Выслушав меня, Илзе Рендарр пожала плечами и улыбнулась:
— Вы дали мне клятву Жизни. Я её приняла…
— Да, но… вы — девушка, а я — мужчина… — чувствуя себя последним придурком, пробормотал я. — Значит, вы должны… ну… вести себя… как-то иначе…
Её высочество посмотрела куда-то сквозь меня, а потом вздохнула. Так горько, что у меня оборвалось сердце:
— За первые пятнадцать лет моей жизни я не встретила ни одного человека, которому могла бы доверять. Сколько себя помню, я всегда была средством для достижения чьих-то целей. Для отца — побочным отпрыском его рода, единственным будущим для которого может быть смерть в Кошмаре. Для матери — инструментом, способным облегчить работу с придворными и послами сопредельных королевств. Для брата — тоже инструментом. Сначала — позволяющим манипулировать его противниками. А потом — способным помочь ему перехватить управление сознаниями скорректированных мамой дворян… Любой инструмент имеет срок жизни — говоря иными словами, я знала, что в любой момент могу стать ненужной. И кто-то из стражников, придворных или слуг, которые меня окружали, исполнит приказ на моё устранение… Единственным человеком, к которому я не боялась поворачиваться спиной, была моя наперсница Адиль. И то только потому, что я её скорректировала… Вы и ваша семья — другие. Я уверена в том, что ни один из вас не сделает мне ничего дурного. Поэтому и не боюсь. И… по-настоящему счастлива…
…Вечером того же дня, устроившись на придвинутом к дверям топчане и наблюдая за тем, как принцесса расчёсывает волосы, я попытался поставить себя на её место.
Вместо королевского дворца Рендарров я представил себе дворец Вильфорда Бервера, вместо Кошмара — Последний Приют, а вместо принца Коэлина — принца Ротиза, маркиза Лиеннского.[111] День в тюрьме, вечер — в компании мечтающего о троне принца, ночь — в коротком забытье на своей кровати. Картинка получалась настолько страшной, что у меня испортилось настроение. А потом в моей памяти вдруг прозвучала одна из фраз, сказанная принцессой во время рассказа о своей жизни до побега из дворца:
«…А через четыре месяца после возвращения из ущелья Кровинки отец отправил меня в Кошмар. Даже не дождавшись моего совершеннолетия…»
Видимо, зубами я заскрипел слишком громко, так как принцесса уронила гребень, прислушалась к тишине за дверями комнаты, а потом вопросительно посмотрела на меня:
— Что-то случилось, граф? На вас лица нет…
— До меня только что дошло, что в прошлом году, вернув вас вашему отцу, я, по сути, отправил вас в Кошмар…
Принцесса отложила в сторону гребень, закусила губу, а потом вздохнула:
— А что, у меня были другие перспективы?
— Ну, если бы я оставил вас в нашем замке…
— Тогда мой отец не поверил бы в то, что вы — Видящий, и ни за что не увёл бы армию из захваченной крепости…
— Во что бы не поверил? — вытаращив глаза, переспросил я.
— В то, что вы — Видящий! — повторила принцесса. И слегка покраснела.
— Я — не Видящий. И вы это знаете не хуже меня… — начал было я. И тут же заткнулся: до меня дошёл смысл второй части сказанного её высочеством предложения: — Вы хотите сказать, что Иарус Рендарр увёл армию из Запруды только потому, что решил, что я — Видящий?
Принцесса удивлённо посмотрела на меня:
— А вы думаете, что он испугался вас и армии Вильфорда Бервера? Отец — воин! И прекрасно понимает, что любая война — это риск. Он готовится к ним загодя. Изучая не только местность, в которой ему придётся воевать, но и сотни вещей, на первый взгляд никак не связанных с планируемой кампанией. Вспомните — он захватил крепость, считавшуюся абсолютно неприступной. И сделал это, не потеряв даже сотни солдат. Отец всегда добивается своих целей. И отступает только для того, чтобы атаковать с другого направления…
— Какое отношение… э-э-э… таланты вашего отца имеют к тому, что я — Видящий? — дождавшись первой же паузы, спросил я.
— Самое прямое: отец не любит неоправданный риск. И боится только покушений — их невозможно предугадать заранее. В своём дворце он практически ничем не рискует: королева Галиэнна, моя мать, держит под контролем чуть ли не всех тех, кто имеет хоть какую-то возможность покуситься на его жизнь…
— То есть там, в ущелье Кровинки, он счёл риск неоправданным?
Принцесса кивнула:
— В отсутствие моей матери вы могли сделать личиной любого из его воинов…
— Я — не Видящий!!! — невесть в который раз повторил я. — И вообще, с чего он вообще это взял?
— Я ему сказала… — буркнула принцесса Илзе. И покраснела. Так, как будто призналась мне в любви…
«Всё равно я не должен был вас отдавать…» — мысленно буркнул я. И ошалело уставился на её высочество: она смотрела на меня так, как будто услышала эту мысль!
…Принцесса Илзе уснула где-то через час. А я, лёжа на спине, таращился в темноту и пытался понять, что мне делать дальше: фраза «Отец всегда добивается своих целей. И отступает только для того, чтобы атаковать с другого направления» здорово действовала мне на нервы.
Нет, ничего нового в ней не было: в том, что Иарус Рендарр не отказался от желания завоевать Элирею, я даже не сомневался. Просто я вдруг сообразил, что король Делирии — отец девушки, которой я дал клятву Жизни. То есть его жизнь стала для меня неприкосновенной!
«Да, но она, уйдя из дома, отказалась от семьи…» — возмущался внутренний голос.
«Она ушла из дома потому, что не хотела становиться соучастником убийства своих родителей… — возражала ей совесть. — Значит, она считает Иаруса Рендарра своим отцом…»
Логический тупик, в который я себя загнал, выхода не имел: любое действие, в результате которого Молниеносный мог лишиться жизни, стало бы нарушением данной принцессе клятвы. А любая попытка моего бездействия в случае войны с Делирией — нарушением как вассальной клятвы, данной королю Вильфорду, так и клятвы, данной моему отцу.
«Надо что-то делать…» — отчаявшись найти выход из создавшегося положения, я мысленно застонал. А через минуту, почувствовав прикосновение к своему лбу, вцепился в рукояти лежавших в изголовье мечей. И вскочил… Вернее, попытался вскочить. Но, увидев над собой знакомый силуэт, вовремя остановился:
— Ваше высочество, вы?
— Я… Вы застонали, и я подумала, что вам снится кошмар…
— Это был не кошмар… — вздохнул я. — А мысли о будущем…
— Всё будет хорошо… — прошептала принцесса Илзе. И я вдруг почувствовал, что она улыбается…
…За окном было шумно: орал какой-то придурок, лязгало железо, ухал молот кузнеца и брехали собаки. Открыв глаза, я потянулся, откинул в сторону дорожный плащ, который использовал вместо одеяла, и сел.
— Разминаться будете? — повернувшись лицом ко мне, негромко поинтересовалась принцесса Илзе.
— Угу… — кивнул я. И, оглядев комнату, потянулся за мечами: единственным комплексом, который можно было отрабатывать в этом закутке, был комплекс «Эхо в теснине», предназначенный как раз для отработки техники ведения боя в ограниченном пространстве.
— Простите, граф Аурон, а вы бы не могли сначала проводить меня… во двор?
Я тут же оказался на ногах. И, натянув на себя поддоспешник и кольчугу, потянулся за сапогами…
— И… вы не могли бы одеваться, повернувшись ко мне спиной? — еле слышно попросила принцесса. И как только я отвернулся, вскочила на ноги. А потом вздохнула: — Если отхожее место окажется занятым, то я… потеряю лицо…
— Надо было меня разбудить… — отодвинув топчан от двери, буркнул я.
— Вы так сладко спали…
— Значит, в благодарность за вашу заботу мне придётся совершить подвиг! — хмыкнул я.
— Освободить для меня отхожее место? — расхохоталась принцесса. И, ойкнув, вылетела в коридор.
Я рванул следом. И чуть не сбил с ног увернувшегося от её высочества Колченогого Дика:
— Ваша… э-э-э… — пробормотал Дик и, сделав вид, что видит меня первый раз в жизни, уставился мне за спину: — Слышь, Молот! На надвратной башне чёрный вымпел подняли…
— Не может быть… — удивлённо отозвался Нодр. — А с кем война-то?
— Говорят, с Онгароном: Бадинет Ленивец объявил…
— Он что, с ума сошёл? — заорал кто-то из постояльцев и, чуть не сорвав дверь с петель, выскочил в коридор: — Сто двадцать лет мира — и война?
— Не может быть! — рявкнули из комнаты перед самой лестницей. — Бабка Бадинета — урождённая Бервер! Какая между нами может быть война?
— Я только что говорил с начальником караула Восточных ворот… — пройдя мимо меня, пробормотал Колченогий. — Он утверждает, что несколько дней назад в Малларе были убиты камерарий его величества, королевский казначей и начальник королевской гвардии. И что убийцами оказались люди графа Орассара…
Жестами приказав Дику присматривать за нашей комнатой, я выбежал во двор и, проводив взглядом забегающую в отхожее место принцессу, уставился на чёрный вымпел, реющий над надвратной башней.
Через пару минут дверь распахнулась, и рядом со мной возник Бродяга Отт:
— Бред какой-то… — буркнул он. И тоже уставился на вымпел.
— Седлайте коней… — приказал я. — Я и десяток Клайда Клешни выезжаем через… полчаса. Ты и твои люди поедете в Вэлш. Отвезёте… мою спутницу. Думаю, к тому времени, как вы туда доберётесь, или отец, или я отправим вам почтового голубя…
— А как же Серый клан, ваша светлость?
— Не до них… — вздохнул я. — Мне надо быть в Арнорде. И как можно быстрее…
Отт кивнул, сорвался с места и исчез за дверью. А я хмуро уставился на идущую по двору принцессу.
— Что-то не так? — остановившись в шаге от крыльца, поинтересовалась она.
— Ваша милость! Вы немедленно уезжаете обратно в Вэлш… — всё ещё обращаясь к ней, как к своей хозяйке, буркнул я. И взглядом показал ей на вымпел. — Король Онгарона Бадинет Нардириен объявил Элирее войну…
Принцесса побледнела, потом схватила меня за руку и в буквальном смысле слова поволокла меня вверх по лестнице. По направлению к нашей комнате. Упираться я, конечно же, не стал.