вызвала безотчётный страх. И желание держаться как можно дальше и от Кошмара, и от тех, кто в нём служит. Только вот возможности оставить своё место у него не было…
…В этот день мессир Лейст выбрался погреться на солнышке только после обеда. И опустился на лавочку в таком мерзком настроении, что Варис мысленно взвыл: слушать новости, которые смогли расстроить Дюка по прозвищу Крюк-под-ребро, ему совершенно не улыбалось.
— Детоубийца сдохла… — пробормотал комендант вместо приветствия. — Представляешь?
— Кто такая? — поинтересовался Кулак.
— Да тварь, когда-то отравившая соседку и семерых её детей…
— И что с того? — удивился Варис. — Собаке — собачья смерть…
— На неё последнее время западал мэтр Джиэро… — «объяснил» мессир Лейст. И, сообразив, что Варис ничего не понял, добавил: — Ну, нравилась она ему. Представляю, как он взбесится, когда узнает, что её нет…
— Найдёт себе другую… — пожал плечами Варис. — Что в ней было такого особенного?
— В ней — ничего… — вздохнул комендант. — Да, когда её только привезли, она выглядела сравнительно нормально — у неё была грудь, пусть и небольшая, полные бёдра, ровные длинные ноги. Но за последний год она превратилась в живой труп: тощая, запаршивевшая, седая… Да и с головой у неё стало совсем плохо…
— Ну, и что он в ней тогда нашёл?
— Да не знаю я!!! Нашёл — и всё! Не моё это дело: он — любимчик его величества. И делает всё, что хочет…
— Пусть делает. Вам-то что, мессир?
— Он взбесится — значит, у меня будут неприятности…
— Не обязательно… Хотя… от чего она умерла-то? — спросил Кулак. — Надеюсь, не от недоедания?
— Какого такого недоедания? — мессир Лейст аж подскочил от возмущения. — Всё, что выделяет казна на питание заключённых, тратится на продукты! Мне эти деньги не нужны! А умерла она потому, что он её сам и замучил! Сам! Брал её каждую ночь и терзал с вечера и до утра. А она, хоть и безумна, но всё-таки не железная…
— Тогда вы тут точно ни при чём…
— Да знаю я… Только вот, боюсь, что это мне не поможет…
…Жуткий женский крик, внезапно раздавшийся из бойницы, заставил коменданта удивлённо вытаращить глаза:
— Кого он это?
— Понятия не имею… — честно признался Варис.
Мессир Лейст задумчиво подёргал себя за бородку, немного подумал и вздохнул:
— Да всё равно кого… Видимо, ему уже сообщили… Вот и бесится…
— Успокаивать не пойдёте?
— Н-нет! Сейчас к нему лучше не подходить… Да и в пыточной сейчас… грязновато…
Представив себе эту «грязь», Кулак поёжился. Потом сообразил, что там сейчас находится её высочество принцесса Илзе, и заставил себя перевести разговор на другую тему:
— Кстати, мессир Дюк, а правда, что ваш сын вызвал на дуэль внука графа Эрвела Фарбо?
…Через час после захода солнца Варис решительно подошёл к дверям в Кошмар и изо всех сил врезал по ним кулаком. Потом подождал минуту и врезал снова. А когда за ними раздались звуки шагов, поинтересовался:
— Ключник, это ты?
— Я, ваша милость!
— Сходи в пыточную. Сообщи её высочеству, что солнце давно зашло, и нам пора возвращаться во дворец…
— Как прикажете, ваша милость!
— Давай… Поторопись — уже действительно поздно…
Судя по раздавшемуся за дверью звяканью и приглушённой ругани, криворукий охранник умудрился уронить связку ключей. И теперь, кривясь от боли в сломанных рёбрах, пытался её поднять.
— Что ты там копаешься? — зарычал Варис и от души врезал по двери кулаком. — Бегом давай!!!
— Уже бегу, ваша милость!!! — взвыл Шадур, и за дверью сразу же настала мёртвая тишина.
Покосившись на стремительно темнеющее небо, Кулак заставил себя подойти к бойнице и прислушался. Удивительно — но там, внизу, было тихо. Ни крика, ни стона, ни вздоха…
«Как в усыпальнице… — подумал Варис. А потом, почувствовав тошнотворный запах горелой плоти, вздрогнул: — Нет! Не в усыпальнице! В них пахнет по-другому…»
Стараясь, чтобы со стороны его движение выглядело как можно более спокойным, он развернулся на месте, дошёл до лавки и медленно опустился на неё. Решив, что ждать возвращения Шадура лучше сидя…
…Услышав топот сапог вернувшегося охранника, Кулак дождался, пока проскрипит открывающаяся дверь, открыл глаза, повернул голову направо и поинтересовался:
— Сообщил?
И, увидев выглянувшее из-за двери бледное, как полотно, лицо охранника, мигом оказался на ногах.
— Ва-ва-ва-ша милость! Та-а-ам та-а-акое…
— О чём это ты? — понимая, что произошло что-то из ряда вон выходящее, Варис похолодел: — Ты говорил с её высочеством?
— О-о-она… ме-е-ертва!!!
— Что?! — Кулак мгновенно оказался рядом с Ключником и, схватив его за грудки, от души встряхнул: — Что ты сказал?
— Её вы-ысочество п-принцесса Илзе м-мертва-а-а…
По спине телохранителя покатились капельки холодного пота:
— Веди. Меня. Туда. Живо!!!
— Д-да! К-как прикажете!!! — пробормотал Шадур и тут же сорвался с места. Забыв про боль в рёбрах, про связку ключей, торчащих из двери, и про факел, вставленный в кольцо на стене.
Мысленно проклиная тупость насмерть перепуганного тюремщика, Кулак вцепился в факел, выдернул из замка связку ключей и ринулся следом за Шадуром в жуткую темноту холодного, как ледник, коридора…
…На самом нижнем этаже Кошмара жутко воняло палёным мясом и жжёнными костями. Смрад был таким густым, что прежде, чем войти в пыточную, Варис задержал дыхание. И прищурил заслезившиеся глаза. Потом увидел фиолетовое пятно, висящее в центре комнаты, и мгновенно оказался рядом с ним. Один взгляд на тело, болтающееся в петле, и ему слегка полегчало: широченные плечи, покрытый густым чёрным волосом торс и перевитые мышцами руки, выглядывающие из разрывов женского платья, явно принадлежали мужчине.
Правда, платье, кое-как натянутое на труп, было тем самым. Фиолетовым. С серебристыми вставками под грудью, по краю подола и на рукавах!
«Платье — её… А её самой — нет… И где её искать?» — мрачно подумал Варис. И развернулся к стоящему рядом Ключнику:
— Это не она! Идём её искать…
— Это — не она… — эхом повторил охранник. — Это — мэтр Джиэро… А искать её не надо: её высочество — во-о-он там, за дыбой…
…Для того чтобы осмотреть лишённый кожи и покрытый жуткими ожогами труп, Варису пришлось собрать всю силу воли, удерживать рвущееся наружу содержимое желудка и стараться не представлять то, что творил с её высочеством повредившийся рассудком палач. Однако получалось всё это из рук вон плохо: перед мысленным взором воина мелькали картинки одна другой страшнее, а по лицу и спине струйками тёк холодный пот. Поэтому когда за его спиной раздался трясущийся от страха голос Шадура, Варис был на грани умопомешательства:
— Серьги видите, ваша милость?
— Вижу… — с трудом заставив себя собраться, глухо пробормотал Варис. И, с трудом оторвав взгляд от выжженных глазниц её высочества, приказал: — Проводи меня к выходу. Потом беги к мессиру Лейсту и приведи его сюда. Кроме него в пыточную никого не впускать, ясно?
— Ясно… — кивнул Ключник. И робко поинтересовался: — А вы куда?
— Я? Во дворец… — мёртвым голосом ответил Кулак. — Докладывать его величеству…
Глава 18Аурон Утерс, граф Вэлш
Третий раз правое заднее колесо кареты баронессы отвалилось в паре вёрст перед деревенькой с говорящим названием Топь. Отвалилось качественно — так, что переломилась ось, с обеих дверей поотлетали баронские гербы, а леди Майянка заработала здоровенный синяк под правым глазом.
Полюбовавшись на расстроенное лицо баронессы Квайст, я спешился, подошёл к вознице, в неподдельном отчаянии ломающего руки рядом с каретой, и, по-отечески похлопав его по плечу, расстроенно вздохнул:
— Третий раз за день. В первый день пути… Плохая примета…
Мужик захлопал ресницами, засиял, как ясное солнышко, и радостно воскликнул;
— Ага, ваша светлость! Если день не задался…
— …то вечером жди беды… — поддакнул ему я. — Правда?
— Правда…
— Вот и я так думаю… — Я попинал ногой ни в чём не повинное колесо и… холодно улыбнулся: — Как ты думаешь, по двадцать плетей за каждую «случайную» поломку — это не чересчур?
— Э-э-э… что, ваша светлость?
— Я спрашиваю, шестьдесят плетей для тебя не многовато? Или подождать, пока ты заработаешь сотню?
Возница смертельно побледнел:
— За что, ваша светлость?
— За преданность своим хозяевам… И за попытку помешать мне доставить их к его величеству королю…
— Я… это…
— Старался… — кивнул я. — Молодец. Ты сделал всё, что мог. А теперь слушай меня внимательно: максимум через шесть дней барон Квайст и его супруга окажутся в Арнорде. Даже если для этого мне придётся заставить их передвигаться пешком. Так что твоя «помощь» им только повредит…
— Пешком? — у возницы отвалилась челюсть. — Её милость — и пешком?
— Да… — кивнул я. — Или у тебя есть сомнения, что я, Утерс, сдержу своё слово?
— Н-нет, ваша светлость… — помрачнел возница. Потом затравленно посмотрел куда-то сквозь карету и вздохнул: — Я всё понял… Этого больше не повторится…
— Вот и хорошо… — кивнул я. — Ночевать мы будем в Полесье, так что, как починишь карету, гони её туда…
— А…
— А её милость с бароном Самедом доедут до него верхом…
…М-да. Уже часа через два, задолго до того, как мы подъехали к Полесью, я начал понимать причины, заставившие Размазню прятаться от жены в винных погребах. Леди Майянка была невыносима. Ни в малых количествах, ни в больших. Её раздражало всё — «кляча, на которой она вынуждена ехать», седло, пошитое «невесть кем и невесть как», пыль, поднимающаяся из-под копыт лошадей дозорных, затягивающие небо облака и даже лёгкий ветерок, дующий «прямо в правое ухо». Даже в присутствии меня, человека, арестовавшего её и её супруга, баронесса умудрялась истерить практически без остановок.
А ещё она всячески пыталась замедлить наше передвижение. Сначала — жалуясь на то, что от «такой посадки» у неё устаёт поясница, а потом — заботой о «бедной лошадке» и постоянными остановками по нужде…