Значит, она и есть первая претендентка на здешний престол? Та самая, о которой ее сразу поставил в известность Брюс, когда чуть не выставил за дверь! Что ж — прелестное создание. Такие часто в жизни выигрывают!
— Рада с вами познакомиться, — довольно радушно сказала Энн, протянув руку, и Пэгги Макинрой с облегчением вздохнула: голос девушки был не так хорош — его портил сильный северный акцент, выдававший явно провинциальный говор. Неприятной оказалась и влажная узкая ладошка — будто касаешься скользкой рыбки.
— Энн, — проговорила Пэгги. — Хорошее имя. Это в семье вас так называли?
— Нет-нет, — сказала девушка, — отец не мог уделять мне внимание из-за своей работы, всегда, знаете ли, был очень занятой человек… Он уговорил одну семейную пару, чтобы взяли меня к себе, но сам каждый месяц приходил и навещал. Моим приемным родителям не нравилось имя «Пэгги», они звали меня Энн, а когда отец умер… ну, вот я и здесь.
Похожая история, подумала про себя Пэгги. Кстати, в приюте ей самой тоже пытались дать новое имя, а она воспротивилась. И хорошо, что проявила характер. У этой, судя по всему, характера как раз и не хватило. И Вилли выбрала, наверное, по той же причине. Он, конечно, хорош — один из самых элегантных мужчин, которые Пэгги встречались в жизни. Он легко вписался бы в самое рафинированное общество Бостона. Но она все равно предпочла бы не его, а Брюса, хоть тот и грубоват. Впрочем, разве кто-нибудь предлагает ей выбор?..
Тут в дверях показался еще один человек. Пэгги с удивлением подняла глаза. Пожилая женщина, одетая в белую, сильно накрахмаленную форму медицинской сестры, широкими мужскими шагами подошла к их компании и представилась:
— Глория Стоун.
Пэгги обменялась с ней рукопожатием, которое оказалось столь сильным, что пришлось растереть пальцы. Энн, видимо, знала такую особенность медсестры и жеманно усмехнулась.
— Теперь все в сборе, — сказал Брюс. — Можем начинать.
Он проводил собравшихся к столу. Сам сел во главе, Пэгги посадил справа, Энн слева от себя. Вилли плюхнулся рядом с Энн, а Глория Стоун уселась рядом с Пэгги. Не успели они занять свои места, как с кухни появилась миссис Морден, толкавшая впереди столик на колесиках, заставленный блюдами, от которых валил пар.
— Традиционный семейный обед, — объявила экономка, расставляя их в центре стола. — Выбирайте, что кому нравится, и угощайтесь.
— Это мне по душе, — улыбнулся Брюс.
— Должно быть, от такой еды ужасно толстеют, — тяжело вздохнула Энн.
— Только некоторые, — ответила миссис Морден, поворачиваясь и пытаясь скрыть невольный смешок. — У кого слишком велик аппетит…
Обед прошел быстро. Говорил в основном Брюс.
— Сначала немного об Энн. Представляете, она живет всего в шестидесяти милях отсюда. Почти соседи. Разве не замечательно, что мы ее нашли?
— О да, — сказал Вилли, с трудом выговаривая слова. Однако даже запьяневший, он ухитрялся сохранять свой лоск. — Повезло, когда я увидел ее фотографию и заметку в газете.
— Какая разница, кто конкретно нашел. Ты — так ты… А вот Пэгги сама нашла нас. Можно сказать, преподнесла сюрприз.
— Я, собственно, искала Реджвуд и вовсе не рассчитывала на что-нибудь другое, — развела руками Пэгги совершенно искренне.
— Разве? — вскинул брови Вилли. — Поэтому и прихватили с собой кое-какие документы?
Пэгги от обиды вспыхнула. Чего красавчик к ней цепляется, будто она ему на хвост наступила, мелькнуло у нее в голове. Она обернулась к Брюсу, рассчитывая на его справедливость, и не ошиблась.
— Оставь ее в покое, Вил! Бог ей судья, а не ты. Раз все так случилось, я поступлю по совести — отправлю документы адвокатам, пусть изучают, хотя, конечно, процедура займет время, да и оплаты потребует.
Пэгги не утерпела и решительно заявила:
— Можете рассчитывать на мое участие в расходах, Брюс, если они понадобятся.
Мельком, но одобрительно Брюс глянул в ее сторону. Не потому, что речь зашла о деньгах, а потому, что незнакомка, судя по всему, человек самостоятельный. Он таких уважал.
— А теперь хватит! — твердо сказал Брюс, даже по столу хлопнул тяжелой ладонью, и обратился к Глории Стоун. — Я хотел бы знать, как ваша подопечная, в каком состоянии?..
— Фактически улучшения нет, — пожала плечами медсестра. — Но сегодня был неважный день. Как будто она чувствует — в доме что-то происходит. Ужасно нервничает. Мне с трудом удалось ее успокоить. Боюсь, ночью обычной дозой снотворного не обойдется.
— Как вы думаете, доктор Бейтс навестит нас? — спросил Брюс. — Вроде он обещал.
— Должен зайти, — ответила медсестра. — Хотя, что он может сделать? Думаю, мы пришли к концу пути, Брюс. Теперь дела пойдут все хуже и хуже…
— О боже! — воскликнула Энн и картинно, как показалось Пэгги, приложила к глазам крохотный кружевной платочек. Вилли неуклюже пытался успокоить девушку: придвинулся поближе, гладя ее волосы, а она уткнулась ему лицом в плечо и тихо всхлипывала.
Брюс несколько раз постучал пальцем по столу, стараясь сосредоточиться. Пэгги наблюдала за столь красноречивым жестом. В нем было что-то гипнотическое, скрывавшее силу и раздражение одновременно.
— Как трогательно, Энн, — сказал наконец он. — Хотя вы едва знакомы… Не расстраивайтесь. Для нее, быть может, это самый легкий выход.
— Ничего не могу с собой поделать, — пробормотала, всхлипывая, девушка. — Я вспомнила, как… умер отец. Вчера, когда Вилли отвел меня к ней, чтобы представить, она так ко мне отнеслась, будто я еще маленький ребенок, который нуждается в материнской ласке.
— Это правда, — рассудительным тоном произнесла Глория Стоун. — Обычно она совсем не реагирует на посетителей, но к Энн явно прониклась. — Сиделка наклонилась к девушке через стол. — Возможно, вам будет лучше, дитя мое, если вы расскажете о своем отце. Выговоритесь — так легче перенести боль утраты.
— Она хорошо отнеслась к Энн, потому что увидела дочь, — перебил сиделку Вилли. — Вот и все! Материнский инстинкт куда убедительней любых доказательств, разве не так?..
Он замолчал, потому что Брюс свирепо уставился на него, его карие глаза потемнели, предвещая опасность. Тишину нарушила Энн.
— Папа был замечательным человеком, — начала она, и все повернулись к ней. — Мягкий по натуре, отзывчивый… Он занимался какой-то важной работой в Спрингфилде. Однажды в воскресенье он приехал меня повидать, и мы пошли кататься на байдарках. Недалеко от нас оказалась лодка с двумя мальчиками. — Девушка вытерла слезы. — Они вели себя как лихачи. Разве могло прийти в голову, что младший не умеет плавать? Когда они перевернулись, старший сразу же вынырнул, а младший… пошел ко дну. Папа бросился за ним в воду и вытолкнул его на поверхность, а сам… Течение потащило его, обрушило на голову бревно, сорвавшееся с камней, и больше я его не видела… — Она безутешно рыдала. — Мне снится это до сих пор… Ужасно…
Вилли схватил со стола одну из белоснежных салфеток, помогая девушке вытереть слезы.
— Успокойся, прошу тебя, дорогая. Отца уже не вернешь…
— Он никогда толком не говорил мне о нашей семье. Для меня стало шоком, когда появился Вилли, и выяснилось, что я из Реджвуда. Я так тоскую по отцу. Он был чудесным, — все еще не могла взять себя в руки Энн.
— Никто и не сомневался, — сказал Брюс. В его голосе прозвучало сочувствие, когда он наклонился к девушке и похлопал ее по маленькой ручке.
Эта женщина стреляный воробей, почему-то решила Пэгги. Она или лучшая в мире актриса, или ее рассказ — чистая правда. Так, значит, я здесь самозванка?.. Но я и правда никогда не слыхала о Реджвуде, пока не получила то письмо. Невольно она отвела взгляд от плачущей женщины — и тут обнаружила, что Брюс пристально наблюдает за ней со странным выражением в глазах. Пэгги опустила голову, на щеках у нее почему-то вспыхнул румянец.
— И когда это случилось? — услышала она голос Брюса.
— Шесть лет назад мне пришлось надеть траур, — ответила Энн. — Ненавижу черное! Не вынесу, если придется снова… — Тут ее опять прервали рыдания.
— Зачем заранее волноваться? — сказал Брюс. — Даст бог, вам траурный цвет не понадобится. — Энн подняла голову с плеча Вилли и благодарно улыбнулась.
Как будто носить черное, подумала Пэгги, самое худшее из случившегося. Впрочем, мысль показалась ей несправедливой, и она бросила в сторону Энн извиняющийся взгляд.
— А как насчет вашего отца? — вдруг спросил Брюс, обернувшись к Пэгги.
Она чувствовала на себе всеобщее внимание. Как легко, оказывается, когда сочиняешь роман, придумываешь за героев реплики, заставляешь их говорить то, что считаешь нужным. И совсем другое дело, если ждут ответа от тебя лично.
— Вы меня слышите, Пэгги? — Властный и требовательный голос Брюса вывел ее из задумчивости.
— Я… не так много знаю о своем отце, — виновато вымолвила она.
— И все-таки! — настаивал Брюс.
Пэгги разозлилась, однако постаралась скрыть ненависть, вдруг вспыхнувшую в ней к человеку, от которого пощады не жди. Пусть будет, как будет, она расскажет все, ничего не тая.
— Меня, должно быть, увезли… отсюда… года в четыре, — спокойно произнесла Пэгги. — В судьбе Энн и моей есть общее, я имею в виду — отец тоже не мог возиться со мной или, скорее всего, не мог содержать материально. Так я оказалась сначала в одном приюте, потом в другом… К счастью, в старших классах школы учительница английского языка обратила внимание на мои сочинения. Она отмечала мой слог, фантазию, словом, поддержала и благословила на писательский труд. Потом мне повезло с издателем. Он тоже поверил в меня и выпустил в свет первую книжку вчерашней школьницы… Что касается отца, я видела его лишь раз на выпускном балу, да и то издали. Он изредка напоминал о себе поздравительными открытками в дни моего рождения. Впрочем, только в школьные годы. Однажды, правда, я получила от него письмо. Оно поразило меня странным признанием. Разве на трезвую голову сообщают дочери, что женитьба ее отца и матери ошибка, за которую та заплатила своим сиротством? Наверное, совесть все-таки мучила его. Он обещал приехать, как только станет известным. Так я узнала — он художник… Три месяца тому назад он умер. Вот и все.