Итак, это произошло почти четыре года назад. С тех пор «суровая, пожилых лет персона» вполне могла умереть. Еще более очевидно, что, если этот человек еще жив и он действительно Гофф, едва ли стал бы задерживаться в Хедли. Городок крохотный, Нэйлер о таком даже не слышал. Если полковник вышел из укрытия, то наверняка вынужден был сразу же переехать. Теперь он может быть где угодно.
Нэйлер сидел неподвижно в кресле, погруженный в раздумья, а день тем временем заканчивался и на улице под окном загорались фонари.
Он услышал, как открылась входная дверь, – это пришла Катрин.
– Es-tu là, mon amour?[34] – окликнула его она. В голосе ее звучали непривычные мягкость и симпатия, и это, как правило, означало, что совсем недавно она занималась любовью с кем-то другим.
– Oui, ma chérie, je suis là[35].
И с какой стати он еще колеблется? Когда Хайда отправили в изгнание, ничто не удерживало его в Англии. Так и теперь ничто не держит его во Франции.
След теплый. Охота начинается снова.
На следующее утро он сказал ей, что неотложные дела требуют его возвращения в Лондон. Заверил, что возвратится не позднее чем через пару месяцев. Дал денег, сколько мог выделить, и разрешение, если она окажется на мели, продать часть его имущества, начиная с книг. Оба подозревали, что он не вернется, поэтому прощание получилось более сердечным, чем каждый из них ожидал. Они крепко обняли друг друга, как двое переживших кораблекрушение, которым предстоит расстаться. В середине августа Нэйлер был уже в Лондоне.
Он снял комнату над таверной на Милфорд-лейн, улица была такой же грязной, как прежде, но хотя бы знакомой. Из окна открывался вид на его старое жилище в Эссекс-хаусе. Нэйлер примостил миниатюрный портрет Сары на ночном столике, потом завалился на кровать и принялся штудировать тонкое досье на Гоффа, сопровождавшее его во всех странствиях. Вот записка, отправленная им жене перед отъездом в 1660 году; ее письмо, адресованное мужу и перехваченное Ноксом в 1662-м, портрет Гоффа в молодости, запись об участии в качестве судьи в процессе над королем – он не пропустил ни одного заседания; заметка из «Лондонского осведомителя» и прочие документы, собранные Нэйлером за годы. Обдумав план действий, он захватил досье и пошел повидать Нокса.
Странное он испытывал чувство, идя старой дорогой по Стрэнду в Уайтхолл; еще более странным было остановиться у дверей дворца и отправить записку с просьбой переговорить. Спустившись, Нокс прошел мимо, и Нэйлеру пришлось его окликнуть.
– Мистер Нокс, я здесь.
Секретарь обернулся и воззрился на него.
– Мистер Нэйлер, это вы? – Ему не удалось скрыть удивления. – Я вас не узнал.
– Да ладно, неужели все так скверно? Я постарел, потолстел и изрядно облысел, но при этом, увы, не стал ни мудрее, ни богаче. Позволите отнять некоторую толику вашего времени?
– Разумеется, сэр. Для вас у меня всегда найдется время.
Он проводил его по лестнице и по коридору в бывший кабинет Нэйлера. С пару минут они поболтали о пустяках. Нэйлер осведомился о жене и детях Нокса, совершенно его не интересовавших, поведал пару историй про бытность Хайда в изгнании, потом Нокс спросил, как долго намерен он пробыть в Лондоне.
– Это в значительной степени зависит от вас.
– От меня, сэр? – Нокс нервно улыбнулся. – Как это?
– У меня есть основания полагать, что я вычислил местонахождение нашего старого друга полковника Гоффа.
При упоминании имени улыбка Нокса стала несколько натянутой, а когда Нэйлер выложил перед ним на стол «Лондонский осведомитель», и вовсе сошла с лица.
– Это что?
– Прочтите, мистер Нокс, и скажите, ошибаюсь ли я, заподозрив, что наша старинная добыча наконец-то обнаружила себя.
Откинувшись на спинку стула, он с удовлетворением наблюдал, как голова Нокса склоняется над заметкой. Закончив читать, секретарь поднял глаза и уклончиво пожал плечами.
– Вероятность имеется, я так полагаю.
– Вероятность? Должен сказать, это почти наверняка так. Я удивлен, что никто в правительстве не принял никаких мер.
Нокс слегка поморщился, как от зубной боли:
– Честно говоря, мистер Нэйлер, мы больше не сильно озабочены поисками цареубийц. Практически все из них числятся уже среди покойников.
– Но не этот.
– Пусть так. Но даже если он жив, я сомневаюсь, что Совет даст добро на новую охоту.
– Я про участие Совета и не говорю. Я готов заняться этим делом лично.
– Не уверен, что это разумно, сэр.
– Это дело не разума, а чести. Много лет назад я дал клятву тому, кто был очень мне дорог, и намерен ее сдержать. Мне от вас нужны всего лишь две вещи: частная услуга, если угодно.
– И о чем речь?
– Прежде всего мне хотелось бы узнать адрес миссис Фрэнсис Гофф.
– Мы уже долгие годы не следили за ней.
– Но полагаю, у вас до сих пор действует сеть осведомителей среди пуритан?
Нокс кивнул:
– Если получится, я ее найду. Какая другая просьба?
– Мне потребуются услуги вашего лучшего специалиста по подделкам.
Нэйлер потратил на составление письма уйму времени. Он сидел за столом в своей комнате на Милфорд-лейн, положив перед собой записку Гоффа жене, а портрет Сары стоял, прислоненный к подсвечнику. Он пытался представить, что сказал бы ей, будь она жива, какое безмерное стремление к ней мог бы выразить, но каждый следующий вариант получался безнадежней предыдущего. «Дражайшее сердце» казалось вполне безопасным началом – именно так обратился Гофф к Фрэнсис в записке. Но все, что Нэйлер сочинял дальше: «Я жажду услышать снова твой голос, грежу о твоем милом лице, скучаю по твоим нежным ласкам каждое мгновение нашей разлуки…» – звучало фальшиво в устах сурового фанатика. Любовь, решил он, пуританам недоступна.
В чем он был уверен, так это что Гофф не преминет упомянуть о Боге. Поэтому он направился в расположенную по соседству часовню Эксетер-хауса и провел вечер, листая Библию в поисках подходящей цитаты. Нэйлер остро осознавал, что сидит буквально в паре шагов от того места, где видел в последний раз Сару и где Уолли и Гофф, упивающиеся своей властью и праведностью, отдали солдатам приказ прервать празднование Рождества – Рождества! – как если бы это был какой-нибудь сатанинский шабаш, и убили лучшую женщину на свете. Ненависть зашевелилась в нем, похожая на свернувшуюся в клубок ядовитую змею, как в тот далекий день двадцать лет назад.
Он захлопнул Библию. Безнадежно. «Снизойди же, Бог, если Ты есть, – подумал он, – и подскажи, что написать». Потом открыл книгу снова наугад, и нужное место оказалось у него перед глазами.
Специалист по подделкам вошел в комнату – это был похожий на чиновника или учителя мужчина с перепачканными чернилами пальцами, представившийся как Карби. Он уселся за стол, снял кафтан, закатал рукава, внимательно рассмотрел записку Гоффа и попросил принести еще свечей.
– Любопытный почерк, – заметил он и сделал несколько попыток скопировать его. – Умный человек, хотя, возможно, без хорошего образования, недостаток которого он пытается скрыть за вычурностью. Что вам угодно, чтобы он сказал? Чем короче, тем лучше.
– Письмо короткое. – Нэйлер передал ему текст. Он решил, что краткость – это ключ к достоверности.
Содержание мистер Карби не прокомментировал. Работал он быстро. В течение пары часов он изготовил два варианта, которые положил рядом под свечой и стал внимательно разглядывать.
– Думаю, этот, – сказал он. – Тут рука свободнее.
– Как скажете.
– Кому адресовать?
– Миссис Фрэнсис Гофф. – Нэйлер произнес по буквам. – Итак, мистер Карби, сколько я вам должен?
– Нисколько, сэр. Мистер Нокс мне уже заплатил.
Спустя пару дней, пока Нэйлер валялся на кровати, изучая недавно купленную с рук Библию, из здания Тайного совета прибыл посыльный в ливрее. Он, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись в столь обшарпанной обстановке. Нэйлер сломал печать на записке: «Особа, которую вы ищете, проживает в доме 2 по Спайтел-ярд, Бишопсгейт». Это было все.
– Спасибо, – сказал Нэйлер. – Ответа не будет.
Он отправился туда немедленно – вдоль Темзы до Лондонского моста, затем на север через городские ворота. В этом самом месте вспыхнул Великий пожар, начавшись в лавке какого-то злополучного пекаря. Знойное марево висело над обширными участками пустой земли, заросшими бурьяном. Тем не менее его удивило, как много уже было отстроено. Нэйлер шел дальше, мимо Финсбери-Филдс, где он арестовал полковника Джонса, разгуливавшего так, как если бы ему нечего было опасаться. Шел мимо обнесенных лесами и строящихся зданий до самого Бишопсгейта. Спайтел-ярд оказалась узкой мощеной улочкой со жмущимися друг к другу домами неподалеку от городской стены. На дороге играли дети. Навстречу прошествовали два пуританина в черном, окинув его подозрительными взглядами. Определенно, этот район представлял собой змеиное гнездо. Нэйлер прибавил шагу. Дом номер два располагался в дальнем конце улицы – обшарпанный, с потрескавшимися и закопченными огнем стенами, по виду как заброшенный. Он свернул за угол и свистнул, привлекая к себе внимание одного из мальчишек.
– Плачу шестипенсовик, если передашь это письмо леди, живущей вон в том доме. Только ей лично в руки, понял? Если ее нет дома, принесешь письмо назад ко мне. А если спросит, откуда оно, скажешь, что его дал тебе один джентльмен.
Ухмыляясь своей удаче, юнец взял письмо. Когда он повернулся, чтобы бежать, Нэйлер ухватил его за руку.
– И без фокусов, парень. – Он сдавил руку так, что мальчик скривился. – Я за тобой слежу. – И отпустил руку.
Мальчишка подбежал через улицу к дому и постучал. Поначалу ничего не происходило, и Нэйлер испугался худшего – дом выглядел необитаемым; возможно, переданные Ноксом сведения устарели. Но потом дверь приоткрылась, из нее выглянуло женское лицо. С такого расстояния невозможно было определить, действительно ли это Фрэнсис Гофф, да и с их прошлой встречи минуло восемнадцать лет. Женщина поговорила с мальчишкой. Потом открыла дверь шире и обвела взглядом улицу. Нэйлер поглубже нырнул за угол, а когда рискнул выглянуть снова, дверь закрылась. Он стал ждать.