ерковь Спаса в монастыре Хора (мечеть Кахрие), перестроенная из более древнего храма в конце XIII - начале XIV в. [4]
В этих зданиях купол значительно расширен, соответственно расширено подкупольное пространство, где совершалась литургия. Устои были поэтому усилены, они как бы расступились. Боковые части храма сократились. Вследствие этого храм стал замкнутым и из общественного здания превращался в храм, предназначенный для узкого круга молящихся - для феодальных верхов: ктитора храма, его семьи и приближенных. [5] Именно для них были устроены в храме монастыря Хора маленькие молельни (в северной части храма и в южном конце нарфика). В этом отношении очень показательны маленькие церкви и церкви-усыпальницы, которые строила для себя в столице византийская знать в XIII в XIV вв.[6] Особенно интересна маленькая погребальная церковка (всего 8.5x5.5 м), пристроенная в 1312 г. к храму Марии Паммакаристы. Церковка эта в уменьшенном виде (как бы в миниатюре) воспроизводит четырехстолпную крестово-купольную композицию с хорами, где, однако, все части здания ничтожны по размеру. Три купола на высоких барабанах, многочисленные вертикальные членения, три яруса ниш апсид - все это дезориентирует относительно подлинных масштабов здания и порождает ощущение монументального храма. Сказанное также было одной из тенденций нового архитектурного стиля.
Миниатюрные молельни, аскетичные внутри, зато богато разработанные, нередко пышно украшенные снаружи, предназначались для узкого семейного круга. [7] Появление и обычность их были, возможно, связаны с идейным течением, зародившимся в после иконоборческое время в монастырях Афона и постепенно на протяжении XI - XIV вв. распространившимся по всему христианскому Востоку. Это была схоластическая богословская концепция, тяготевшая к мистике, известная под именем исихазма (от греч. nouxia - покой). Исихазм требовал отрешения от земного мира, призывал к индивидуальному общению с божеством, непознаваемым разумом, - единению, доступному лишь избранным. Эта была концепция реакционная и пассивная по существу своему. Пустивший глубокие корни в среде феодальной знати, исихазм в 1351 г. был официально признан и церковью. Миниатюрные формы позднесредневековой архитектуры были обязаны, полагаем, именно этому идейному течению.
Рис. 19. Фессалоники. Храм Панагии Халкеон, освящен в 1028 г. Общий вид.
Победе религиозно-мистических идей исихазма способствовала их социальная направленность: в той или иной мере эти идеи, поощрявшие пассивность, притупляли классовое самосознание масс, отвлекали их от социальной борьбы и тем самым отвечали интересам феодальной знати - светской и церковной. [8] Идеи исихазма носили ясно выраженный реакционный характер. Монахи и молящиеся из среды богачей и знати с их ближайшим окружением стремились к уединению в очень ограниченном и мрачном, нарочито слабо освещенном, мистически замкнутом пространстве ничтожных по размеру церквей-молелен. [9] Свое мастерство и природный реализм зодчие могли проявить лишь за пределами интерьера - не внутри, а снаружи церкви, освещенной лучами солнца, там, где яркости и оптимизму уже ничто не препятствовало. Мрачный интерьер церкви контрастировал с ее богатым внешним обликом, обращенным к миру.
В зодчестве другого крупного центра Византии, второго по величине и значению в империи - Фессалоник наблюдается тот же процесс развития, что и в столице. [10] В зрелом и полнокровном виде новый архитектурный стиль представлен здесь выдающимся произведением византийского зодчества храмом Панагии Халкеон, освященным в 1028 г. (рис. 19). По своей композиции - плановой и пространственной - здание очень близко столичным храмам X - XII вв. и также воспроизводит сложный вариант крестово-купольной системы. Храм двухъярусный, с хорами, освещенными двумя куполами (в столице такая композиция известна лишь в начале XIV в. - в церкви 1312 г. монастыря Марии Паммакаристы). Храм выделяется очень высокими пропорциями. Черты новой архитектуры здесь особенно рельефно выражены. Это резкая повышенность центрального объема, порождающая пирамидальность всей композиции, острые фронтоны, подчеркивающие устремленность ввысь всего здания; примечательна глубокая расчлененность фасадов трехступенчатыми в плане лопатками (пилястрами), причем в двух планах; особенно энергично был расчленен верхний ярус. Поток членений придает пластичность всем фасадам, которые трактованы как заполнение основного каркаса здания; членения эти не только обогащают наружные формы храма, но как бы объединяют его интерьер с внешним миром. Прежняя его замкнутость и отрешенность отходили в прошлое. Храм теперь следовало созерцать не только изнутри, но и снаружи. Разработка фасадов храма Панагии была созвучна всей его архитектурной идее.
Три других крупных памятника монументальной архитектуры Фессалоник относятся к более позднему времени. Это храм Пантелеймона (мечеть Исаакие) XII в., храм Екатерины (мечеть Якуб-паша) конца XIII в. и храм Апостолов (мечеть Сууксу) также конца XIII в. В них получили дальнейшее развитие те особенности, которые были выработаны в византийской архитектуре X и XI вв.: еще больше сконцентрировано внутреннее пространство, еще сильнее выражена высотность композиции; все три храма окружены галереями в виде полуоткрытых ажурных портиков, где преимущественно и размещались прихожане; для всех трех храмов характерна глубокая расчлененность фасадов двух- и трех-ступчатым обрамлениями окон и филенок. Расчлененность эта все больше усложнялась, в чем также сказывалась определенная тенденция архитектурного процесса.
Таковы основные черты развития архитектурной композиции в центральном районе Византии в X и XI вв. и в последующее время. В этом процессе особенно проявились две тенденции - к максимальному объединению внутреннего пространства и к повышению пропорций, усилению вертикали в общей компоновке масс.
В прямой зависимости от основных принципов собственно архитектурной композиции находились и те изменения, которые претерпевало понимание архитектурной плоскости (фасадов), - всего того, что формирует облик архитектурного произведения. Суть этих изменений сводится к выработке системы каркаса здания в виде столбов, при которой стены становятся заполнением промежутков между ними. Ощущение сплошного монолитного фасада вследствие этого почти исчезло уже в храме монастыря Липса, как и в Мирелайоне, фасады которых состоят из выступающих членений и непрерывных проемов. При такой системе усиливалась роль основных устоев каркаса, выступающих на фасаде в виде лопаток или даже полуколонн (в Мирелайоне), а с другой стороны, утоньшались стены, соединяющие столбы-устои. С течением времени эти изменения неизбежно прогрессировали. Оконные проемы умножались, их расширяли и стали делать трехчастными. Стены благодаря этому приобретали своего рода «ажурность», которая как бы связывала интерьер с окружающим пространством. Фасад, изолировавший интерьер, окончательно утратил свое прежнее значение. То, что было характерно для интерьера, постепенно вынесли наружу. Вместе с тем все более усложнялись и профиль устоев и обрамлений проемов - они стали уступчатыми; стены как бы отодвигались на второй план, создавалось ощущение перспективности, которая усиливала светотеневые контрасты на фасадах, порождала их пластичность. Панагия Халкеон в Фессалониках дает блестящий тому пример. Это было одним из наиболее ярких проявлений нового течения в византийском зодчестве на протяжении всего рассматриваемого времени - с X до XIV столетия. [11]
Особенно рельефно все это сказалось на последнем этапе развития византийского зодчества - в XIII и XIV вв.: в то время мы наблюдаем усложнение ритма в разработке фасадов (о чем можно судить по фасадам нарфика Килисе-джами в столице и по очень своеобразно разработанным галереям храмов в Фессалониках - Екатерины и Апостолов), наблюдаем отход от установившейся схемы фасадов и стремление наделить архитектурные произведения индивидуальностью. Почти каждый из названных памятников показателен в этом отношении.
Важно отметить и еще одну черту архитектуры того времени, тесно связанную с остальными, - обилие и разнообразие декора, ибо храм, как уже говорилось, должен был привлекать не только тем, чем он был внутри (а доступен он был немногим), но и внешностью. В этом несомненно сказывались перемены не только в архитектуре, но и во всей социальной жизни Византии. Надо заметить, что сказанное не было исключительным явлением: аналогичные процессы в силу сходных условий совершались и в архитектуре других стран средневекового мира, но в иных формах. Однако декор был тесно связан с собственно архитектурой и не противоречил ей. О некоторых элементах декора уже шла речь: многоуступчатые тяги, выделяющие основные членения фасада и его проемы (окна, входы); столбики, разделявшие окна и украшенные резьбой. Появились и новые декоративные средства, значение которых все более возрастало. Имеется в виду использование на фасаде цвета, как и узорочья, выложенного из кирпича.
Цветной декор выражался прежде всего в цветных эффектах самой кладки. Раннесредневековая кладка opus mixtum в виде чередования слоев кирпича и светлого камня превращалась в декоративную: ряды камня становились лишь вставкой в сплошную кирпичную кладку, притом число рядов камня постепенно увеличивалось за счет рядов кирпича (например, в южной церкви монастыря Липса и других постройках эпохи Палеологов, дающих прекрасные образцы такого декора). В XIII в. появилось и сочетание кирпичной кладки с инкрустацией в нее камня, образующего самые различные узоры (например, южная церковь 1312 г. в монастыре Марии Паммакаристы).
Применение цвета в поздневизантийской архитектуре выражалось и в узорчатой кирпичной выкладке, становившейся все более популярной, а вместе с тем и все более усложнявшейся. Кирпичные узоры появились в Византии еще в начале X в., но особенно излюбленными стали они в эпоху Палеологов (см., например, южную церковь монастыря Липса и храм Апостолов в Фессалониках, 1312 - 1315 гг.). Другим видом цветного декора были яркие глазурованные фигурные изразцы (обычно в форме четырехлистника), образующие на фасадах фризы, обрамления окон, арок и пр. (например, в Текфур-Серае - дворце Палеологов).