал на ногу, как хромая птица. Полковник настиг его на краю луга и рубанул по шее. Тот рухнул с криком боли. За спиной Уилл слышал выстрелы и истошные вопли – это праведные обитатели Хедли приканчивали раненых.
«Бог предал их, как колосья, под наши мечи… Воздайте славу, всю славу Богу». Так говорил Кромвель.
Он встал над индейцем, схватил рукоять меча обеими руками, поднял и со всей силой вонзил клинок в мускулистую спину жертвы. Потом высвободил его и обтер кровь о траву. Затем пошел обратно в дом Расселов, поднялся в коридор, спустился в тайник, вернул на место доски, сел, сгорбившись, на матрас. Он сидел в темноте, обхватив руками ноги, поджав колени и крепко зажав между ними голову. И дрожал от холода, вопреки летнему зною.
Прошли часы. Крики. Гомон, производимый людьми, которые говорят все разом, – толпа, судя по звукам, заполонила гостиную и двор. Уилл поднял голову и прислушался. Различил густой голос Рассела, успокаивающий, уговаривающий и, наконец, приказывающий. Затем стукнула дверь. Кто-то тяжело поднялся по лестнице и прошел над ним. Доски поднялись. Сноп света. Появилась голова Рассела.
– Уилл?
Ситуация, как ее изложил Рассел, обстояла следующим образом. Двенадцать индейцев были мертвы. Трое англичан ранены. Ни один из раненых туземцев не выжил. Уцелевшие сбежали. Пожар на крыше дома собраний погасили. На окраине Большого луга выкопали братскую могилу.
– Они все были очень молодые. Не уверен, что старшие в племени вообще знали, что они затеяли. Похоже, главная драка разворачивается на севере, близ Дирфилда.
– Так, выходит, мы перебили мальчишек?
– Кровожадных юнцов, – поправил Рассел. – Они бы нас убили, если бы смогли. Вы спасли город. Люди называют вас ангелом, посланным с небес. Ищут вас. Хотят знать, кто вы такой.
Ангел!
– Мне пришлось показаться, Джон. Выбора не было.
– Да, и хвала Господу, что вы так поступили. Но понимаете, в чем дело? Покуда я услал их прочь, но они только об этом и говорят. И обязательно вернутся.
– Значит, мне нужно уходить.
– Да. – Рассел вздохнул. – Боюсь, вам придется. И скоро, пока гарнизон не вернулся из Дирфилда. Я подыскал для вас место в Хартфорде. Там обитает добрый пуританин по имени капитан Булл, лет семидесяти, старый моряк. Они с женой живут одни и будут рады приютить вас.
– Отлично. Уйду ночью.
– Нет-нет! Такая спешка не требуется! Останьтесь и поужинайте хотя бы. Завтра я найду человека, который вас проводит.
– Мне не нужен проводник. Вы сказали, что сражения идут на севере. Так вот, Хартфорд в противоположной стороне, и мне не составит труда найти его – необходимо просто идти вдоль реки на юг. – Уилл улыбнулся и похлопал Рассела по плечу. – Видите, как хорошо я изучил здешние края, после того как столько лет тут прожил? К утру я проделаю половину расстояния. А вот лошадь я бы взял.
– Разумеется.
– Я за нее заплачу.
– Да как вы можете такое говорить? – Рассел оскорбился.
– Я бы предпочел расстаться, уладив все дела между нами. Вы столько сделали за одиннадцать минувших лет. – Полковник обвел взглядом комнату. Одиннадцать лет… Честно говоря, он не жалел, что уезжает. – Всему свое время, Джон. И мое время здесь истекло.
Вещи его были уже собраны. Оставалось только вытащить их из тайника и навьючить на стоявшую в амбаре лошадь. В половине восьмого село солнце, и он был готов. В золотистых сумерках Уилл прошел на задворки дома. Могила Неда поросла травой. Ничто ее не отмечало. Вечерним хором щебетали птицы. Ветер шевелил листву на яблонях, последние летние пчелы жужжали среди диких цветов. Он опустился на колени и коснулся земли ладонью. Тут должно было бы стоять надгробие, но Уилл знал, что его никогда не будет. «Здесь покоятся останки полковника Эдварда Уолли: мужа, отца, человека Божьего, который прорвал строй принца Руперта при Марстон-Муре». Он постоял так некоторое время, затем поднялся и вернулся в амбар.
Никто не видел его отъезда из города. К полуночи он был в Спрингфилде. Отдохнул пару часов в лесу, в миле от города, а с рассветом двинулся дальше. Уилл счел безопасным путешествовать в дневное время – едва ли властям будет до него дело во время войны. Тем не менее, заметив марширующую на север колонну солдат, он предусмотрительно опустил голову и с облегчением выдохнул, когда солдаты прошли мимо, не удостоив его даже взглядами. К полудню он добрался до паромной переправы под Виндзором. Здесь было полно народу – люди со своим скарбом перебирались на юг, на более безопасные территории. На расспросы Гофф отвечал коротко, не позволяя втянуть себя в разговор. Нет, индейцев он не видел. Да, про то, что Брукфилд и Дирфилд сожгли, ему приходилось слышать. Нет, он не согласен, что война должна идти до тех пор, пока не убьют последнего индейца: не важно, что там в Писании говорится о праве христиан истреблять язычников – это противно учению Христа. После этого его оставили в покое.
К ночи он въехал в Хартфорд и не далее как через сотню шагов был остановлен патрулем, вооруженным пиками и мушкетами. В городе комендантский час, он разве не слышал об этом? Кто такой? Почему так поздно? Уилл представился Уолтером Голдсмитом и сказал, что ищет дорогу на Саут-Мидоу, к усадьбе Уорда. Кто такой Уорд, он понятия не имел, просто не хотел упоминать имени Булла, а Рассел обмолвился, что дом капитана соседствует с усадьбой Уорда. Патрульные указали ему путь.
Когда полковник добрался до места назначения, было совсем темно. На окне горела лампа. Дверь открыл мужчина: невысокий и худощавый, полная противоположность своей фамилии