Не задел! Но порадоваться этому я не успел — через пару минут, закончив манипуляции с кристаллами, он прикоснулся серебряными нитями к металлическим штырям, торчащим из банок Силы, и меня выгнуло коромыслом.
Несколько мгновений на грани потери сознания — и я, рухнув на ложе и пребольно ударившись щекой, услышал его довольный голос:
— Отлично…
Со словом «отлично» я был не согласен, но бурчать был не в состоянии. И поэтому промолчал. Как оказалось, совершенно правильно — громыхнув чем-то железным, Вельс негромко выругался и затих. А потом до меня донёсся его расстроенный вздох:
— Э-э-эх… Пока я тут вожусь со своими иглами, люди придумывают та-а-акие вещи…
— Какие, Вельс? — тут же поинтересовался я.
Услышав свой любимый вопрос, Брюзга тут же забыл про окружающую действительность и затараторил:
— Человек — это чрезвычайно сложное создание. Для того чтобы разобраться с процессами, происходящими в нашем организме, требуется уйма времени, опытный материал и светлая голова. Нет, не так: требуются сотни лет, десятки тысяч пациентов, а ещё — знания и опыт всех тех мыслителей, которые трудились над схожими проблемами…
…Понять, что именно так удивило Брюзгу, мне удалось только к самому концу процедуры. Когда он решил, что я проникся достаточным уважением к медицине и по достоинству оценил подвижнический труд тех, кто «несёт людям свет и добро».
— Вы понимаете, что эта юная девушка умудрилась вторгнуться в святая святых человеческого тела — его мозг! И не просто вторгнуться, но и создать в нём вторую личность!
— Пожалуй, не понимаю… — признался я.
— В теле этого равсара живут два независимых человека! Один — это он сам. Со всеми его привычками, памятью и жизненным опытом… Второй — тоже он, но несколько другой…
— Несколько?
Брюзга зарычал:
— Когда телом командует первый, по тюремной камере мечется хищник, одержимый жаждой мести! Воин, знающий, кто виноват в том, что он попал в плен, что погибли его вассалы, и лелеющий планы убийства принцессы! Вы бы видели его взгляды, когда она появляется по другую сторону решётки — от них плавится железо и трескаются камни… Однако стоит её высочеству произнести ключевое слово — и этот зверь куда-то пропадает, уступая место верующему, безумно влюблённому в Богиню. Эта новая личность не понимает, что она находится в тюрьме, не помнит, что стоящая перед ним девушка виновна в смерти его воинов и не испытывает никаких чувств, кроме обожания и безумной страсти. Скажите, молодой господин, ну как такое может быть? Куда деваются его мысли? Воспоминания? Ненависть, наконец? Я наблюдаю за ним двое суток — и так ничего и не понял…
— А расспросить саму принцессу не пытался? — поинтересовался я.
— Конечно, пытался… Молчит… И грустно улыбается…
— А что говорит Кузнечик? — зачем-то спросил я.
— Твой Кузнечик — на её стороне. Говорит, что девочке нужно время, чтобы поверить… А где у меня это самое время? Мне же не пятнадцать лет! Понимаешь, я хочу разобраться, как она это делает! И чем скорее — тем лучше…
«Поверить…» — закрыв глаза, мысленно повторил я. И криво усмехнулся: Кузнечик был прав. Впрочем, как всегда…
— Молодой господин, вы меня вообще слышите? — задав какой-то вопрос и не получив ответа, воскликнул Вельс.
— Да, слышу… — буркнул я.
— Во что поверить-то? В то, что я не воспользуюсь этим знанием во зло?
— Знаешь, где она провела весь последний год? — вопросом на вопрос ответил я.
— Где?
— В королевской тюрьме Свейрена. Помогала королевскому палачу выбивать признания из воров, грабителей и убийц. Каждый день, с рассвета и до заката. Без праздников и выходных. Представляешь?
— Н-нет… — ошарашенно выдохнул Брюзга. — И за что её туда отправили?
— В Делирии престол наследуется только сыновьями, рождёнными второй женой правящего короля из династии Рендарров. Сыновей, рождённых первой женой, убивают. А дочерей… дочерей сначала воспитывают Видящими, а после совершеннолетия отправляют в Кошмар. У них нет будущего, Вельс. Никакого. А значит, и веры тоже нет…
— Зачем? — после небольшой паузы спросил Брюзга.
— Насколько я понял рассказ её высочества, всё объясняется очень просто. Первой королевой Делирии становится женщина из рода Нейзер, носитель дара и будущая Видящая. Цель её существования — обеспечить безопасность короля. И всё!!!
— А вторая королева?
— Второй королевой может стать кто угодно. Соответственно, от неё требуется здоровье, красота и плодовитость…
— Вы хотите сказать, что всё это — следствие заботы о чистоте королевской крови и о здоровье рода?
— Да. Близкородственные браки ведут к вырождению. А мужчины из династии Рендарр истово заботятся о будущем…
— Но это… это… это чудовищно!
— Угу… — вздохнул я. И, вспомнив фразу, сказанную мне принцессой Илзе, добавил: — Иарус Рендарр считает, что жизнь — это игра ума. И полное отсутствие чувств…
Глава 33Граф Дартэн Ратский
…Перед поворотом на улицу Роз карета резко дёрнулась вправо. Потом снаружи раздалась ругань кучера, щёлкнул кнут, а мгновением позже — зашелестел покидающий ножны меч.
— Эй, ты! Замри!! Оружие в ножны!!!
Услышав рёв десятника Вакши, граф Ратский раздражённо выругался, сдвинул в сторону занавеску и выглянул на улицу. Пытаясь высмотреть наглеца, который посмел не выполнить приказ сотрудника Тайной канцелярии.
Наглецом оказался молодой воин в изорванной и забрызганной кровью кольчуге, с покрытыми пеплом волосами и на редкость чумазым лицом. Сжимая в руке обнажённый меч, он нёсся следом за каретой и не обращал никакого внимания на приказы догоняющих его всадников.
— Тварь! Остановись!! Я забью твой кнут тебе в глотку!!!
Рассмотрев цвета полуоторванной нашивки на плече самоубийцы, граф Дартэн удивлённо приподнял бровь, а потом зарычал:
— Лорри! Останови карету!! Немедленно!!!
Потом повернулся к сидящему напротив командиру Особой сотни и хмуро поинтересовался:
— Скажи-ка мне, Виллар, что делает вассал графа Гайоса на улице Горшечников, в двух кварталах от городского дома Ранмарков?
Сотник подскочил на месте, виновато посмотрел на начальство, потом метнулся к двери кареты и, высунувшись наружу чуть ли не по пояс, уставился на мальчишку. Несколько мгновений тишины, и граф Дартэн чуть не оглох от его вопля:
— Кот! Лорри! Изар! Взять его! Живо!!!
На улице тут же зазвенела сталь.
Рывком вернув командира Особой сотни обратно на подушки, начальник Тайной канцелярии негромко процедил:
— Кажется, я приказал задержать и допросить всех, кто во время убийства находился в доме Ранмарков…
— Мои воины сделали всё, что было в их силах… — виновато глядя в пол, буркнул Виллар Зейн.
— Всё? — зарычал начальник Тайной канцелярии. — Тогда откуда тут взялся этот мальчишка?
— Ваша светлость, осмелюсь напомнить вам, что граф Гайос отправил вдогонку за убийцами своего сына два десятка солдат. И они покинули дом ещё до того, как мои воины въехали в Серебряную слободу. Соответственно, задержать этих людей у них не было никакой возможности…
— А, точно… — пробормотал граф Дартэн, потом задумчиво постучал пальцами по своему колену и прислушался к происходящему на улице.
— Вот так-то лучше… Хватит дёргаться, а то я разозлюсь…
— Отпустите меня! Немедленно! Я выполняю приказ своего сюзерена, коннетабля его величества графа Гайоса Ранмарка…
— А нам плевать, чей приказ ты выполняешь! Ещё одна попытка вырваться — и получишь рукоятью меча по голове!
— Кажется, ты прав, Виллар! — пробурчал начальник Тайной канцелярии. И, услышав злое сопение придавленного к земле мальчишки, решительно толкнул дверь кареты и выбрался наружу: — Поднимите его на ноги и подведите сюда! Ну, живее, живее!
Воин тут же оказался на ногах и, морщась от боли в заломленных за спину руках, повернулся к карете:
— Э-э-э… граф Дартэн?
— Молодец… — холодно улыбнулся граф Ратский. — Узнал…
— Вас трудно не узнать, ваша светлость… — усмехнулся воин. И, вытерев лицо о собственное плечо, гордо вздёрнул подбородок: — Простите, ваша светлость, а с каких пор сотрудники Тайной канцелярии арестовывают ни в чём не повинных людей?
— Ты не арестован, а задержан. Для небольшого, но очень содержательного разговора. Так что залазь в мою карету… Живо!
— Втолкнуть меня в вашу карету не так сложно. Но разговора ни в ней, ни где-нибудь ещё не будет! Ибо я умру, но выполню приказ своего сюзерена…
— Я сказал — живо!!!
— Буду говорить только после получения соответствующего приказа от графа Гайоса Ранмарка! — отчеканил мальчишка. — А сейчас прошу меня извинить…
— Твоя верность своему сюзерену достойна уважения! Но прежде, чем отказываться выполнить приказ начальника Тайной канцелярии, тебе бы стоило подумать, чем это тебе грозит…
— Я — воин… — гордо усмехнулся мальчишка. — И не отступлю от данного слова, чем бы мне это ни грозило…
— Лезь в карету!
— Только для того, чтобы помолчать…
Заметив, что сотник Зейн начал поднимать руку, сжатую в кулак, начальник Тайной канцелярии отрицательно покачал головой:
— Не торопись, Виллар!
Потом подошёл вплотную к вассалу коннетабля и еле слышно произнёс:
— Четвёртое убийство за десять дней, мальчик! Камерарий его величества, королевский казначей, начальник королевской гвардии и… восемнадцатилетний юноша, не дослужившийся даже до чина камер-юнкера…[103]
— И что с того, ваша светлость?
— М-да… Думать ты не хочешь… Ладно, скажу сам: целью убийц, пробравшихся сегодня в ваш дом, был не граф Алатейя, а его отец и твой сюзерен, королевский коннетабль Онгарона граф Гайос Ранмарк!
— Возможно, вы правы, ваша светлость! — юноша пожал плечами. — Но какое это имеет отношение к приказу лезть в вашу карету?
— Мне нужна информация о том, где ты был и чем занимался! — ответил граф Дартэн, изо всех сил стараясь удержать себя в руках. — Каждая минута молчания уменьшает вероятн