миг сожрать и корабль, и всех, кто находится на нём, а уютная колыбель.
А потом всё как-то вдруг, внезапно закончилось. Ветер ослаб, волны перестали кидать судно из стороны в сторону и начали уютно покачивали его. Тучи рассосались, и между ними даже начали пробиваться лучи Ока. Зуд в руке, так больше никак и не проявивший себя, пропал. Я чувствовал прилив сил, будто не стоял, рискуя быть смытым, а отдыхал всё это время. Только было очень холодно. Сейчас, когда появилась возможность расслабить мышцы, я понял, что дрожу. Кинул виноватый взгляд на Валерию, уж если мне холодно, то каково должно быть бедной девчонке. Но она стояла, как ни в чём не бывало, в полностью расслабленной позе. И ни синих губ, не стучащих зубов!
Тем временем, из трюма показались матросы. Правда, радости от миновавшей непогоды на их лицах не было. О причине не пришлось долго гадать: нескольких членов команды вынесли на руках.
— Что с ними? — спросил я ближайшего моряка.
Тот окинул меня высокомерным взглядом и сначала, казалось, хотел просто проигнорировать — но потом всё же буркнул в ответ:
— Груз сорвался. Придавило.
Только услышав это, я бросился вниз. Посмотреть, целы ли гномы и Рекс с Пострелом, которых держали в отдельном помещении для животных, вместе с волами и лошадьми.
К счастью, все наши оказались в порядке. Но олегчения это не принесло. Насупленные лица матросов и их злобные взгляды то и дело обращались к гномам.
— Это из-за ваших ящиков!.. — наконец злобно прошипел, не выдержав, один из моряков.
— Из-за наших? А кто их не закрепил, трещину вам в стену, а? — Тюрин был само спокойствие.
— Кто знал, что такой шторм будет!
— Кто знал, кто знал… Вы и должны были знать. И вините только себя, не сваливайте на других!
— Хватит лаяться! — голос капитана, незаметно подошедшего к спорящим, заставил всех замолчать, даже Тюрина. — У нас один труп и четверо раненых. При том, что команда и без того была не полная. Как дальше пойдём, а?..
Я оглядел хмурые лица и осторожно поднял руку, как примерный ученик:
— А может… Я помогу? Конечно, уметь я ничего не умею, но учусь быстро.
Все взгляды скрестились на мне, и что только в них не читалось. Но, в основном, это было удивление.
— Если… Уважаемые гномы позволят своему слуге на время присоединиться к команде.
— Он не слуга нам, а друг Рода, — Тюрин ответил всё так же бесстрастно. Но мне в его голосе послышалась лёгкая издёвка и нотки превосходства. И меня это радовало, хотя издевался он, казалось, над моим сородичем. Пусть сам я не являлся гномом, но подгорные жители казались мне порой куда человечнее людей.
Глава 40
«Почти у всех вещей и явлений на свете есть неприятное свойство: то их слишком много, а то — нет вообще». Так сказал Тюрин, после чего начал долго и витиевато материться по-гномьи, посылая на головы духов ветра падающие камни, на морское дно — глубокие трещины, а на Малыша проклятие вечной трезвости. Ведь полурослик, негодяй такой, нанял быстроходный, но зависящий от ветра бриг «Ласточка», вместо какого-нибудь парохода, того же стоявшего в Торне «Вулкана», пусть более медленного, но зато с паровой машиной!
Малыш на все обращённые к себе упрёки пожимал плечами, мол — я не я, шхуна не моя. К слову, предводитель гномов честно признал, что в иной ситуации лёгкий парусник был бы предпочтительнее. Но… Дурацкий штиль смешал все камни! И мы стояли уже который день, с бессильно обвисшими парусами, и были вынуждены слушать гномье ворчание и ругань. К слову, раздражёнными и обеспокоенными выглядели все из нашей команды, кроме Мерина, с головой погрузившегося в работу с моим мечом, и самого Малыша, как-то отыскавшего доступ к корабельным запасам алкоголя, или к сердцу, вернее — кошельку того, кто его раздаёт.
— Можем не успеть пройти перевалы до того, как их занесёт. Если ждать весны, клан Золотоого Молота тоже… — Тюрин повернулся — взгляд его был обращён к далёкому горизонту, где на темном вечернем небе отчётливо виднелась комета, и увидел меня. Гном прервался на полуслове, будто думая — говорить дальше, или нет, и начал усиленно пыхтеть трубкой, сверля меня взглядом.
Я пожал плечами, смотря гному в глаза:
— Прошу прощения, что случайно подслушал. Чужие тайны мне не нужны. Но… Я, если что, не настолько глуп, чтобы не догадаться, что вы куда-то спешите, и что это очень важно для вас.
Тюрин выпустил изо рта поочерёдно несколько колечек дыма, хмуря брови, и наконец продолжил свою речь:
— Человек, не подумай, что мы не доверяем тебе. Просто… Это не наша тайна. Она слишком много стоит, слишком важна для нашего рода. Рассказывать тебе это сейчас… Не готов.
— Хорошо-хорошо! — я примиряюще поднял руки и демонстративно сделал шаг назад. — Но вообще, я просто подошёл сказать: капитан считает, что штиль скоро кончится. Слышал, как он говорил помощнику, объясняя это какими-то приметами.
— Вот это было бы прекрасно! Радостная новость, — на лице гнома появился намёк на улыбку, суровые складки на лбу чуть разгладились. А серо-стальные глаза блеснули хитрым огоньком: — Ну и как тебе работа на корабле, а, юнга?..
— Да, в общем-то, не жалею… — сказал я чистую правду в ответ. Хотя всё оказалось совршенно не таким, каким я это представлял себе.
Я думал, что меня сразу отправят лазить по вантам, собирать-расправлять паруса… Ага, сейчас. Мне приходилось делать что угодно, но только не это. Я помогал конопатить борта, выкачивать воду из трюма, драить палубу. То таскал инструменты корабельному плотнику, то штопал паруса, то возился с канатами, то чистил местную картошку, слушая ворчание кока. А самое главное — выучил все эти «брамсели» и «стаксели».
Но я получил хоть какое-то занятие, за которое, пусть и со скрипом, капитан обещал заплатить. А самое главное — эта моя временная «работа» помогла, как мне кажется, немного приблизиться к пониманию окружающего мира.
Дело в том, что если раньше матросы меня демонстративно не замечали, то после того, как я вошёл в «команду», будто сломалась некая стена. Нет, это было вовсе не дружеское общение, в основном ко мне обращались с просьбами «принеси» или «сделай», другие юнги, их было ещё двое, шутили вместе с остальными и были прямыми конкурентами, пытаясь свалить на меня свою работу, но… Разница оказалась огромной. И, с другой стороны, гномы как-то вдруг внезапно отдалились, стали более сдержанными в эмоциях, и хоть не игнорировали меня явно, но держались обособленно.
И у меня в голове будто сложились отдельные фрагменты общей картины, и всё стало ясно. Ну или, по крайней мере, мне так показалось. То, как я появился в этом мире, как односельчане с трудом терпели Гурта, несмотря на то, что он обладал по идее очень нужной на деревне профессией, как так и не принияли меня, как раз за разом все люди, к которым выходили, пытались обмануть и ограбить, не проявляя и капли сочувствия. Как получилось с гномами — когда они вдруг, после некоей переломной точки, приняли меня за своего, хотя до того относились тоже очень осторожно. Как меня задирали в «Хромом пони». Как игнорировала команда корабля — причём, они так же игнорировали и гномов, и того мерзотного паренька-пассажира, с которым, к счастью, встречались мы теперь редко.
Объяснялось всё это очень просто, если предположить «кастовость» и «клановость» окружающего мира. Тут можно верить только «своим». Остальные — враги, или те, кто пытается надуть или воспользоваться, и проявлять к ним какие-то чувства, тратить на них какие-то ресурсы — глупо и противопоказано. Мне всё это казалось странным и непривычным, уверен совершенно точно, что в моём прошлом ничего подобного не было. Но здесь это в порядке вещей, и придётся привыкать…
Оглядевшись по сторонам и порадовавшись, что никто из команды на меня не смотрит и не спешит припахать к чему-нибудь, я заговорщицки склонился к Тюрину и Малышу. Валерия была где-то в трюме, либо с нашими, либо пошла проведать Рекса с Пострелом. Прекрасный случай узнать кое-что.
— Тюрин, Малыш… Маленькая просьба. Я говорил вроде, с памятью поблемы, не всё помню или знаю. Не просвятите насчёт одного вопроса?
— Да, конечно, спрашивай! — голос Тюрина звучал чуть удивлённо, но он с интересом смотрел, сдвинув трубку в угол рта.
— Мне бы по поводу клятв. Действительно ли, если ты даёшь клятву, никому не можешь об этом рассказывать?
Услышав это гном, казалось, чуть не выронил свою трубку.
— В себе ли ты, человек?
— Говорю же, не помню…
— Конечно, клятвы нельзя нарушать. Иначе Боги проклянут.
— Но если, допустим, я нарушил?
— Не советовал бы…
— Я не про себя. Я ещё не успел дать ни одной клятвы. Я так, гипотетически…
— Ги-по-те-что?!
— Ну, фантазирую. Что будет, если какой-нибудь человек, или не человек, нарушит клятву.
— Что будет… Плохо ему будет, конечно же.
— Как? В чём?
— Заболеет. Оступится, упадёт и убьётся. Утонет. Упадёт камень на голову. Всех вариантов не счесть…
— Всё это, описаное… Оно точно связано именно с нарушением клятвы?
— Связано, поверь, ещё как связано. Не рекомендовал бы связываться с этим со всем, вообще.
— А есть смягчающие обстятельства? Там, во сне проговорится, или по пьяни. Или, напрмер, нельзя рассказывать — но напишет.
Гном отрицательно покачал головой, нахмурившись.
— Не советую ничего из этого пробовать. Плохо кончится. Если твоя женщина поклялась что-то не рассказывать… Забудь про это. Или ищи пути, как узнать, но чтобы она оказалась не при делах.
На этом нас прервал окрик боцмана — мои руки опять требовались где-то на корабле. Благодарно кивнув гному, я побежал выполнять свои обязанности, погружённый в раздумья о том, как бы и где выбить всю правду о прошлом Валерии.
Глава 41
Это был самый обычный день, когда со стороны кормы, на горизонте, появился небольшой дымок. Он становился всё больше и больше, и вскоре стало понятно: нас на всех парах догоняет некое судно.